Проспавшийся пастух Евсей шел по деревне, настукивая в звонкий детский барабан, и зевая во весь рот. Хозяйки, тоже зевая, выводили со двора коров. Надолго задержавшись у дома Кошмарова, он расписался в ведомости по приему дюжины председательских буренок и не спеша погнал стадо в сторону колхозного коровника, время от вре-
мени щелкая для острастки кнутом. Верный его пес – худющий как смерть Шарик, в меру своих собачьих сил помогал хозяину.
«Бляха-муха! – замер пораженный пастух, заметив над коровником цветастый материал. – Кто это с утра пораньше флаг над крышей поднял?» – грозно щелкнув кнутом, ускорил он шаг.
– Шевели-и-сь, родимыя-а-а, – заорал надтреснутым с похмелья голосом, обращаясь к рогатым дамам.
У коровника его догнала не выспавшаяся Дунька.
– У кого это такие красивые простыни, дядя Евсей?
– А вот ща сымем и узнаем.
И пока доярка опрастывала от молока двух колхозных буренок, Евсей похмельной обезьяной лазил по дереву, отцепляя от ветлы шелковую материю.
Шарик, страшась за хозяина, в ужасе закрывал глаза, но счастливый пастух благополучно снял парашют и аккуратно, складным ножом, обрезал стропы.
– Так что, Дунька, ты того… не болтай про находку, – поделился с ней шелком. – Платье сошьешь… и веревок вот еще возьми… белье вешать.
– А чей же это? – пряча под фуфайку материал, размышляла она. – Неужто Америка шпиена забросила?.. – ужаснулась девушка.
– Да какой, на хрен, шпиен?.. – загоготал Евсей, обильно сморкаясь из левой ноздри, зажав при этом, большим пальцем правую. – ДОСААФ[3 - ДОСААФ – Добровольное общество содействия армии, авиации и флоту. – Прим. ред.] парашют потерял… бардак ведь кругом… – щелкнул он кнутом, направляя коров на пастбище.
Последним, на трясущихся ногах, понуро брел бык. Рядом с ним браво семенил бородатый козел.
– Джек! Мы расшифрованы, русские нашли мой парашют, – схватился за сердце Билл. – Я смотрел их фильм про Отечественную войну… Сейчас пастух побежит в деревню, и на нас будет облава.
– Успокойся, друг, – остудил его Джек, – я глядел фильм про перестройку… Сейчас этот пастух побежит к какому-нибудь перекупщику и загонит матерьяльчик, сообщив, что парашют достался в наследство от бабушки, которая воевала в 1812 году с французами. Пойдем-ка лучше вон к тем дальним столбам и раскинем там спутниковую антенну… Надо же просигналить боссу, что мы на месте.
Джек как в воду глядел.
Передав кнут и указания наблюдать за стадом Шарику, Евсей погнал на своих двоих в Гадюкино – менять у злостной самогонщицы баб Тони ткань на продукт.
Когда, перед обедом, прилично отхлебнув из бутылки и гремя еще четырьмя в авоське, Евсей брел обратно, то вдруг заметил в траве за кустами что-то странное…
«Е-е-е-корнобабай! Крышка от цистерны, – обрадовался он, подходя к спутниковой антенне и со всех сторон разглядывая ее. – Ну-у везуха прет, – заметил ведущий к столбу от тарелки кабель и тут же отхватил его, раскрыв складной свой ножичек. – Сколько кнутов наделаю, – скручивал на согнутый локоть и ладонь провод, – а в крышке – алюминия на несколько сотен… В город смотаюсь и сдам… То-то налопаюсь… держись, Шалопутовка, – бережно подняв с земли авоську, споро покатил тарелку к коровнику. – Заныкаю до завтра под сухой навоз, – по пути размышлял он, – и рядом литр самогона… на сегодня и двух бутылок хватит, – любовно погладил авоську. – А завтра слиняю с работы, дядьку Кузьму попрошу скотину попасти, а сам на автобусе в Тарасов…» – строил он громадье планов.
– Ети-и-и ма-а-ть! Ну, дрань господня! – в бессильной злобе шептал Билл, сжимая в руке “Магнум” сорок пятого калибра и наблюдая за пастухом из неглубокого овражка.
– Стрелять нельзя, – успокаивал друга Джек, – а то хватятся вечером, искать начнут, на нас и наткнутся. К тому же мы не бандиты… Чего-нибудь придумаем, – впечатал кулак в землю, чтоб успокоить нервы болевым ощущением.
– А может, это вовсе и не пастух?.. – предположил Билл. – И почему босс не захотел прислать нас сюда официально?.. Ведь Россия наш друг!
– В Штатах в такой ситуации, ты что бы предпринял? – задал вопрос Джек.
– Ну-у что – что? Пошел бы в магазин и купил новую антенну…
– Во-от! Вот он выход, – вскочил на ноги агент Джек. – Бегает же отсюда в город автобус?! Остается найти автостанцию, а прежде взять на базе деньги и оставить оружие.
– Ну, так пошли на базу, – гордый собой, воскликнул Билл, подтянув повыше пузырящееся на коленях трико.
На базе, вдыхая застоявшийся запах помета, агенты, морща носы, пообедали консервированной курятиной, на десерт выкурили по сигарете “Прима”, которые на Брайтоне достали специально для них, откашлялись, вытерли слезы и поплелись в деревню. Джек нес под мышкой словарь, а Билл положил во внутренний карман куртки, с аббревиатурой “ФБР” на спине, пачку стодолларовых купюр и пачку сторублевок. Фуфайки решили не надевать: солнце стояло над головой и пекло немилосердно. Озираясь по сторонам, агенты вошли в поселок. Жителей не наблюдалось.
– Может, нас ищут в полях или в лесу? – волновался Билл.
– Да кому мы нужны! – стал читать название улицы на прибитой к углу Дунькиного дома дощечке Джек. – Ул. им. Ив. Су-са-ни-на, – по слогам прочел он.
В этот момент на крыльцо вышла первая шалопутовская мисс Дунька Рогожина.
Потянувшись, она охнула, увидев рядом с домом двух черных мужиков в топорщившихся на коленях трико и в тельняшках под распахнутыми куртками.
– Мэм! – радостно мэмкнул агент Джек. – Ай эм тоурист! Жить тундра, – сообщил ей. – Имею попасть в Тарасов, – жизнерадостно глядел на круглое, в веснушках, лицо и на полную фигуру со сдобными выпуклостями грудей.
Парализованная от вида черных мужиков, Дунька замерла на месте. Парализованный от женской красоты Билл молча наслаждался видом русской красавицы.
– Ай лав ю-у, – прошептали толстые билловские губы.
– Немая, наверное, – дернул приятеля за рукав Джек. – Пойдем, еще у кого спросим, – двинулись они вдоль по улице, прошли дом бывшего председателя, миновали еще несколько домишек и вышли на небольшую площадь с трибуной у ржавой ограды.
Приятель его шагал словно зомби, ни на что не обращая внимания. Душа его была полна счастьем от увиденного недавно русского чуда. И вдруг произошло еще одно чудо – обильно пыля, на площадь вынырнул маленький облупленный автобусик. Тут же из тени ближайшего дома показалось несколько сельских жителей, в основном – женщины с корзинами в руках. Что-то лопоча, и со страхом поглядывая на посторонних, они бойко полезли в облезлое авто.
– Тарасов… Тарасов… у-у-у, – показал рукой вдоль дороги Джек. – Туристо-тундра!
– Так вот ты какой, северный чукча-а… – пробормотала жена главного шалопутовского браконьера Филимона. – Залазьте, залазьте в машину.
Первым вскарабкался Джек. Следом в дверях местной автотехники, появилась мечтательная черная физиономия.
– Будто в гуталине весь, – исподтишка перекрестилась супружница некурящего мужика – средних лет женщина в белом платочке на голове.
Чихнув от пыли, автобус, гремя и скрипя всеми железными суставами, лихо тронул с места и, оставляя за собой шлейф пыли, погнал в сторону города. Женщины с любопытством глядели на “туристов”.
– Почем у вас в тундре огурцы? – ради знакомства задала вопрос жена некурящего.
Джек, блеснув зубами, принялся листать страницы словаря. Билл глядел в окно и чему-то улыбался.
Сдачи от водилы они, конечно, не получили.
«Чукчи – они и есть чукчи!» – радостно подумал шофер, с блаженством закуривая “Приму”.
– Обратно в пять вечера, – вспомнив, заорал он в окошко.
«Может, еще сотней баксов разживусь», – мечтательно выпустил в воздух ядовитое облачко никотина, с удивлением увидев, как рядом упала убитая лошадь.
На этот раз народа вокруг было полно, но люди почему-то обходили Билла и Джека стороной и в общение не вступали.
Пройдя еще немного по улице с домами старой постройки по краям, агенты увидели, как распахнулась дверь, над которой висел на цепях макет здоровенного черного сапога, и тупоносый ботинок двумя точными ударами под зад, выкинул на подиум парочку небритых личностей, одетых так же, как и агенты – в трико с пузырями на коленях, войлочные башмаки и тельняшки. Только вместо курток на небритых личностях было надето по старому пиджаку без пуговиц, затем по грязному плащу нараспашку, поверх плащей – по осеннему пальто в пятнах и дырах, а покрывало весь этот кутюр-мутюр – в нескольких местах прожженное зимнее пальто с каракулевым воротником у одного модника, и вылинявшая зимняя шуба у другого. Такие “аксессуары”, как пуговицы на всех видах одежды отсутствовали напрочь, зато форма изобиловала пятнами, фирменными дырами от кутюрье и специфическим запахом.
Однако у “сладкой парочки” имелись и индивидуальные расхождения… Так, один был в солдатской шапке с опущенными ушами, а другой – в тюбетейке.
– Билл, а вдруг это тоже наши агенты, только заброшенные в город? – зашептал приятелю Джек, и почти дружелюбно произнес, приблизившись к потирающим задницы “камрадам”.
– Джентльмены, ай эм оф Америка. ФБР.
Перестав чесать гузки, “джентльмены” о чем-то задумались, разглядывая негров.
– Ес, ес, ес, – закивал черной башкой Джек.
– Слышь Хоттабыч, а эти еще грязнее нас, – выдал мысль индивид в шапке. – И тоже жрать хотят…
Второй в это время что-то заметил в урне, нагнулся и радостно вытащил оттуда половинку пирожка, ловким щелчком сбив с него оплеванный бычок, споро отправил находку в рот с черными зубами.
– Хоттабыч, ну и жмот же ты, – расстроился его друг, на минуту забыв о коллегах, – все готов один сожрать… Помнишь, намедни я с тобой куском зеленого сыра поделился?
Джек, не понимая, слушал их разговор, стараясь вдыхать воздух мелкими порциями.
– Давно бомжуете, мужики? – проглотив пирожок, начал светский разговор Хоттабыч.
– Мы есть тоуристы-ы. У-у-у-у, – загудел зачем-то Джек, разобравшись, что джентльмены имеют к Америке такое же отношение, как он к Тунгусскому метеориту.
– Выражайся яснее, – обиделась Шапка-Ушанка, – а не как губами по сковороде.
– Ноу сковорода!.. Нам нужен тарелька… – обрадовался Джек, надеясь, что они могут помочь. – Тарелька… – стал крутить над головой рукой и показывать вверх пальцем.
«Куда он указкой тычет?» – утерев нос последовательно всеми рукавами, огляделся Хоттабыч и, внутренне гордясь собой, прочел вывеску “БАНЯ”.
– Да гадил я в таз, из которого ты в бане моешься, – сдвинув тюбетейку набекрень, цыкнул он сквозь гнилые зубы. – Чего клешнями размахался, как вертолет на балконе? Ты знаешь, что находишься на суверенной территории старика Хоттабыча, а-а-а? – глаза его алчно блеснули, и он кинулся к окурку, который отщелкнул бородатый мужчина в костюме и галстуке.
– Дру-у-у-г, оста-а-вь докури-и-ть? – пропела Шапка.
Но ответом была не тишина, а встречный вопрос, произнесенный язвительным голосом:
– А нос не заболить?..
– Ох, Хоттабыч, ты такой вредный, что в тебе даже глисты не живут, – расстроился верный помойный друг.
– … А раз хотите работать на моей территории, – стал тоже крутить рукой над головой Хоттабыч, – то гоните нам с корешем шифрованные клифты, – плотоядно указал на куртки.
– Билл, они хотят нам помочь с тарелкой в обмен на куртки, – похлопал приятеля по плечу Джек. – Да где ты витаешь? – покрутил ладонью перед его лицом.
Не споря, Билл стянул с себя куртку и протянул Тюбетейке.
– Да постой, – выхватил из кармана деньги Джек и отдал свою куртку Шапке.
Бомжи, не разглядев, что за сверток вытащили из кармана, тут же, волшебным образом, испарились.
Прождав “джентльменов” около часа, агенты поняли, что их, мягко говоря, надурили, и отправились искать магазин сами, ни с кем больше не вступая в контакт.
Примерно в то же время, когда агенты общались с бомжами, до Тарасова добрались их главные конкуренты из “Опиумного кругляшка” Джонни и Джинн.
Прилетев из Москвы в тарасовский аэропорт, они на трамвае доехали до Соломенного рынка и, увидев надпись: “Ресторан”, решили перед дальнейшей дорогой немного промочить пересохшие глотки. Усевшись на высокие табуреты перед стойкой бара, заказали виски и с блаженством потягивали крепкий теплый напиток, так как льда у бармена не оказалось из-за отключения света, и он пообещал наколоть ко второй порции.
– Почти как у нас в Америке, – расслабился татуированный Джинн, разглядывая с десяток бандитского вида молодых людей, увлеченно следивших за игрой в бильярд и потягивавших кто пиво из банок, а кто и водочку.
– Ну ты, мазила тарасовская, – весело орали зрители курносому крепышу с огромной, как у бегемота, лысой башкой и с татуировками на голом торсе.
– Делай его-о, Коля-а-н, делай, – другая часть поддерживала короткостриженого широкоплечего парня со шрамом на щеке.
Короткостриженый удачно закатил шар в лузу и под гогот зрителей произнес:
– Немного тебе осталось, мистер Вовчик… чуешь уже конец, коли побледнел, как спирохета…
– Ты пальцы-то не топырь рогами, – возмутился бегемотоголовый, – а то я их тебе с плечей посшибаю… – пошел вокруг стола. – Ну, че встали, как грибы возле параши, – расшугал зрителей, попутно пнув маленького, словно карлик, мафиозника. – Арнольд еще под ногами путается.
Колян промахнулся, и шар, громко щелкнув, отскочил от борта стола.
– Не считается, меня подтолкнули! – заорал он, покраснев шрамом.
– Не гони дерьмо по кишечнику, – сощурившись, стал примериваться к шару Вовчик.
– Кто-о гонит? Ты отвечаешь за базар?
Бегемотоголовый зловеще разогнулся.
В это время бармен наковырял в морозилке, сдвинув в сторону кусок мяса, красного от крови льда и покрошил клиентам в стаканы, наполнив затем их виски.
Поглядев напиток на свет, Джинн осторожно отхлебнул и пульверизатором выдул его на татуированного русского бильярдиста.
От подобной наглости тот даже оцепенел.
– Ай эм сорри… – защелкал пальцами Джинн, подбирая слова. – Я есть извиняйт…
– Да ты еще издеваешься?! – заревел медведем бегемотоголовый и кинулся на обидчика.
Последнее, что увидел в этом ресторане Джинн, – синие церковные купола, лучи восходящего синего солнца и надпись: “Не забуду мать родную”. Перевод он узнал много позже.
Карлик Арнольд Шварценеггер присел за спиной громадины Джонни, который тоже встал с табуретки и тут же от удара кувыркнулся через Арнольда на пол. Русские чрезвычайно умело обработали гостей ногами и, устав, бросили тела во внутренний дворик, на пустые коробки и ящики. Сумки с вещами, принадлежащие путешественникам, выбрасывать не стали, а оставили себе в качестве контрибуции.
