– Не верите – не надо! – впечатлительный школьник-лицеист ушёл в себя.
– Уж, наверное, – Зуранов снова присел, похлопав дружески вундеркинда по плечу, – ошибаюсь я. А ты – прав.
– Конечно! Они с мамой обо всём договорились. Я же вам назвал его фамилию,– обиженно сказал мальчик. – Он почти настоящий мой папа. Алексей Семёнович Хрылёв.
– Конечно, такой замечательный человек не мог причинить вреда пенсионеру Воротову.
– Понятно, что не мог. Дедушка Воротов, когда умирал, то пошутил, когда произнёс фамилию Хрылёв. Это же ясно.
– Только так, Паша. Перед смертью многие шутят или говорят что-то непонятное.
Многое после откровенного разговора с Пашей Ивасёвым сыщику стало ясно. Но кое-что пока оставалось в тени. Он и теперь не сомневался ни на секунду, что преступники, на чьей совести, пожалуй, не десятки, а сотни загубленных жизней, должны быть наказаны. Но не было ни какого практического смысла передавать дела, которые он раскрутит с Гранкиным, со своими сыщиками, следователям прокуратуры…
Явно, что господа, стоящие во главе местной полиции, прокуратуры и суда, в одной упряжке. И управляет ей сам дьявол. Пашу и всех детей, которые пострадают оттого, что за смертные грехи справедливо воздастся их родителям, пожалеть стоит. Но ведь убийцы никого не жалели, не щадили… Да и не оставит мафия без заботы и средств к существованию детей подельников. Зуранов понимал, что всех, кто лежит «на глубоком дне», особенно, в Москве, ему достать не удастся.
Дело об убийстве скульптора Воротова, в данном случае, загадочного «несчастного случая или «суицида», по его представлениям, было фактически раскрыто. Оно плотно переплеталось и печальной и трагической историей, в которой Зинаиде Шнорре отпилил голову беспредельщик и полный отморозок Тихий. Разумеется, по указке, так называемого, промежуточного звена, «козырных шестёрок».
Беседа с мальчиком дала прекрасный результат. И хорошо, и плохо, что в России не перевелись ещё Павлики Морозовы, которые готовы за несколько американских долларов вложить с потрохами первому встречному близких им людей. Стоп! Суть, пожалуй, не в жадности Паши Ивасёва. Дело в другом. В чём же? Да, в том, что он просто не очень-то любит свою маму и… дядю Лёшу. Просто боится себе в этом признаться. Явно. Он, бесспорно, эгоист, но Паша отрезан от них духовно. Такое случается.
Потом, он ещё и наивен… при всей своей практичности. Во многом и поэтому всё виденное и слышанное выдал незнакомому человеку. Если, хоть третья часть в его рассказе, правда, то дело в шляпе.
Мальчик говорил ещё минут пятнадцать, и всё сказанное им не могло не заинтересовать Зуранова. Паша, завершая своеобразную исповедь, задал обычный, можно сказать, детский вопрос:
– Вы ведь мне верите?
– Конечно, верю, малыш. Не бери мои придирки в голову, – по-настоящему сокровенно ответил детектив. – Я не хотел тебя обидеть. Можешь оставить себе всё, что я тебе дал. Поверь, я не покину тебя в трудные минуты твоей жизни. Ты в этом убедишься. Но послушай, Паша, тебе лучше никому не рассказывать о том, что сейчас ты поведал мне – ни маме, ни дяде Лёше, ни полицейским… Никому! Особенно, незнакомым людям. Договорились?
– Да, обещаю, – в глазах Паши стояли слёзы, – я понимаю. Тут много такого… совсем подозрительного.
– Даже не в подозрительном заключена вся суть. Ты просто наживёшь себе врагов среди… друзей. Пойми, есть люди, которые ради денег могут пойти на всё… даже на убийство. Незнакомые же люди – вдвойне опасны. В лучшем случае, они тебе не поверят. А я не хочу, чтобы ты выглядел смешным.
– Но ведь и вас я не знаю. А вы же мне верите?
– Ты прав. Меня зовут Алексей Владимирович… Потом расскажу о себе подробнее. Ты должен понять, что люди людям – рознь. – Он на прощанье протянул Паше руку. – Я верю тебе. До встречи и бывай здоров!
Оба они за довольно долгим разговором не заметили, как начался дождь, и не обратили внимания на раскаты грома, яркие и ослепительные молнии, которые периодически, словно разрывали на мгновения, тёмно-серое небо. Встретились и расстались, в чём-то поняли друг друга, в чём-то их мнения разошлись. Мальчик побежал в здание школы-лицея, чтобы переждать там дождь и отправиться домой, а молодой мужчина направился к своему «Форду».
Планировал Зуранов многое успеть сделать за текущий день, но обстоятельства помешали Алексею. Он не предполагал, что прямо у «Форда» его будет поджидать ни кто иной, как владелец Частной охранной фирмы «Бык» Родион Потапченко. Не в таком уж и далёком прошлом зэк, отсидевший срок за изнасилование студентки и, почему-то, досрочно освобождённый, по погонялу «Зяблик».
В авторитетах он не ходил, но по каким-то мутным причинам (по представлению тех, кто живёт и доселе по настоящим «понятиям») за «лохматое» дело опущенным не сделался. Впрочем, тут ясно. В силу определённых обстоятельств, ныне на зонах и в тюрьмах мужской половой орган, что называется, с вооружения снят. Но это тема совсем другого разговора.
Однако Родион Глебович дохляком не считался, и он был уверен, что с двумя своими самыми крутыми и надёжными охранниками Тепляковым (Тёплым) и Зайцевым (Губой) они хорошо побьют нунчаками Зуранова. Если Листрилов попросил, надо сделать, но не… до смерти. А Тёплый и Губа, в прошлом налётчики, с удовольствием пошли на мелкое дело, чтобы проучить бывшего мента или, как теперь говорят, копа.
Но ребята просчитались. Не учли, что Зуранов-Зур физически очень силён и ловок, да и не новичок в применении на практике целого комплекса прикладных приёмов восточных единоборств. Получив предательский удар нунчаком сзади по спине (Губа целился в голову), Алексей, почти в буквальном смысле слова, озверел, как бы превратился в Зура. Не применяя оружия и не давая такой возможности своим врагам, он несколькими ударами рук и ног уложил бандитов на землю.
Благо, что за подъездом к лицею-школе, спрятанным за густой зеленью, не наблюдалось нежелательных свидетелей. Но он спешил на столько, что даже не стал интересоваться, живы ли нападавшие на него. Правда, Зуранов не забыл вытащить из карманов бандитов пистолеты, документы, деньги… и бросил всё… трофейное на заднее сидение «Форда», заперев салон машины на ключ.
Он сначала перенёс в далёкое прошлое, в район Чёрных Камней, Потапченко-Зяблика и Губу, держа их руки в своих. Бросил их там, среди зарослей высокой травы Ку-Ди-Не. Потом, таким же образом, очень быстро, доставил туда и Тёплого. Эти «полёты» продлились четыре-пять минут. Не больше.
Стараясь на долго не задерживаться рядом со школой-лицеем, Зуранов заехал на машине почти на самую окраину города. Он решил тщательно изучить всё изъятое из карманов бандитов из ЧОПа. Но к нему тут же пришла шальная мысль: он попытался переместиться, находясь за рулём «Форда», во время раннего неолита прямо с автомобилем. Но как он ни старался, даже напрягая мысли и представляя, что «летит» прямо в автомашине к основной стоянке Племени Уходящих, «Форд» даже не шелохнулся.
Алексей давно понял, что он может транспортировать из мира в мир только живых существ, их бездыханные тела тоже и предметы, условно отнесённые к неживым, которые он способен унести…С ним могло «улетать» только то, что, при помощи его физической силы, должно преодолеть притяжение Земли. «Пусть будет так, – подумал Зуранов. – Меньше хлопот. Да и в Раннем Неолите дороги ещё хуже, чем в России».
Сыщик внимательно изучил свою добычу, главным образом, документы чоповцев, среди которых были и разрешения на ношение оружия…Он старательно искал среди добытого случайно то, что могло бы пролить свет на причину нападения на него бандитов. И, как будто, нашёл. В огромном сумке-кошеле Потапченко открытку, подписанную собственноручно Листриловым. Генерал поздравлял владельца ЧОПа с Днём рождения, где обратился к нему довольно по-свойски и фамильярно: «Дорогой Родионушка, ты наш, Глебович, поздравляю…» и т.д.
– Всё, довольно с тобой церемониться, вероломный убийца, – сказал вслух Зуранов и с большим удовольствием закурил. – Пора тебя наказать… по полной программе, пока ты через своих «сявок» ни натворил ещё каких-нибудь «мокрых» дел.
Через несколько минут он отправился в свой офис, надеясь, что Гранкин ещё там. Ехал не торопясь. Вспомнил и недавнюю смерть предпринимателя Эдуарда Плиданова и капитально околпаченную его юную законную жену, конченную наркоманку Ларису Кочемасову. Девочка не зря не взяла фамилию мужа, ибо не сомневалась, что станет… какой-нибудь шоу-звездой и прославит свою глухую деревеньку, где-то там, в центре России. Таких деревенек тысячи, заброшенных и почти вымерших… с остатками спившегося вконец населения.
В основном, уже и не местного. Он всем сердцем хотел помочь и полной идиотке Кочемасовой из её… Кочемасовки.
По дороге до детективного агентства «Портал» он заехал на железнодорожный вокзал. Надо было купить сигарет и побольше продуктов. Благо, тут располагалось много магазинов и киосков. Оживлённыйрайон. Бездомных и бродяг обеих полов и разных мастей хватало. Всяких разных. Кроме этого, проститутки не первой свежести, просто праздно шатающиеся, подвыпившие мужики (находка для некоторых изобретательных ментов), карманники разных возрастов, которых видно невооружённым глазом…
К нему подошёл мужик, заросший седеющей бородой и усами. Коричневое лицо в язвах и коростах, под правым глазом огромный синяк… От его грязной одежды-рванины несло мочой и блевотиной. Нищий опустившийся бомж сказал хриплым голосом:
– Дай, господин славный, сколько не жалко. На хлеб и на водку. Всю Россию пешком прошёл. Люди добрые погибнуть не дали… Можешь и сигаретой угостить, если не жалко.
Обычно Зуранов отмахивался от попрошаек, убеждая себя в том, что людей этих баловать нельзя. Они обязаны работать, оставаться людьми, бороться за жизнь в любой ситуации. Нельзя же преждевременно ставить на своей земной жизни крест.
Но тут он машинально полез в карман за деньгами, вглядываясь в лицо бродяги. В левом боку у Алексея даже не кольнуло, а, как будто, вспыхнуло пламя и обожгло… и тело, и душу.
– Отец, ты живой? Я и не мог предполагать… предвидеть такого случая.– сыщик крепко прижал бича к своей груди.
Но тот неуклюже, но довольно ловко вырвался из цепких объятий сыщика. Отошел в сторону и угрюмо сказал:
– Иди своей дорогой, убийца моей Антонины! Ничего мне от тебя не надобно. Иди своей дорогой!
– Но я твой сын! Я – Алексей! – слёзы навернулись на глаза Зуранова младшего. – Я куплю тебе квартиру. Ты не будешь работать… У тебя будет хорошая жизнь. Достаточно страдать и… опускаться всё ниже и ниже. Ты сейчас поедешь со мной!
– Изыди, сатана! Нет у меня сына! А тот, что был – чёрт рогатый.
Оглядываясь беспокойно по сторонам, Зуранов старший, бросился бежать. Но Алексей был наготове. Он понимал, что имеет дело с человеком, хоть и близким и родным, но бичом и бомжем, с надломленной психикой. Они тоже люди, но уже совсем другие – не мы. У них свои ценности и законы, и свободу и демократию они истолковывают и понимают очень своеобразно.
Быстро и почти не заметно для окружающих Алексей, взяв отца под локоть, прошёл с ним на привокзальную площадь, к своему «Форду». Насильно посадил его на заднее сидение, закрыв на ключ обе дверцы. Снял машину с ручника и тронулся с места.
– Да пойми ты, Лёшка, не смогу я теперь жить в нормальных человеческих условиях,– почти спокойно сказал Владимир Станиславович. – Мне всё будет напоминать твою мать, Антонину. Мне проще быть бичом и бомжем. Я так хочу. Я только так и могу!
– Заткнись, батяня! – вспылил Алексей. – Как слаб же ты духом. Ни хрена, кроме своего вшивого кабинета на шинном заводе да водки с огурцом не видел! Вот и всё твоё счастье!
– Я не смогу жить, как все, – расплакался Зуранов старший. – Я не понимаю и никогда не пойму того, что происходит вокруг.
– Не один ты такой мудрый и… Потом кто же тебе сказал, отец, что мама умерла? Да будет тебе известно, что нет никакой смерти! Она нелепа и смешна, и не реальна, в бесконечном единстве миров. А моя мать и твоя жена сейчас в другом мире, который, скорей всего, не хуже земного…
– Я думал… Я много думал о тебе, сын, и надеялся, что ты перестанешь быть… дураком. Такие, очень даже не русские, сказки для тех, кто, как раз, и слаб рассудком. Но не для меня. Запомни! Не для меня! Пусть я бомж!
– Помолчи! Я не способен тебе, отец, что-нибудь доказать. Мягко выражаясь, мы говорим совершено на разных языках.
Сейчас Зурановы, старший и младший, не понимали друг друга. Столкнулись два фрагмента бесконечного мира, чтобы расстаться или стать единым целым, осознающей себя частью Мироздания. Капля океана – тоже океан, и нет между всем существующим разобщения. Одна только видимость. Во всяком случае, хотелось бы, чтобы так было.
Отец и сыновья Шнорре не задавали никаких вопросов Алексею, когда увидели его входящим в квартиру с бродягой. Потом, наконец, они поняли, что это, наконец-то, отыскавшийся отец их начальника, главного сыщика.
Они в один голос выразили откровенную радость по случаю появления здесь Владимира Станиславовича и убедили его принять ванну и побриться. Заодно надо было сменить и ветхую одежду, а эту выбросить в мусоропровод. Пока под несокрушимых давлением всех присутствующих отец Алексея приводил себя в порядок, Зуранов младший позвонил по сотовому телефону Гранкину и дал ему указание привезти как можно больше продуктов и водки.
Коротко Зуранов объяснил ситуацию, и Денис, понимая возникшую ситуацию, предложил временный ночлег для отца и сына Шнорре. А утром он сам лично, в самые кратчайшие сроки, найдёт хорошую однокомнатную квартиру для Владимира Станиславовича. Ещё он посетовал, что всё ещё не возвращается из туристической поездки его любимая женщина и гражданская супруга Полина Ярцева. «Что-то у нас с ней не ладится, – тихо сказал он. – Не знаю, но что-то не так… Ладно, не телефонный разговор. Приеду – расскажу кое-что интересное».
Относительно приведённый в порядок и схоластично приодетый, отец Алексея стал походить на нормального человека. Правда, выдавал в нём тревогу и волнение бегающий, неспокойный взгляд.
– Брось ты, отец, волноваться, – Алексей обнял за плечи отца. – Ты у себя дома, в своей квартире. Не переживай. А завтра-послезавтра у тебя будет жильё, ни чуть не хуже этого.
– Моя квартира давно уже там, где, моя Тоня, под землёй, – ответил Владимир Станиславович, робко присаживаясь к столу. – Я давно уже там, где она. Давно бы ушёл, но понимаю, что наложить на себя руки – великий грех. Да и она часто мне снится и говорит: «Вовка, не делай ничего с собой». Я всю Россию пешком прошёл… Ничего мне не нравится, ничего не могу понять.
Вскоре появился и Гранкин, приехав сюда на втором «Форде», который, по сути, стал его личным. Он был основательно загружен сумками авоськами и пакетами с продуктами. Он вкратце рассказал, что ему удалось не только разобраться в том, что убийство предприниматели Плиданова дело рук уже общеизвестной бандитской организации, но и ужалось встретиться с его непутёвой женой Кочемасовой.
Кроме того, он сообщил, что, на всякий случай, портативный магнитофон с десятком кассет и монитор-дивиди, тоже на батарейках. При нём несколько дисков с концертами всем известной, стихийно старющей певицы Геллы, но ныне обнаглевшей, оборзевшей, решившей, что имеет полное право считать народ не просто большой, но великой страны поным дерьмом и сбродом.
Принятая на «ура» ещё в давние года, непонятно с чьей подачи и с какой целью, она и не в столь давние времена активно строила своё личное благополучие на доверчевости людей, которым внушили, что её дешёвые и невнятные песенки есть верх совершенства. Таковых было и осталось немало, и каждая подобная «творческая личность» – мыльный пузырь и одновременно фрагмент организованной, цветистой суеты, которая не стоит выеденного яйца. А субъекты, создающие подобные кумиры, их же с большим успехом уничтожают. У этих… закулисных товарищей свои шкурные интересы. Деньги, власть, авторитет и прочее.
– Это хорошо. Я завтра же подарю всю эту музыку вождю Племени Уходящих, Пусть зомбируется, от него не убудет, – Алексей разлил водку по стаканам. – Пока он ко мне относится не плохо. Пока я ему нужен… Давайте выпьем за моего отца!
Все так и поступили и сделали это несколько раз подряд, кроме Гранкина. За рулём. Но Денис времени не терял. Он сбегал к своей машине и принёс оттуда ещё два больших батона варёной колбасы, монитор-дивиди и дешёвый китайский магнитофон.
Под влиянием выпитого спиртного Владимир Станиславович оживился, начал вспоминать свою непутёвую жизнь после смерти Антонины Павловны, где был и что видел. Все с интересом и с горечью слушали исповедь бича и бомжа с большим… стажем.
Он то плакал, то смеялся. Но постоянно повторял, что в мире, где давно уже нет его Тони, ему больше нечего делать.
– Самое важное заключается в том, – невпопад, но с яростью сказал с Степан. – чтобы бандиты ответили за свои преступления! На полную катушку!
– Они ответят, – уверенно заявил Дима. – Надо приложить все усилия, чтобы они ответили за содеянное ими.
– Дети мои, успокойтесь! – заверил своих сыновей Шнорре старший. – Всё идёт по плану. Я верю, что справедливая кара настигнет преступников.
На этом застольные разговоры завершились . Через час Денис отвёз всех троих Шнорре к себе домой. Отец и сын, Алексей и Владимир Станиславович, после долгой разлуки, остались вдвоём.
Вроде бы, и говорили о многом, вспоминали далёкие счастливые дни. Зуранов старший скупо поведал о том, где все эти годы его «черти носили» и ещё раз сказал, что не может он жить теперь, как все люди: или смерть, или вечное бродяжничество, пока Господь не приберёт.
– Но существует и третий вариант, отец, – сказал Алексей.– А что, если тебе перебраться… до конца дней твоих в Ранний Неолит, на основную стоянку Племени Уходящих. Пищу и одежду мы себе добудем – ни в том мире, так в этом. Я куплю тебе хорошую удочку и охотничье ружьё…
– Кому я, Лёшка, там нужен, в твоей древней сказке?
– Мне нужен. А язык потихоньку освоишь. Правда, и там хватает опасностей, подлости и прочего. Но в двадцать первом веке всего этого гораздо больше. И пойми, что здесь более дикие люди, чем там.
– Впрочем, не такая уж и плохая идея. Но, прости, я до сих пор во всё это не верю.
– И напрасно,– послышался мягкий женский голос. – Нет абсолютно совершенных миров, но жить прошлым и страдать, впадать в уныние не только смешно, но и грешно. Не только по, вашим, земным понятиям.
Отец и сын одновременно повернулись в сторону говорящей, и увидели Антонину Павловну Зуранову в белых светящихся одеждах. Она сидела в кресле, положив руки перед собой, и грустно улыбалась.
От неожиданности Владимир Станиславович чуть не поперхнулся очередной порцией водки, которую он принялся пить, не дожидаясь особого приглашения. Он привстал с места, объятый одновременно чувством страха и нахлынувшей радости, но тут же сел. Повелительным, не требующим возражения, жестом Антонина Павловна приказала им оставаться на местах.
– Тоня, Тонечка, как я рад, что ты пришла, – слезливо запричитал Владимир Станиславович. – Знаю, что такого не бывает, но ты пришла. Я вижу тебя! А ты, Лёша, видишь? Да или нет? Или у меня галлюцинации… от водки? Сегодня её много выпили.
– Я вижу и слышу,– как можно спокойнее, сказал Алексей и обратился к матери. – Как тебе там, мама? Хорошо или плохо?
– Нормально, – ответила она. – Вполне, нормально. Я – совершенно другое существо. Мне трудно объяснить вам обоим, кто я и что. Не сказать, чтобы я скучаю по вас обоим. Так выпало… Так должно быть. Нелегко являться в ваш мир. Для нас, находящихся далеко от вас и одновременно рядом с вами, это равносильно болезни… на грани следующего умирания.
– Но ведь смерти нет, мама, – сказал Алексей. – Её не может быть… по определению.
– Мне это известно, Алёша, – согласилась с сыном она. – Не может умереть ни один мир, потому что никогда не рождался… Я пришла предостеречь тебя от бед, остановить, ибо то, что ты творишь оба, позволено только стоящему у Трона Господнего.
Со слезами на глазах слушал Алексей простые, сокровенные слова матери, возможно, совсем и не её, а фантома, какого-то непонятного света или образа, идущего совершенно из непонятного мира. Она убеждала его не проливать крови даже отъявленных негодяев, ибо судить может только Всевышний. Пусть Лики-Ти от имени Господа дал ему право выбора, но ведь не больше… У её сына нет прав карать и наказывать.
Алексей, как ему было ни тяжело, не согласился с матерью, сказав, что за преступления должен платить каждый. Она только вздохнула, слегка кивнув головой. Надо полагать, что не всё так совершенно в каждом из бесконечных миров. Возможно, и, уже знающая Нечто, Антонина Павловна не совсем была права и…тоже, как и все существа, предметы и явления, «рожденные» и «умершие», заблуждалась.
Конечно же, мать его была не права. Так считал Алексей. Ведь если существует преступление, то должно быть и наказание. Нельзя уповать на правосудие, которое… Впрочем, эта вечная дилемма: поистине, благими намерениями вымощена дорога в ад. Ведь всё происходящее дано Свыше.
– А ты, Володька, не ходи по чужой тропе, – обратилась Антонина Павловна к мужу, – не считай себя втайне от всех святым и не плачь обо мне, ибо вы, «живущие» на Земле более мёртвые, чем те, которых, вы проводили. Не вы нас проводили, а просто мы вас оставили. Так надо было. Самый короткий путь также беспределен, как и дорога за горизонт.
– Что же мне делать?! – в сердцах Владимир Станиславович, всё же, нашёл в себе силы и, встав со стула, направился к своей (уже не к своей) жене.
