– Мамитта мия! – вспомнив свои итальянские корни, разбитыми губами прошептал татуированный Джинн.
– Какие хулиганы эти русские, – держась за бока, поднялся с земли поверженный гигант Джонни.
Открыв калитку, они выбрались на улицу и увидели на противоположной стороне стоявшие в ряд автобусы. За сумками идти не решились. Деньги и документы были в пиджаках, а пиджаки – на них, поэтому побрели к автобусам. Но, как им с трудом удалось выяснить, автобусы ходили только в черте города, а чтоб добраться до междугородних, следовало ехать на автовокзал. И вдруг им вроде бы подфартило…
Мужики, вам в Шалопутовку надоть? – подкатил к ним небритый, пахнущий потом “пипл”, росточком едва достающий Джонни до пупка. – А я как раз там живу и работаю… сельсовет сторожу…
– О-о-о! Служба безопасности… Секьюрити… – поняли его импортные гангстеры. – Вери велл! – согласились они ехать.
Довольный мужичишка отвел клиентов к своей тачке. Увидев обшарпанный лимузин размером с утюг, гангстеры призадумались. Особенно “коротышка” Джонни.
– Ну и «роллс-ройс», – с сомнением смотрел на авто.
Мужичок стоял рядом и наблюдал за иностранцами.
– «Запорожец»! Последняя модель, – похвалил мыльницу на колесах. – Ну что, граждане? Хотите – поехали. Не хотите – оставайтесь…
Джонни тяжело вздохнул и с помощью Джинна и водителя, усердно толкавших его под зад, втиснулся на заднее сиденье, расположившись там буквой “зю”. Его приятель, согнувшись в три погибели, расположился рядом с шустрым водилой.
Их соотечественники в это время нашли нужный магазин и с облегчением прошли в дверь. В магазине людей почти не было, зато было прохладно от работающего кондиционера.
– Вон! Вон она! – указал пальцем на антенну Джек и, не сдерживая эмоций, радостно запрыгал.
Билл вышел постепенно из ступора и, дернув локтем вниз, громко заорал:
– Ие-э-с!
Два местных секьюрити – не хилые ребятишки, переглянулись с двумя симпатичными девчонками-продавщицами. Те с ужасом наблюдали за здоровенными, орущими и прыгающими бомжами.
– Светка-а! – зашептала одна продавщица другой. – Да это же психи с Алтынки… Из дурки слиняли… Вчера в газете читала. Мальчики, вы их отвлеките, сколько сможете, а я в психушник позвоню… Точно вам говорю – их клиенты, – схватилась за телефон.
– Вам чего надо? – с некоторой опаской подошли к покупателям охранники, красуясь форменными брюками и тужурками.
– Тарелька, тарелька… У-у-у-у… Спутник… – как можно обстоятельнее объяснил Джек и, торопясь, резко выбросил вперед лапищу с деньгами.
– Точно, психи! – увернувшись и заламывая ничего не понимающему агенту руку, с напрягом заорал другу парень. – Думают, что они инопланетяне…
Широко улыбающийся Билл, привыкнув, что в их магазинах продавцы и покупатели взаимно вежливы, тут же получил промеж ног от второго секьюрити.
– Светка! Скорее звони. А то как бы они нас не покусали-и, – молотя кулаками Билла, орал охранник.
Грамотно проведя прием и выбив из рук “инопланетянина” какой-то сверток, второй секьюрити ловко двинул Джеку сначала под дых, а потом профессионально подбил глаз.
И таким же способом, как недавно бомжей, их вежливо выставили из магазина, к которому, сверкая “мигалкой”, неслась уже санитарная машина.
– Вот! Вот лунатики, – указал на агентов один из секьюрити, и звероватого вида огромные мужики в белых халатах и с носилками кинулись на агентов.
Те, растерявшись, бросились бежать вдоль улицы, распугивая прохожих и миролюбиво гревшихся на солнышке бездомных собак. Санитары, забравшись в машину, принялись их азартно преследовать. Агенты бросились в подворотню, бежали какими-то дворами, перелезали через заборы и, собрав приличный эскорт из визгливых шавок, почему-то вновь оказались перед дверями того же магазина.
– Помогите-е кто-нибудь! – заорал не ожидавший увидеть их секьюрити, выглянувший зачем-то на улицу. – Мсти-и-ть пришли-и, – закрыл на задвижку входную дверь.
С другой стороны улицы, подвывая сиреной, показалось авто с азартными санитарами.
– Вон! Вон они! Эй, психи, стой!..
– Бежим в ту сторону, – потащил Джек приятеля за рукав тельняшки.
На этот раз, используя профессиональные навыки, им удалось оторваться от погони. Усталые и загнанные, они сидели на скамейке во дворе какого-то двухэтажного дома и медленно приходили в себя.
– Билл, тебе не кажется, что Тарасов опаснее Нью-Йорка? – тяжело дыша, поинтересовался Джек.
– Да Нью-Йорк в сравнении с этим городом – тихое сонное болото, – ответил Билл, с опаской разглядывая приближающегося к ним со стороны открытого деревянного сарая так же, как они, одетого мужчину.
Абориген, миролюбиво покуривая вонючую “Приму”, разглядывал агентов.
– Откеда такие будете, пацаны? – дыхнув похмельной волной, поинтересовался он.
– Мы из тундра! – заученно отрапортовал Джек. – Ищем спутниковую тарелку, – почти без акцента произнес он.
– А-а-а, чукчи! – чему-то обрадовался абориген. – У меня как раз имеется спутниковая тарелка, – заверил агентов, – но она очень дорогая, – с сомнением разглядывал северных гостей, – сто баксов, – швырнул под ноги бычок.
– Баксов у нас уже нет, – разобрался в цене Джек, потрогав пальцами подбитый глаз, – а рубли не подойдут? – достал из кармана трико оставшуюся пачку денег.
– Ух ты! – потрясенно прокомментировал увиденное коммивояжер. – Сто баксов – только провод… а вся антенна, – зашевелил он губами, – десять тысяч деревянных, – указал на пачку.
– О-о! У нас как раз столько и есть, – обрадовался Джек, – но сначала тарелку, – спрятал за спину деньги от алчной лапищи русского дилера.
– Вы мне не верите?! – ударив себя в грудь, обиделся продавец. – Да щас принесу… Ждите здесь, – и исчез в сарае, откуда тут же послышался грохот, поминание мамы и другие непонятные слова.
Потом агенты услышали звук дрели, опять грохот, воспоминания о маме, грёбаной тарелке, грёбаному ушибленному пальцу и, наконец, появился облепленный паутиной, но довольный коммивояжер. В руках он держал огромного диаметра тарелку со штырем посредине и с проводом, привязанным к двум просверленным отверстиям на эллипсной рукояти по центру, как он её определил «хреновины».
– Придуро-о-ок! – услышали они женский визгливый голос из окна второго этажа. – Ты куды, козья морда, крышку от моего бака потащил? В чем я, раскудрит твою лысину, белье кипятить стану-у-у?..
– Бабы дуры!!! – уверенно произнес коммивояжер. – Вот вам спутниковая тарелка, а мне гоните денежки…
Агенты с сомнением разглядывали тарелку с мелом нарисованным спутником и надписью: “Антенна, блин”.
– Старая модель, но действует, как зверь… – принялся рекламировать аппаратуру продавец.
– Гоните мою крышку! – выбежала из подъезда толстая, с синяком под глазом, тетка.
– Отстегивайте копейку и бегом валите, – насильно всучил им аппарат мужичок, – ей с Америкой говорить захотелось…
Схватив тарелку и отдав деньги, агенты помчались к воротам.
– Эх, и набегались мы сегодня, – остановились они отдышаться среди похожих одна на другую панельных пятиэтажек.
– Джек, а ты точно знаешь, что эта штука будет работать? – сильно засомневался Билл.
– Ну-у, модель хоть и старая, – обтер испачканные в спутниковом мелу пальцы Джек, – но у русских работает… А вот где автовокзал, и на что мы поедем обратно? – похлопал себя по пустым карманам трико. – Да и есть хочется, – глянул на дешевенькие часы “Победа”, которые босс лично нацепил им на руки вместо “Роллексов”.
– Через полтора часа отходит наш катафалк, – в раздумье сели они на бордюр, положив перед собой спутниковую тарелку.
Жалостно оглядев их, проходившая мимо старушка бросила на дно антенны несколько металлических рублей. Ничего не понимая, агенты поглядели ей вслед. Затем другая женщина, порывшись в кошельке, тоже кинула в крышку несколько монет. Через полчаса дно тарелки было усеяно мелочью. А какой-то мордастый парень, остановив рядом с ними “мерседес”, протянул им приличную пачку соток.
– Помяните моего кореша, мужики, – смахнув слезу, умчался прочь. Другой автомобилист на простых “жигулях” отвез их на автовокзал, взяв из пачки пять бумажек.
– Все-таки русские – странный народ! – стоя в “пирожковой”, которую клиенты называли “рыгаловкой”, и уплетая беляши с чаем, рассуждали агенты. – То все отнимут, то вдруг деньгами поделятся…
Ровно в пять часов чумазый водила помчал их в Шалопутовку. Вылезая через час из пыльного автобуса, агенты увидели, как из маленькой облезлой машины двое мужиков вытаскивали третьего, который, даже вытолкнутый в свободное пространство, так и не сумел распрямиться, оставшись стоять на четвереньках.
Они не знали, что целых три часа испытуемый мучился в “запорожце”, пока водитель, чтоб хапнуть пожирнее бабок, два раза провез его через Гадюкино и три раза через Чекушкинск, доставив, наконец, полумертвого, в Шалопутовку.
Снизу вверх, стоя на четырех мослах, глядел полуметровый Джонни на автобус “Тарасов – Шалопутовка” и мрачно скрежетал зубами, а по щеке его катилась скупая мужская слеза.
– Што шлучилощь, шинок? – подковыляла к нему тоже скрюченная в дугу, примерно его нового роста бабулька с батожком, с рюкзачком на горбу и в цветастом платочке.
– Тоурист! – указал пальцем на друга Джинн.
– Ту-у-ришт! Ш горы видать рашшибщи? – пожалела скомканного быка старушка. – Далёко в поход оне таперя не ходок! – сделала бабка правильный вывод. – А вот моя ижба нашупротив штоит… Милошти прошу отдохнуть, – поклонилась она гостям.
Агенты, дабы не терять драгоценное время, взяв на базе страховочный пояс и когти для лазанья по столбам, что случайно нашлись под столом, направились подключать спутниковую тарелку – пора было выходить на связь.
– Давай, Билл, надевай когти и лезь на столб, все равно в передатчике ничего не волочешь, – поделил обязанности Джек.
Тяжело вздохнув и перекрестившись, Билл полез на свою голгофу, таща в зубах провод. Его приятель в это время, определив по компасу части света, устанавливал тарелку штырем в сторону Америки.
Агенты потом долго ничего не помнили, но проезжавший на скрипучем велосипеде из Гадюкино дядька Кузьма рассказывал вечером односельчанам, что с интересом наблюдал, как двух электриков, видать, из Чекушкинска – не нашенских, охрененно екнуло током.
– Стали черные, как головешки, – делился впечатлениями под бутылочку огненного продукта от баб Тони деревенский гармонист. – Один со столба навернулся, а другого аж затрясло всего… как уголек стал, дрожит весь, за крышку от бака держится и во-о-пи-и-т… даже русский язык забыл… Зачем они ее к липездричеству подсоединяли, до сих пор не пойму… Можа, опыты какие ставили?.. Кстати, мужики! А ну-ка угадайте: «Летит, а не птица, когтями машет и матерится?..»
Никто, конечно, не допетрил, что это электромонтер.
Да-а-а! – чесал в затылке Евсей. – Мишка сегодня не ходок… Вряд ли сумеет телку покрыть… А ведь Нинка Кошмарова команду дала… и стольник, – погладил себя по карману. – Ну, уж как-нибудь уговорю бугая…»
У быка не маячило, и даже наоборот…
Зато проняло козла! Нанюхавшись от шефа самогонных испарений, он предпринял отчаянную попытку забраться на телку, но только ушиб себе хребет, низвергнувшись с нее наземь. Да в придачу получил ощутимый пинок от пастуха.
Хотя Евсей и отогнал распутника, чтоб не вывелась порода под названием “Шалопутовские козляры”, но ставил его Мишке в пример.
Две колхозные коровы – Зита и Гита, жутко ревновали своего суженого и бурно радовались его неудачам и промахам.
– Пусть из Чекушкинска осеменителя выписывает, – мотая хвостами, чесали они языки, – а то к нашему мужику пристает, шалава, – костерили председателеву телку. – А Яшка-то – во козел! Кобель рогатый…
К их радости, у Мишки так ничего и не получилось.
Раздосадованный Евсей погнал стадо в деревню, горланя во всю глотку и подстукивая себе на барабане:
– С фермы вышел бригадир и поведал на-а ве-е-сь ми-и-р: “Нету-у больше-е молока-а – член сломалси-и у быка-а!”
Э-э-э-х! Ми-и-ша-а…
Мишаня весь этот знойный день обучал найденного дятла азбуке Морзе.
– Молодец, птичка, – хвалил одноглазого стукача, отбивая медленные и частые удары пальцем по столу.
Дятел дублировал их на струганной доске.
За уроком наблюдали невидимые Мишане жители другого измерения, поселившиеся в его лесной сторожке.
Домовой Ерофей, столетний пузатенький дедок в ситцевой рубахе, трико и тапках. Прежний его дом со старыми хозяевами сгорел, вот он и поселился у Мишани, не имевшего на то время собственного домового. А без домового, как известно, что за жизнь?..
Так как Ерохе было скучно, то где-то в лесу он нашел бабу Кумоху, славную тем, что десятого марта, на день Тарасия, мучила засонь лихорадкой. Каждому известно, что на Тарасия нельзя спать днем, и совсем кранты – всхрапнуть под закат солнца. Но, к сожалению, десятое марта – один раз в году…
Эту тему, попивая чаек, и обсуждали домовой с Кумохой.
– Эх, Кумука Мумуковна, не скоро ты дождесси дня святого Тарасия…
– Сколько тебе говорить, Ероха, не Кумука Мумуковна, а Кумоха Мумоховна. Кажись, и молодой ишшо, склероза не должно быть. Бери с дятлика пример. Вишь, как птичка все на лету схватывает… Даром что дятел, а памятливый, – ворчала она, наслаждаясь чаем с сушками. – А то припер Мишаня эту башку намедни, – макнула сушку в чай, – до сих пор тошно вспоминать… Ну-у, уснет он на Тарасия… – мстительно пригрозила егерю.
– Тарас – опрокинь на матрас, – обнял за плечико даму Ерофей. – Кумука Мумуковна, а-а выходь за меня замуж… – развеселил он тетку.
– За тебя-а, склеротика?! Да ты через день забудешь, что жанатый, и в деревню блудить улетишь…
– Ну, будя врать-то… Ты кого, прынца, что ли, подземного ждешь?.. Гнома какого-нибудь зачуханного? Тьфу! – осерчал на подругу Ерофей и стал наблюдать за учебой дятла, сам иногда постукивая по лбу.
Пообедав и вздремнув, благо, на дворе стояло лето, а не март, Мишаня решил поглядеть видак, который приобрел на срубленные верхушки елок, и достал с полки кассету, купленную на Соломенном рынке Тарасова во время командировки в областной центр. «Гарри Поттер и тайная комната», – прочел он название ленты.
– Рассаживаемся согласно купленным билетам, – оживился Ерошка, приудабливаясь на шкафу перед экраном телевизора.
Рядом, позевывая, примостилась Кумоха, закрыв подолом черного платья острые свои коленки.
– В телевизор гляди, Ероха, – посоветовала возбудившемуся домовому.
После фильма на Кумоху нашла лихоманка. Она тряслась от неожиданно обрушившейся на нее любви к эльфу Добби.
Зелененький ты мой… – шептали синие губы Кумохи Мумоховны. – Любовь ты моя единственная… Прынц ты мой заморский, – вспоминала стройную фигуру, большие глаза и прекрасно очерченные уши… – Добби-и! – забывшись, вскрикнула она, ломая в тоске пальцы с нестрижеными ногтями и дергая полсотни лет нечесаные лохмы волос. – Мальчик ты мой единственный… – привела в шок домового.
