На сцену вышли несколько волшебников, полностью забрав на себя внимание Эмиля. Один из них держал в руках старенькую гитару, второй проверял кахон, третий стоял возле первого, внимательно объясняя ему что-то тихим шёпотом, бубен в его руках иногда позвякивал от неосторожных движений музыканта. Заметив артистов, Мин едва коснулся плеча Камиллы, девушка мгновенно обернулась.
– Музыканты скоро начнут своё выступление, – улыбнулся парень.
Обернувшись по сторонам, волшебница улыбнулась в ответ.
– И правда. Хотя, постой… – внимательно рассмотрев лица стоящих на сцене, Камилла нахмурилась. – Это ведь выпускники.
– И я вижу на сцене президента «Крыльев» . Намечается что-то серьёзное? Хэй, Кайл.
– Ась? – отвлекшись от оживлённого монолога с Эмилем, волшебник повернулся к азиату. – В чём дело?
Мин кивнул в сторону сцены, и Кайл тоже задумался, Эмиль подключился к их негодованию.
– Что происходит?
– Выпускникам в лофте выступать некогда, обычно приходят перваши из музыкального клуба или начинающие театралы, иногда прикладники, а сегодня взрослые курсанты, – спокойно объяснила Ника.
– Да и президент просто так не приходит, – добавил Кайл.
– Всем здравствуйте! – крикнул со сцены парень с бубном.
Гул начал постепенно таять в воздухе, а на сцену один за другим устремились любопытные взгляды. Музыкант выглядел старше других артистов, его угловатое лицо взрослила небольшая щетина, русые волосы были прилежно причёсаны, но в глазах отражалось горячее молодое сердце.
– Кто это? – робко спросил Эмиль.
– Президент, – шепнул ему Мин, легонько толкнув в плечо. – Его зовут Олан. Он, кстати, в этом году заканчивает академию и пробуется на один из трёх взрослых рангов.
– Вау.
– По специальности «Прикладное волшебство», – присоединилась Камилла и, заметив недоумевающий взгляд новичка, добавила. – Он будет выступать за гильдию на «Волшебных играх» .
– Разве он уже не выступал на них в прошлом году вместе с Кэтсу?
– Выступал, но по юношескому рангу.
– Добрый вечер! – ещё раз выкрикнул президент.
Толпа наконец-то успокоилась, Олан продолжил.
– Что я могу сказать, друзья? Это наш первый сбор после тяжёлого военного похода против «Ивовой тени», и сегодня я бы хотел начать его со слов благодарности всем, кто осмелился защитить гильдию в такое сложное время. В нашем зале… – оглянувшись вокруг и не увидев силуэт юного гения, президент напрягся. – …и даже если в нашем зале нет людей, героически сражавшихся против врага, мы будем их помнить. Да. Вот. Что ж…
Интересовали ли Кэтсу чьи-то слова благодарности? Очевидно нет. Больше всего сейчас ему хотелось увидеть ту, с кем он сражался спиной к спине и бросил в такой неподходящий момент. Выждав удачного момента, а именно – исчезновения отца за сценой, волшебник проворно улизнул через служебных вход сначала из лофта, а затем и из гильдии. Утренний лёгкий дождь к вечеру быстро превратился в ливень, но Кэтсу никогда не боялся воды, наоборот же, ему нравилось гулять под дождём, чувствовать кожей холодные капли, промокать до дрожи, а потом сушиться дома за кружкой чая с лавандой. Вытянув руку вперёд, волшебник сделал глубокий вдох и резким движением разжал пальцы – капли воды на секунду зависли в воздухе.
– Куда же вы так торопитесь? – прошептал Кэтсу на придыхании, наблюдая за тем, как воды вокруг него становится всё больше, и маленькие капельки стремительно превращаются во влажный толстый обруч. – Всё равно ведь разобьётесь, глупые.
Рука волшебника расслабленно упала, а вместе с ней с громким всплеском упало и большое кольцо, разбившись об уличную грязь.
Каждый раз, когда начинается дождь, умирают сотни капель. Для чего они так стремятся на землю? Разве они не знают, что им предстоит разбиться вдребезги? Разве не понимают, что их останки сольются в лужи, по которым небрежно будут шлёпать солдатские сапоги, и никто на земле больше не вспомнит об их существовании? Наверное, они руководствуются лишь чувством свободного падения – сладким, убийственно-ложным ощущением этого кратковременного полёта. Полёт… Попробуй хоть раз подняться в небо, и поймёшь, какое сильное оно вызывает привыкание.
Именно оно снилось сейчас раненому драгоплюму в подземельях гильдии. Драгоплюмов редко можно было встретить в дикой природе – небольшая их часть населяла остров Игарра, остальные же сородичи предпочитали дикие земли Улунгды. Дело в том, что животным нравились прибрежные скалы и фьорды, а их в Азалии было не слишком много. Острову Игарра же очень повезло – большая его часть была окружена высокой стеной из прибрежных скал, что и помогло ему стать пристанищем для драгоплюмов. Днём им нравилось резвиться в тёплых порывах солёного ветра, заныривать в воду, выписывать в воздухе незамысловатые петли, но на ночь предпочитали уходить в пещеры и подземелья, где у них находились гнёзда.
В условиях гильдии животные содержались в просторном подземелье с небольшими выемками, имитирующими гнёзда. Здесь драгоплюмы были другими. С детства приученными к уздечке и каждый к своему наезднику. Как правило, наездников в лётной школе старались не менять, так как интеллект драгоплюма был сравним с человеческим, а значит и характер у него обладал вполне человеческими качествами. Это значит, волшебник не мог просто так оседлать любого, для начала наезднику нужно было завоевать его доверие, заставить себя уважать и в процессе, было бы неплохо выжить, ну и не оказаться сброшенным на землю с восьмидесятифутовой высоты. Такое случалось не всегда, но случалось. Особенно часто случалось в работе с драгоплюмом по имени Люмия, которая сейчас мирно дремала в своём гнезде под шёпот дождя.
Эта особа отличалась отвратительным капризным характером и часто приносила подарки в виде огромных проблем. Будучи доставленной сюда уже в зрелом возрасте из-за травмы крыла, она стабильно калечила ветеринаров и наездников, пытающихся наладить с ней контакт – последних не нарочно. Её стиль полёта, если его можно было так назвать, был мало кому под силу. Она в считанные минуты набирала максимальную скорость, после чего в неё вселялся дьявол – животное либо начинало по неизвестным причинам крутиться вокруг своей оси, либо внезапно переходило в вертикальную плоскость. Иногда Люмия могла забыть, что на ней находится наездник и спикировать в воду, иногда выписать мёртвую петлю, когда её об этом никто не просил, но причиной её нахождения в гильдии была практически «неземная скорость», которую драгоплюм могла развить за считанные секунды. Мастер долго искал человека, способного поладить с этой свободолюбивой бестией, и нашёл его совершенно неожиданно в своём сыне, от чего, к слову, был не в восторге. Ещё больше не в восторге от этой новости была Лин.
По неизвестным причинам эти двое сработались. Возможно это произошло из-за мании Кэтсу совершать то, чего никто ещё не совершал, а может и из-за его отсутствия здравого смысла, потому что тот иногда придумывал в воздухе такие финты, что Люмия сама бы покрутила пальцем у виска, если бы у неё были пальцы. Да, её «уникальный» стиль заставлял волшебника время от времени седеть или сразу после приземления искать ближайшие кусты, но зато у Кэтсу была скорость, у него была «та самая» Люмия, да и Люмия, впрочем, со временем стала летать помягче, жалея своего наездника. Драгоплюм, которую считали абсолютно неспособной к социальному контакту, постепенно училась сочувствию и взаимопониманию, общению, уважению и другим важным вещам, которые, почему-то, работали только в случае с Кэтсу. Остальные продолжали летать вниз с восьмидесятифутовой высоты.
По сырому коридору подземелий послышались чьи-то осторожные хлюпающие шаги. Люмия настороженно встрепенулась и огляделась вокруг – ничего подозрительного не было. Каменные стены слегка подсвечивались, вода в корытце оставалось неподвижной, но уши всё ещё улавливали чьё-то настойчивое приближение. Наконец, когда шаги затихли, Люмия повернула голову в сторону тоннеля, ведущего к её гнезду и, увидев неожиданного гостя, встала.
– Это я, – отозвалось из тоннеля, и драгоплюм, различив знакомый голос, успокоилась.
Кэтсу прошёл внутрь и улыбнулся. Тусклый свет озарял его уставшее лицо, бликами играя на прилипших к лицу мокрых прядях. Подойдя ближе, он с наслаждением провёл рукой по её пернатой шее, в ожидании скорого воссоединения. Люмия наклонила свою длинную плоскую морду и прислонилась щекой к мокрой ладони, и что-то на секунду её обожгло, лёгкий, еле различимый свет пробежал по венам и, достигнув самого сердца, потух. Кэтсу сделал глубокий вдох и, откинув голову назад, наконец расслабился. Это была их связь. Для наездника она как вода, как воздух, её невозможно было разрушить ни временем, ни расстоянием. Прервать общение со своим драгоплюмом было сравнимо с миссией в пустыне, где каждый шаг приходится бороться с сильной жаждой. Это были не просто напарники – в воздухе наездник с животным становились единым целым. Именно поэтому, в случае смерти одного из них, другой предпочитал больше никогда не возвращаться в небо.
Связь была установлена, теперь они могли слышать и понимать мысли друг друга. Это был другой уровень отношений. Слова ещё возможно запереть в клетку, но мысли всегда остаются неуловимыми, потому как бы не старались наездники, драгоплюмы всё равно знали их истинную сущность в самых мельчайших подробностях. Не каждый мог решиться на такой серьёзный шаг – доверить кому-то свой внутренний мир до последней крупинки.
– Как ты здесь? – полушёпотом спросил волшебник, голос его эхом разлился в воздухе, отскакивая от каждого камушка.
Люмия нагнулась ещё ниже, опустила на землю перепончатое крыло и пригласила наездника прилечь. По её мнению, Кэтсу выглядел неважно, что было неудивительно. Драгоплюм впервые видела приятеля после болезни, и волновалась за него не меньше, чем он за неё. Получив мысленный сигнал, волшебник кивнул в знак благодарности и послушно расположился на широко раскинутом крыле. В воздухе было не до того, чтобы разглядеть её крылья в полной мере, но на земле они казались такими большими, хотя и сама Люмия была отнюдь не маленькой. Драгоплюм только в холке достигала трёх метров, и мы не берём уже в расчёты длину хвоста с перепончатым плавником на конце. К слову, эта была основная причина строгого отбора наездников по росту.
Люмия снова отправила сигнал, Кэтсу недовольно замычал и перевернулся на бок.
– Не отчитывай меня, я в порядке. Нет, я не замёрз. Дождь – это пустяк. Да ну хватит, в самом то деле, не прикидывайся, что волнуешься из-за лёгкого дождика, ты меня в открытый океан бросала пару раз.
Каждая фраза произносилась с характерной паузой, потому что была ответом на очередной мысленный сигнал драгоплюма.
– Я просто устал, серьёзно. Я трясусь?
Где-то вдалеке упала капля, затем ещё одна, звук доносился точечно.
– А, да… Слушай, и правда.
Люмия неодобрительно фыркнула, и Кэтсу почувствовал, как крыло под ним начинает постепенно подниматься. Быстро уловив мотивы драгоплюма, волшебник перебрался к ней на спину, прежде чем его полностью укрыло большое крыло. Волшебник задремал, выслушивая новые сигналы. Он с наслаждением зарывался пальцами в мягкие желтоватые перья, прижавшись к широкой горячей спине и чувствовал, как его клонит в сон.
– Если бы ты знала, как я рад тебя видеть, – прошептал Кэтсу, и улыбка сама невольно очутилась на его лице.
С ней не обязательно нужно было говорить громко, с ней вообще можно было ничего не говорить, она бы и так услышала каждую его мысль, просто со словами было как-то привычнее.
– Эмиль… Чёрт возьми, откуда он вообще взялся? Нет, я даже думать не хочу о том, что буду делить с ним арену, ещё и отца. Что? Нет, что ты, я не ревную, просто бесит меня этот аристократушка и всё.
Услышав нравоучительный сигнал, парень привычно закатил глаза.
– Давай вот только ты не будешь заставлять меня общаться со всеми подряд, мне папы хватает, ладно? После моей выписки он стал совершенно по-другому себя вести, представляешь? Он больше не торопит меня с тренировками, и проводит со мной гораздо больше времени, и его даже не волнует, что я половину учебной программы прокаркал, пока в медкорпусе валялся. А ещё он теперь пытается запихнуть меня в команду, ты себе можешь это представить? Люмия – ты моя команда, и мне никого больше не надо. Я не хочу оставлять тебя. Предлагаешь познакомить тебя с ребятами? Нет, я не знакомлю животных с людьми – жалко животных.
Выдержав долгу паузу и выслушав ещё тонну упрекающих фраз, Кэтсу перевернулся на живот и зарылся носом в пушистые перья.
– Хватит. Пожалуйста. Я всегда буду один. Я так хочу, – недовольно помычал волшебник, а после задумался. – Люмия. Я хочу задать тебе вопрос. Что со мной сделали в прошлом походе? Почему папа так обо мне печётся? Быть может, если я докажу, что могу сам справиться с этой трудностью, то мне удастся миновать команды?
Кэтсу снова замер в ожидании сигналов, но надежда на его лице очень быстро сменилась смятением.
– Ты тоже не хочешь мне говорить, да? Как же ты всё-таки умело направляешь свои мысли.
Волшебник грустно усмехнулся и, с трудом высунув голову из-под мягкой перепонки, вздохнул. Даже Люмия молчит. Ответы придётся искать самому. Наверное, в любых других условиях Кэтсу бы расстроился, но сейчас он был слишком рад снова почувствовать у себя в груди её тепло. По потолку зелёной паутинкой светились пещерные лианы, иногда роняя на землю крохотные розоватые лепестки своих бутончиков. Сквозь камни слегка пробивалось голубое мерцание мха «ночницы», и крохотными жемчужинками были рассыпаны капельки малышей-светлячков. Это было сравнимо со звёздным небом, но под землёй. Капли дождя продолжали рваться внутрь и безуспешно разбиваться о потолки подземелий. Кэтсу расслышал новый сигнал и закрыл глаза.
– Я услышал, эта история может меня травмировать, ты повторила уже раз шесть. Я не собираюсь выпытывать у тебя информацию о прошлом бое, но ты сама понимаешь, рано или поздно это всплывёт на поверхность . А пока… А пока я просто хочу отдохнуть. От всех. Даже от самого себя.
Ещё один сигнал оповестил волшебника о том, что он выглядит слишком уставшим. Кэтсу ухмыльнулся и не стал посылать ничего в ответ, в его голове – пустота, ни единой мысли, только редкие, всплывающие из ниоткуда художественные образы, сравнения светлячков со звёздами и сиреневых мховых губок на стенах с сахарной ватой. Люмия же продолжала посылать один за другим сигналы, сливающиеся в единую мелодию, волшебник сделал глубокий вдох, почувствовав, как спокойствие растекается по его венам. Он словно медленно плавился под тёплым крылом драгоплюма, каждая мышца будто становилась жидкой и вот-вот готова была раскиснуть в большом кожаном мешке.
Это было абсолютное доверие.
Резкие удары по струнам сменялись мягкими взмахами кистью, кахон равномерно выстукивал ритм – близилось что-то грандиозное. Эмиль с открытым ртом наблюдал за тем, как волшебники собираются в один огромный круг, Ника одёрнула его за руку.
– Вставай рядом.
– Я ничего не понимаю.
– Расслабься, – усмехнулся Кайл, пристраивая нового приятеля в круг. – Быстро разберёшься.
Эмиль в недоумении смотрел на то, как волшебники стаскивают с диванов подушки и пледы, бросая их прямо на пол, отодвигают столы и наливают в стаканчики сок. Это было совсем не похоже на рядовое собрание в гильдии, да и вообще не было ни на что похоже. В самый центр круга вышел мастер Курагама, и выкрикнув весёлое «кидай», поймал летящую в него подушку, плед приземлился следом. Ещё несколько последних приготовлений прошли под уютное бренчание старой гитары, но уже через пару минут все волшебники сидели на полу, подстелив под себя подушки и пледы. Мастер в центре круга молча ждал, пока все займут свои места. Эмиль смотрел на него с опаской: «На полу сидит, может, и правда сумасшедший, и няня была права?».
Гитара продолжала играть, Мичайо оглядел всех по очереди и, не найдя в общей массе сына, разочарованно вздохнул.
– Что ж, друзья, я приветствую вас на еженедельном сборе «Крыльев». За этот месяц он у нас первый, и потому я хочу, чтобы он стал для нас особенным.
По кругу пробежала волна шёпота и добрых улыбок. Еженедельные сборы были одинаково ценны, как незабываемым весельем, так и домашним уютом. В академии было не больше пятидесяти человек, и многие из них переехали на остров после провальных экзаменов, ещё некоторые пытались от кого-то сбежать, и остальная часть пришла в «Крылатый призрак», услышав о благоприятных условиях для учебы. Одним словом, среди всех учеников академии не было никого, кто мечтал бы попасть на Игарру, но на удивление именно здесь каждый из них обрёл свой дом.
Гитара продолжала играть, Эмиль с любопытством посмотрел на одного из артистов и в удовольствии улыбался , наблюдая за тем, как волшебник буквально растворяется в музыке. Студен рядом легонько бренчал бубном, кахон молчал, но наездник на нём сидел с закрытыми глазами, вслушиваясь в нежную мелодию струн. Эти люди провожали свой последний год в академии. Близилось лето, а значит и их скорый выпуск и, возможно, переезд из «дома» в места, где каждый из них провёл своё детство.
Мастер достал из кармана крохотную свечу и, оживив её бережным прикосновением, улыбнулся. Маленький огонёк неярко мерцал в приглушённых красках лофта, с опаской оглядываясь вокруг – он только что появился на свет.
– Насколько вы знаете, совсем недавно у нас закончился очередной поход, и в этом сражении я не могу не отметить роль каждого из вас, – выдержав недолгую паузу, мастер внезапно переключился на стихотворение, спокойным, чуть приглушённым голосом.
Снова сладкий шелест слышен
Жухлых листьев на ветру.
Средь сосновых ветвей пышных,
Знай, мой друг, тебя я жду.
Знаю я, что ты вернёшься
И вернёшься не один.
Ты как птица в небо рвёшься,
А твой дух непобедим.
Ветер крылья пусть ласкает,
Не тревожит шторм в пути
И пусть звёзды помогают
Путь домой скорей найти.
Ребята в лофте в миг затихли, мастер с улыбкой затушил свечу и, подняв её над головой, осмотрел каждого ученика.
– Ну? Признавайтесь? Чьё? – девушка в углу смущённо закрыла лицо, Мичайо давно всё понял, но продолжал. – Литературный клуб – кто?
– Тали, – выкрикнул кто-то из круга, заставляя юную поэтессу сгореть от стыда вместо свечки.
– Это была случайная акция, я не думала, что моё стихотворение попадётся вам!
– Значит, рассказываю. Первая неделя похода, мы заходим на территорию врага. Разведка составляет карту местности, подставные солдаты выведывают основные стратегические точки вражеских лагерей: склады, медицинский штаб, штаб управления. Я сутки сижу над стратегией – на следующий день мы должны были выйти и бам! – Мастер хлопнул в ладоши, вновь запуская цепочку из еле слышных смешков. – Температура тридцать девять, и весь лагерь ложится с кишечной инфекцией. Упуская подробности, скажу, что это было ужасно. За три дня мы еле приходим в себя и от подставных солдат узнаём, что на нас идёт враг. Если хорошо подумать, то можно представить, как мы чувствовали себя после трёх дней строгого голода, ну и, соответственно, предсказать исход битвы. Я был всё ещё мутный и с дуру наломал дров в командовании… Да, не смотрите так на меня, мне очень стыдно. Но, в общем, к вечеру мы полностью лишились одного склада с провизией. Да… И в тот момент мне казалось, что всё это произошло из-за меня, поэтому я просто закрылся в своей палатке и сидел там, накручивал себя всеми возможными способами. И в тот момент мне казалось, что вся гильдия во мне разочарована, и вообще нужно идти в отставку, но уже через сутки мне в случайном приносят это письмо, я вижу насколько меня ценят…
– И вам становится легче? – воодушевлённо спросила одна из лидеров литературного клуба.
– Нет, меня разносит окончательно, потому что мне вдвойне кажется, что я всех подвёл, потому что в меня верят, – по кругу прокатился разочарованный вздох. – Я его сминаю, кладу в карман, и он у меня где-то выпадает. Вечером меня зовёт Лин, говорит, что меня ждут у костра, что-то обсудить. Я тогда сразу подумал: «Ну всё, вот он мой конец», и пошёл, а там все сидят, как на иголках, и Фернанд, возможно вы его знаете, значит, спрашивает, всё ли у меня в порядке в личной жизни, – выдержав паузу, чтобы остановить смех, Мичайо продолжил. – Они нашли это стихотворение смятым в столовой и подумали, что мне его писала возлюбленная. Там же вот это вот всё: милый друг, тайно верю, жду тебя среди деревьев… Так вот, значит, как всё перевернулось. Тали, они нашли твоё стихотворение…
Тали, сидящая поодаль от всех, умирала со смеху на руках случайного студента, оказавшегося рядом.
– …они нашли твоё стихотворение сразу после того, как я вышел, – еле сдерживая смех, продолжал мастер. – и весь день думали, что я не выхожу на улицу, потому что поссорился с девушкой. Я ответил, что у меня нет девушки. Тогда все старшие солдаты начали новую тему дискуссии: «Почему это у меня до сих пор нет девушки»? Этот балаган длился около часа, пока я окончательно не умер там от стыда и не дал приказа к отбою. И самым ужасным обстоятельством того вечера был Кэтсу, который всё это время сидел у костра с нами и слушал разборки по поводу моей неудавшейся личной жизни.
Мичайо понадобилось время, чтобы успокоиться, так же, как и остальным студентам в кругу. Поначалу Эмиль стеснялся даже улыбнуться при мастере, но после, увидев, как все весело обсуждают историю, тоже тихонько рассмеялся.
– Ладно, тише-тише, – протяжно выдохнув, улыбнулся блондин. – В общих чертах, я думал, что меня хотят убить за мои ошибки, потому что хотел сделать это сам, а в итоге все на них наплевали. Я в течение следующих суток придумал новую стратегию, и мы не только вернули склад – мы ещё два вражеских забрали, но в тот вечер я понял несколько важных вещей, которыми бы сейчас хотел поделиться с вами. Во-первых, ошибки совершают все – вообще все, и это абсолютно нормально. Будь ты курсант, волшебник или даже мастер, когда-нибудь ты всё равно наложишь в штаны – это факт. Во-вторых, не всё так плохо, как может казаться на первый взгляд. Иногда нам кажется, что мир настроен против, и мы закрываемся от всех в палатке, даже не задумываясь о том, что другие могут о нас беспокоиться. Всегда нужно разобраться в ситуации до конца, и не пытаться предсказать, что о тебе думают другие люди. Ну и, наконец-то, третье и самое важное – если ты ошибся, никогда не поздно что-то исправить. Главное не сдаваться и пробовать снова и снова, пока не упадёшь замертво. Ошибку невозможно исправить лишь в одном случае – если ты вдруг умрёшь. Вот так. Поэтому, дорогие друзья из литературного клуба, спасибо, что были с нами в этом походе. К слову, это не единственный случай, в котором ваши стихи поднимали нас из грязи. И не только стихи, кстати. Пресс-центр, я не знаю, как вы до этого додумались, но оформление новостных сводок последних событий в гильдии в виде «писем от друга» – это просто гениально. Спасибо, что помогали нам чувствовать себя дома, когда мы были за сотни километров от него.
Курсанты из пресс-центра переглянулись. Они уже толком не помнили, кто из них придумал эту идею, но были чертовски друг за друга горды.
– Ребята из клуба декоративного творчества, я знаю, что на время нашего похода вам пришлось немного поменять направление. От лица всей армии хочу поблагодарить вас за то, что мы могли ходить в тёплых, а главное, с любовью пошитых штанах. А ещё, когда мы свалились, ох как же нам пригодились ваши тёплые шали… Девочки, вы просто потрясающие. Друзья мои из медицинского клуба, если бы не вы с постоянными поставками перевязочного материала, наша смерть была бы очень скоропостижной. Это факт. Театралы, если бы вы знали, как мы рады были видеть вас в медкорпусах через пару дней после прибытия. Ваше творчество правда лечит, честное слово. Ну и наконец-то, музыканты, – после этих слов Мичайо улыбнулся как-то особенно тепло и мягко. – Вы, сами того не подозревая, всегда были рядом с нами. Постоянно, когда всё летело к чёрту, мы вечером садились у костра и просто пели. Поверьте, каждая ваша строчка, каждая нотка, звук, вибрация – всё это там звучит по-другому, честно. Возможно, я бы сейчас сказал: «Вам нужно непременно испытать это чувство», но я не хочу, чтобы кто-то из вас его испытывал. Просто поверьте на слово, и этого будет достаточно.
Гитарист с улыбкой дал мажорный аккорд, кахон проснулся, а Олан победоносно звякнул в бубен, все рассмеялись.
– А давайте про свет споём? – предложила одна из курсанток.
Эмиль в ужасе на неё обернулся – это была Алеста и выглядела она как всегда смело. Мастер пожал плечами.
– А давайте!
Гитара продолжила петь, руки «барабанщика» танцевали по паркету кахона, бубен чётко выстукивал ритм – волшебники пели. Это была их особая песня, песня, которую каждый знал наизусть, песня – скорая помощь.
Жизни есть особый стиль
