– Вынужден просить о помощи Общество неспящих, – заявил он, отвел штору и указал на небо.
Там плавали цветные облака, вытягивались в нити, сжимались. Я почувствовал что-то очень знакомое. Где-то внутри зазвучал шум моря, как будто послышалась музыка, душа воспарила.
– Сюжет нашей абстрактной постановки, – пояснил Ведущий. – Но дело не в том. Мы затеяли фантастическую изопьесу, сняли эпизод о поломке политической рулетки… – Вот он! – и Ведущий протянул свежий номер информационного вестника "Упаникалампот".
В нем набранные крупным шрифтом заглавия:
НА МАРСЕ СЛОМАНА
РУЛЕТКА
ПОЛИТИЧЕСКИХ МУТАЦИЙ.
РАЗГОРЕЛИСЬ
СТАРЫЕ МЕЖВИДОВЫЕ СПОРЫ.
НИМФОИДЫ ПРАВЯТ БАЛ…
Рядом – неприметная публикация. Я кинул взор на нее и словно ощутил удар током.
…Звездолет вольного города Лоски чуть не столкнулся в окрестностях планеты Нептун с некосмическим металлизованным агрегатом. Этот агрегат выпал из иного мира прямо на глазах экипажа…
Поразил маленький снимок: он мгновенно напомнил мардополовские чертежи аварийного лаза времени! Экстренный вывод объектов из настоящего в прошлое…
– Нептун! Нептун! – воскликнул я. – Что выражает термин "Нептун"?
Ведущий не вник…
– Корабль Лоски, – прошептал я, – их капитаны не подписывали Конвенцию.
– Нептун? – напрягся поднаторевший в разнообразных арго Ведущий. – По-моему, область более дальняя, чем сфера складчатых галактик, орбита Плутона – зеркальная граница вселенной.
Я опять заглянул в вестник:
…Звездолет, несмотря на протесты муния безопасности, захватил таинственную конструкцию и, двигаясь с тройной переведенной скоростью света, достиг земной базы к семи пунктам трипланетного времени.
– Тройная переведенная скорость – эвфемизм 10300 переведенной скорости, – пробормотал я (этот сленг уже знал прочно).
"Но почему корабль оказался именно там? Хитрые задачи у Лоски!" – вдруг зажглась мысль. О Аполлус! Только теперь я вспомнил о проблемах Ведущего:
– А не набежали ли на хронометрах иллюзиодрома лишние секунды? Не мог ли кто изготовить копии призм?
Теперь озарение нагрянуло к моему прежнему соратнику.
– А как здоровье Калипсида? – полюбопытствовал я, не забывая об Армагеддоне.
– Апокалипсида?! Он куда-то улизнул…
Не минуло и часа: прозвучал сигнал нового вызова, но из 1-й приемной. Мардопол спустился по лестнице и вернулся. Он держал непривычную бумагу с водяными знаками и черными гепардами. Деамбулакрум – ноли – тангере!![3] Из ЧС! Я еще не съехал с ума!
Запрос… Аршинными буквами:
МОЖЕТ ЛИ ЛАБОРАТОРИЯ ВРЕМЕНИ
УНИЧТОЖИТЬ ВСЕЛЕННУЮ
ИЛИ СОЛНЕЧНУЮ СИСТЕМУ?
Многое обещало юмористическое собеседование. Но не тут-то было! Мардопол и Да-Плютен в один голос продекларировали:
– Уничтожить мир, а тем паче Гелион – ничего не стоит.
– Раз плюнуть! – выпалил Да-Плютен.
"Предо мной люди или нимфоиды?" – подумал я и, предвидя бесполезность полемики, начал ненавязчиво напирать на практическую сторону дела:
– Вы считаете, сама ЧС сочинила запрос? В запрещении работы заинтересованы исключительно Дельфы!
При последнем упоминании Да-Плютен слегка порозовел, затем сильно побледнел, а Мардопол сказал:
– Гы…
Потом он произнес длинную и назидательную кудрю. То, как он судил ни о чем и обо всем, делал ложные намеки, создавал важность неважному и неявность явному, вплетал в сообщаемое проговариваемые полушепотом неприличные каламбуры и коллетрейскую феню, свидетельствовало, что изрядную часть жизни Мардопол протусил в интеллектуальных кабаках и финтишкетских бегуресконах. Так и повисали его сентенции, обтекаемые, пылефлюидонепроницаемые, но бессвязные. Он не спеша достал анимагару и продолжил:
– Да… если… ну… конечно, домикало донеже егда зрак… здесь не Суматра, но в вещах зело важных… Хм… Пых-пых… – Мардопол затянулся анимагарой и коснулся рукой своего мощного подбородка. – Есть сугубые методы; коллега ваш Н а в в и р и д о н не кремень. Мы не из свободного круга. Мы, наввириняне, особая народовосьц – народовосьц почтовых ящиков. Для чьих-то брыкал мы прозрачны… Обаче очима смотриши – лукавне прещение узриши.
Это речь! Обозвал Армагеддона Наввиридоном, а нас наввиринянами…
– Пусть скрыть ситуацию мы не можем, но скрывать нечего! – вставил я.
Да-Плютен и Мардопол, не успокаиваясь, утверждали: недавно вселенная была на волосок от гибели из-за не совсем удачного опыта.
Мардопол ссылался на вероятность цепного инвертирования и привел в пример феномены оловянной чумы и венерианской молекулярной проказы.
Меня поддержал Аметист:
– Вселенная неуничтожима, а неуничтожима она потому, что ее не существует. Она такая же выдумка, как грань куба, не имеющая толщины. Попробуйте оттяпать у куба то, чего нет.
Робот махнул рукой – и на стене обнажился гигантский экран, на котором затанцевали формулы гипергеометрии. Выплывающая симфония смыслов обозначила надмирное крещендо, экран стал трехмерным, занял половину зала, вырвалась устрашающая модель строения кажимости. Щелчок – и посыпались следствия. Робот еще раз махнул – в воздухе зажглось:
ПЕРЕВОРОТЫ, РЕВОЛЮЦИИ,
СМЕНА РЕЛИГИЙ, ВОЗЗРЕНИЙ.
ОБМАНЫ ВОСПРИЯТИЯ – ПРЕЖНИЕ.
Аргументам роботов придают наибольшую весомость. Но пришлось убрать: "перевороты", "революции". После редактирования мы оставили фразы типа:
ШАНСЫ УСКОРЕНИЯ
ПОЛИТИЧЕСКОЙ ДИНАМИКИ,
УСИЛЕНИЕ ПОДСПУДНЫХ ТЕНДЕНЦИЙ.
Посторонних специалистов власти вызывать не собирались, поскольку не хотели объяснять возникновение "муфты" на корпусе Сентра.
Ее совершенно правильная форма не отличалась от замкнутой облицовочной поверхности…
Внешних свидетелей катастрофы оказалось немного: около тысячи человек. В момент итогового опыта у здания находились передвижные станции ЧС. Нужный властям Сеанс состоялся прямо на улице. По Аркаполису таки поползли смутные слухи, но на слухи службе было начхать.
Однако кому-то не было… Пересекая бульвар, я заметил на себе чей-то взгляд. Ко мне подошел субъект, похожий на монаха-атеиста. С легким расшаркиванием и миной, полной выразительности, он вручил мне фиолетовый конверт. Не успел я прийти в себя, как субъект сел в вертомобиль и растаял над небоскребами.
Минуты три я терпел. Затем распечатал конверт. Из конверта брызгнула лучащаяся синим светом субстанция и выпал вызов в дельфийское консульство.
Р е к а
Конверт лежит на матовой поверхности стола. Н-н-х-у-у: от конверта или от бланка в нем идет тонкий неопределенный запах. Что я вижу! Волнистые узоры бумаги вписались в волнистую текстуру столешницы. Слабый, невнятный, лиловатый… Нет, словно голубоватый запах. И даже не запах, а малоуловимое напряжение. Отодвигаю конверт дальше… Беру и кладу на полку. Но от него ли все это исходит? Может быть, от темноты за окном? Тушу свет.
Завтра в Дельфы. Тени на потолке беззвучно говорят: "Завтра в Дельфы". Шевелятся черные листья, отражение ветра задувает тайники мыслей. Снится шепот потолка. В зазеркалье окна облизываются две крупные звезды, а третья медленно скользит, кособрюхая, начинает увеличиваться, потом уменьшается… Квлонн… Я открываю глаза: ярко горит лампа, ослепляет, но осязаю: сплю; могу себя ущипнуть, впрочем, уже исхитрялся не раз; поднимаю еще одни веки: вижу, облизываются две крупные звезды, а третья прядает ушами… Еще веки: сплошная синь, кто-то читает инструкцию неслышным, но твердым голосом:
…место трансферации – 1423-й ярус 742-го квадрата в окрестностях чердака сооружения ОИ-16-27 и сетки для игры в бло.
…нужно учесть: на указанном ярусе протекает река Айпейя (осторожно!), за сооружением ОИ-16-27 проходит воздушно-понтонная железная дорога – источник недоразумений и причина несчастных случаев.
Пункт двенадцатый. Прононния разрешены на чердаке сооружения. Быть спокойным. Глубоко не дышать: не исключено вдыхание больших количеств серебристой пыли.
Пункт тринадцатый. При облаве прятаться в густых зарослях карбокрачи между рекой Айпейей и лужком для игры в бло. Дежурные эйхимбурконы оберегают униформу от острых колючек карбокрачи и возле нее не бывают.
Пункт четырнадцатый. Не справлять потребности на чердаке (серебристая пыль, возможность появления новых трансферантов).
Пункт пятнадцатый. Река Айпейя и вентиляционные щели не имеют дна. Ниже первого яруса исчезает отсчет правильных локусов восприятия.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пункт сто сорок первый. В течение светового дня следует воздерживаться от питания. Поедание душ туземцев осуществлять ночью. Нельзя съедать души целиком! Оставляйте хотя бы 1/10000 долю. Во время так называемых сновидений души аборигенов довольно быстро отрастают за счет подсоединения к своим параллельным жизням.
Что это? Экубе?ка! Тону в огромной реке. В ее русле не вода, не жидкость течет… Плыть в подобном не удается… Оно легче всего, непрозрачно. Падаю. Волны накатывают на волны, и в промежутках раздвинувшихся волн иногда что-то мелькает. Лечу, но плавно, не ускоряясь… А пузыри! Пузыри – волшебные фонари! Среди тёмного блеска мгновенные сны. А – у! Всплываю в Саргассовом море. Но нет! Нет! Не водоросли, не острова. Лишь волны рисуются в волнах. Течет река вперед и назад, вверх и вниз. Творит берега, предметы и воздух, мечты, чувства, желания, образы. Я – река, впереди и позади, вблизи и вдали – везде река, но повсюду разные волны. Волна волне не равна, волна волне – война, волна с волной в волне, волна с волной в реке.
Сон ли это?
3. Д Е Л Ь Ф Ы
Начало
Конверт получил и Да-Плютен. То ли на нас действительно остановился выбор жрецов, то ли от нашего присутствия в Аркаполисе стремились избавиться. В суматрийском Сентре не менялось ничего! Неспящие менее опасны, чем просто бодрствующие!
Дельфийское консульство как будто помещалось в одном из корпусов Университета вторых профессий, у филиала Всемирного музея копий, но Да-Плютен рекомендовал направиться не туда, а в противоположный конец города, к скале с лабиринтом.
У сохранившегося пролома в лабиринт уже пару тысячелетий красовались статуи двух человеческих скелетов. Над шестиметровыми статуями горела надпись:
ВСЕМ, КРОМЕ САМОУБИЙЦ,
ВХОД ВОСПРЕЩЕН!
Перетолкование вызова меня не устраивало. Многие стези ведут в Край Желаний. Почему бы не выбрать длинную?
Да-Плютен поневоле согласился со мной: у аппарата, вызывающего клокомобили, стояла солидная очередь, а на "колбасах" и "насосках" понадобилось бы добираться с четырьмя пересадками.
Мы предпочли более длительный путь в Дельфы долгой дороге внутри города.
Двинулись пешком и спустя 15 минут оказались рядом с университетом; пройдя зал информации, вошли в приемную консульства. Круглая, необычно освещенная гостиная. Без ламп и светильников, но на потолке четко вырисовывались тени. В середине комнаты – столик с вечными газетами. Из-за стен и дверей не доносилось и признака жизни. Нет ли ошибки? И вдруг мы обнаружили: не отворялись не только двери, через которые мы хотели пройти, но и те, через кои прибыли.
