Татьяна Шутко "Письма Мастеру из дворницкой"

В сборник рассказов вошли истории из жизни разных людей, разных времён, разных планет.Острый писательский глаз подмечает ситуации вокруг, и события превращаются в юмористические, поучительные, фантастические, сатирические, весёлые и грустные новеллы, рассказы и притчи. Приятного прочтения, дорогой читатель!

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 16

update Дата обновления : 01.08.2024

ЛЭТУАЛЬ

Письма Мастеру из дворницкой
Татьяна Шутко

В сборник рассказов вошли истории из жизни разных людей, разных времён, разных планет.Острый писательский глаз подмечает ситуации вокруг, и события превращаются в юмористические, поучительные, фантастические, сатирические, весёлые и грустные новеллы, рассказы и притчи. Приятного прочтения, дорогой читатель!

Татьяна Шутко

Письма Мастеру из дворницкой




Письма Мастеру из дворницкой. Про Палыча

Кабы Маргаритою родиться… Увы ж Вам. Дворники мы-с, лопатами дворы чистим-с, мётлами виляем-с, тако шо звиняйте, с жёлтыми хризантемами по улицам не шастаем, политесам не обучены-с.

Рази шо луна глазом мигнёт, таки ночкой пьяной – метёлочку на старт, да на крыши сверху кинуть взор, вдруг где недогляд какой) Баловство, одним словом. Скукотишшша…

От скуки энтой послания Мастеру и случились, про жисть нашу всепогодну.

***

Пал Палыч, сосед мой коммуналошный, книжки страсть как любит. Грамотный шибко, так при евойной главной должности – положено-с. Манагер он метёлошный, веничком ивовым машет – залюбуешшшся. Во дворе-то ево уважают, знамо дело. Справно трудится.

А в вечеру кромешшшную, быват, керосиночку на кухонке зажжёть, да на табурет усядется, ножишшша подожмёт. Вот ужо век с гаком род людской ляктричеством пользутся, а энтот, сосед мой, из керосину свет добыват. Ну, шо не запрещено, то разрешено. Покрутит ручку лампы доисторической и давай басом переливничать, вслух читать, странички перелистывать. Хоббя у ево такая.

Третьего дня книжицу новую принес, мужичок там на обложке – бородишша да усишша знатные, любо глядеть. А платье – в пол. И фамилия такая звериная – то ли Опунций, то ли Скунций. И мыслит-рассуждат мужичок заморский чудно. В память втемяшилось, ако кол: "Не спешите делиться результатами труда со всеми. Пусть узнает тот, кому это действительно интересно". Каково?

***

Давеча случай был. Палыч наш заполошный, токо шо манагер, а мужик видный. По весне белояблочной воспылал любовию к Марусе, продавщице ларёчной. Тако и пышет жаром горячечным, одна она, лебедушка, снится, токо глазишшша Палыч закроет. А смекалистый сосед-то мой, вот и повадился письма ей слать, словами ностранными заманивать девицу торговую. А та возьми – и ответь, да ладно так, будто коллежжж какой посешшшала.

Вот сядет вечерочком Палыч на кухне коммуналошшшной, плеснёт беленькой, пальцем запотевший стаканчик потрёт, и давай нараспев письма девичьи одноквартирникам читать-смаковать. А после и Кольке рябому с третьего подъезду, и Василичу – горемыке дворовому. Прочтёт – и в глаза заглядыват, одобрения выжидает. Вот, дескать, Маруська моя какова!

По цепочке языкатой и до девицы слух дошел, что Палыч наш на хвальбу не сдержан вышел. Румянощека пава, и фигурой сладна, и кулачишшша, как та кувалда.  Вот и приласкала чтеца, от всей чистой души. Долго фонарем светился соседушка, пуще керосинки, токо грамоту не бросил. Книжками увлёкси, нараспев басит, в уши науку льёт. А с Маруськой-то у них сладилось, и от кувалды польза быват. От ведь как.

***

А как листва с дерев повалила наземь, работы поприбавилось у Палыча. Спит Маруся сладко, ручишша раскинет. А едва солнце лучом острым ей в ладонь ткнёт, так сожитель ейный уж на улицу гоношится, метёлкой ивовой паденку да денежку наметать. Эх, не жисть – прутья сухие.

И задумал Палыч по грибы сходить, опять же для хузяйству польза. Раненько поднялся, да с лектрички прям по тропе и пошагал, куда ноги несут. Ветки по шшшекам хлешшшут, птахи шшшебечут, а ему хоть бы што. Тока подосиновики да подберезовики в корзинку плятёну тягат. Да ветер пересвистыват во все губы. Ляпота.

И тут глядь, лес кругом. И справа рошшша, и слева рошшша, и куды не поворотись – куст да ствол. Прихватил Палыч палку покрепшше, уши навострил и пошлёпал туды, де шумнее. Деревья расступились – и поляна пред им, широка. И мужики у костра. Кто плашмя, кто плечом к плечу. Гарланят. Носишшша красные. Сапоги грязные. Охотнички. А бугай бородатый, с шапкой на весь глаз, ружо поднял, рыгнул зычно и вежливо так Палычу говорит: «Паф». Корзинку крепше к груди прижал и сиганул соседушко мой. Так и прибёг домой. Эвона как.

***

Осень – пора хлопотная. То дождь колючий, то ветер злющий. Листвы ржавой насыпало, только успевай мешки подставлять. Некоды в небьи глаза заглянуть, да о судьбинушке подумать.

Утро то выдалось – диво дивное. Солнце ластится, будто про календарь забыло. И так под тёплым Марусиным боком сладко, шо вылезать не хоцца. Скрепя сердце накинул Палыч фуфейку на плечи трудовые, пригладил шавелюру и шагнул в день.

А на улице – будто художник какой озорует. Лучи канареешные сквозь кроны деревянные сочатся, по листве палой стелятся лентою яркою. Сжал метёлку Палыч покрепше и видит вдруг. В арке домовой, высоченной, человек стоит. Лбом к стене каменной прижалси, ботинками дорогущими в брусчатку уперси. И содрогается всем телом, беззвучно. Плачет по-мужски, значица. А пальто на ём сладное, а руки, шо те плети висят, часами золотыми поблескивают.  В сторонке джип черный, аки пёс верный, рычит.

Палыч подошёл, осторожно так мужичка за рукав тронул. «Чаво тако?» – спрашиват. Всхлипнул мужичок, кулаком росу с щеки отёр. И показыват Палычу надпись на стене краскою белою. Буквы ровные, стройные. Шпана уличная расстаралась. Ну, погоревал – и будя. Нырнул мужичок за стёкла тонированные, в коробку железную, и след евойный простыл.

А Палыч наш, манагер метелошный, слова те увидал, плечи расправил, улыбкою расцвёл. Полюбовался мудростью настенною. С клумбы астры сорвал, букетик малиновый, круглошапошный. И со всех ног к Марусе своей припустил. Доброго утра пожелать.

А написано на камнях арочных было: «это временно». Хфилософия.

Апрель 2012 г.

Тапочки

Настало время отправиться в магазин. Покупать тапочки. Мужские домашние тапочки. Она долго ходила вдоль стенда с нужной обувью. Неторопливо присматривалась. Оценивала. Разнообразие моделей и цветов радовало глаз. Однако, большой выбор затруднял задачу.

К расцветке следовало отнестись с большой ответственностью. Клетку она не любила. Как-то не сексуально. Это как семейные трусы в полосочку. Желание убивают сразу. На корню. Аппликация в форме зайчика с опавшими ушами или оленя с ветвистыми рогами тоже не вдохновляла. Напророчит, чего доброго. Легкомысленные мышки с бусинками вместо глаз были решительно отвергнуты. Нужно выбрать что-нибудь солидное и располагающее. Однотонное, приятное на ощупь, с устойчивой надежной подошвой.

Продавщица обувного отдела, давно юная, красногубая, комфортно расположилась на стуле, подобрала под себя ноги и сосредоточенно орудовала пилочкой для ногтей. Периодически вытягивала перед собой ладонь с тонкими пальцами, восхищенно разглядывала овал терракотовых лаковых ноготков, бережно дула на них и возвращалась к ювелирному занятию. До разборчивой покупательницы ей не было решительно никакого дела.

Действо выбора захватывало. Вот эти, пожалуй, подойдут. Велюровые, в едва заметный рубчик, цвета новогодней ели. Мягкие при прикосновении, с закрытым закругленным носком. На бамбуковой дышащей подошве. Симпатичные и многообещающие. То, что нужно. Это они!

Она нашла подходящий размер. Цифры «4» и «4» были почти магическими. Два одинаковых числа рядом. Даже если читать с конца значение не изменится. Символ стабильности и постоянства. Вопреки японским суевериям, побаивающимся зловещей «четверки», для нее это сочетание цифр всегда приносило удачу. Где она, эта далекая Япония, а где мы. Нам бы их заботы!

Прижав пакет с покупкой к груди, крепко, обеими руками, она прикрыла глаза. Постояла так несколько мгновений, на счастье, глубоко вдохнула и решительно направилась домой.

Этот ритуал она повторяла уже несколько раз. Широко открыв дверь квартиры, медленно переступала порог. Сначала правой ногой, приподнимая ее и очерчивая каблуком в воздухе полукруг, и только потом переносила левую. Не выпуская пакет, снимала по очереди рукава пальто, перекладывая покупку из одной руки в другую. Приходилось чуть подпрыгивать, освобождаясь от верхней одежды. Вешала пальто на крючок в прихожей. Внимательно смотрела на себя в зеркало, поправляя волнистые каштановые волосы. И только потом приступала к тапочкам.

Бережно вынимала их из пакета и заботливо ставила на паркетный пол. Отходила назад, оценивающе смотрела на них, будто на уникальное произведение искусства в музее. Сдвигала их в сторону, если ей казалось, что они заняли не то положение. Поправляла. Сдувала пылинки. И только убедившись, что мужские тапочки 44 размера заняли оптимальную позицию на полу в ее квартире, начинала ждать.

Тапочки были началом и завершением. Началом и концом отношений. С них все начиналось, и они же ставили жирную точку. Или многоточие, как повезет.

***

Первый владелец тапочек был высок и широкоплеч. Он громко смеялся и производил вокруг себя много шума. Она увидела его в бассейне. Большая голова в резиновой шапочке и черных усах периодически появлялась над водой в ореоле брызг и грозно выдувала из себя воздух. Размах рук впечатлял. Орел, величественно парящий над миром. Было в этом столько природной силы, мощи, мужественности, грации и напора, что устоять стоило большого труда. Да и зачем? Их глаза встретились во время очередного шумного выныривания из голубой хлорированной воды. В этом глубоком карем омуте захотелось утонуть. И она пошла ко дну. Топором. Он ловко поймал ее за купальник. И вытащил на поверхность, к спасительному воздуху. Позже любезно довез до дома. Справился, как она себя чувствует и не нужно ли помочь подняться в квартиру. Тапочки подошли. Через две недели он привез свой чемодан и уверенно поставил его в просторной прихожей рядом с обувью. Он все делал уверенно. Они были счастливы. Целых три месяца. Вместе плавали в бассейне, шумно выныривая. Громко смеялись. Строили планы. Но детей он не хотел. Даже разговоров об этом не выносил. Уходя, он положил в мешочек тапочки, бережно убрал их в чемодан и громко хлопнул дверью. Картина в прихожей еще долго раскачивалась на своем гвозде. Вправо-влево, вправо-влево…

***

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом