– Да. Мы «ничего не», – ответил Ит. – К тому же, если ты помнишь, она – потенциально наш учитель. О каких «ничего не» можно в данном случае в принципе говорить?
Ари задумался. Покачал головой.
– Сигнатура изменилась, – сказал он. – Обстоятельства тоже. Вы изменились, да и я, следует признать очевидное. Стоит ли мыслить категориями старой сигнатуры, когда мы находимся в новой?
– Кстати, а сам ты, между прочим… как бы сказать… – начал Ит, но Ариан его перебил:
– Не с кем, – ответил он. – Пока не с кем. Но, поверь, если будет, я не стану играть в монаха, как это делаете вы. Глупо, повторю. Это просто глупо. Не использовать такую возможность, пока мы все…
– Мы все – что? – нахмурился Ит.
– Как минимум, живы, – Ари вздохнул.
– Неужели у тебя на Тингле никого не было? – не выдержал Ит.
– А вот это не твоё дело, – в голосе Ари вдруг послышались нотки, от которых Иту стало не по себе – потому что сейчас с ним говорил уже не молодой Ари, а старик, Бард, которого вернул на этот свет Ри, и который, кажется, очень долго ждал – момента. – Про Тингл тут говорю только я, запомни. Говорю то, что сочту нужным, и когда сочту нужным. Всё, разговор окончен. Я тебя услышал.
– Я тебя тоже, – ответил Ит.
***
Место им досталось замечательное – в уголке, возле окна, стоял диванчик, кресло, и круглый стоик, в самый раз на троих. Скрипач сходил к бару, заказал пиво и картошки на закуску, чисто символически, потому что все они уже поужинали, и есть не хотелось. Народу в баре было немного, это и понятно – день будний, завтра всем на работу, какие уж тут развлечения. Поэтому и картошку, и пиво принесли быстро, и вскоре они остались втроем. Они, столик, пиво, картошка, и туманная весна за окном.
– Слушайте, я вот всё никак не могу понять, покинули мы сигнатуру, или нет, – сказала Лийга. – Шестой год пошел, а ничего не происходит. Вообще ничего. С одной стороны, вроде бы мы не могли этого сделать, от Стрелка сбежать невозможно, но с другой – что-то же должно происходить, верно?
– Почему ты так решила? – спросил Ит.
– Потому что мы находимся в активной фазе процесса, – объяснила Лийга. – Я же говорила, давно ещё. У системы есть периоды активности и периоды ожидания. Берта, кстати, в записях говорит о том же. Даже если брать сейчас только Архэ, и рассматривать исключительно их, причем в старой модели, можно увидеть четкие границы периодов. Воссоздание – активный период. Далее следует долгий, почти двадцать лет, период ожидания, разве не так? Они просто живут, учатся, работают, влюбляются, и всё такое. Дальше – снова активный период, вход в стадию инициации. И всё, снова ожидание, потому что инициация идет тоже почти двадцать лет. Это сложно себе представить, по крайней мере, мне, но это было. Что потом? Следующая фаза, переход в Контроль, и этот период тоже активен, и ещё как! Четверть века учебы, и окончательное формирование Архэ, как элемента структуры. Но что происходит после этого? Да ни-че-го, за исключением редких всплесков, типа встречи с Арианом, смерти учителей, и разлада со Встречающими. Всё, система работает, ровно, в спокойном периоде, до самого последнего момента. Потому что окончательным активным периодом становится передача материалов для воссоздания, а затем – смерть. И вот теперь я смотрю на то, что у нас получается по факту, и не понимаю – что мы видим, и в чем мы принимаем участие.
– Мы тоже не понимаем, – кивнул Скрипач. Поднял кружку, посмотрел через неё на свет. – Ну, давайте за платье, – предложил он. – Дорогое, как чугунный мост, но тебе, Лий, очень идет, и на скиб слегка действительно похоже. Поздравляю с покупкой, в общем.
– Спасибо, – Лийга улыбнулась. – Если честно, никак не привыкну ходить без маски, – призналась она. – Рука сама тянется к капюшону, а там ничего нет.
– Ну, тут так принято, – пожал плечами Скрипач. – К тому же тебе незачем прятать лицо, ты очень красивая.
– Не подлизывайся, – строго сказала Лийга.
– Я констатирую очевидный факт…
– Рыжий, отстань, – приказал Ит. – Вообще, ты права на самом деле. Что-то должно происходить, верно. Но у нас всё наизнанку в результате. Инициация, как таковая, была более чем странная, и мне кажется, что она получилась неполной, не просто так эти трое говорили тогда про память, которую требуется стереть. Испытания, которые происходили – мы вообще ничего не помним, кроме последнего года. И вспомнить никак не можем, видимо, блокировка серьезная, здесь её не снять. Сейчас, теоретически, должно быть ученичество, но снова всё разваливается, потому что мы не учимся, а ты не учишь. Ари эта учеба вообще не нужна, он и так всё умеет.
– Или говорит, что не нужна, и что умеет, – заметила Лийга. – Знаете, я ему не верю. Бард, который добровольно бросил гитару на шкаф на четыре с лишним года? Серьезно? Вы ведь не хуже меня знаете, как они живут, как чувствуют, и как видят мир вокруг себя. И чтобы вот так? Ни эмпатии, ни чувств, ни сострадания, ни музыки, только недовольство и поездки в какие-то странные места. Мне не нравится…
– Он тебе не нравится, – констатировал Скрипач.
– Нет, это не совсем верно. Мне не нравится то, что он делает. И не делает, – ответила Лийга серьезно. – Точнее, мне не нравится, что он вообще ничего не делает. Я бы его поставила месить глину, если бы мы были дома. Ну, у меня дома, конечно. Месить глину – это хороший способ выбить из головы любую дурь. Один день на глиняной яме, и…
– Добрая ты какая, и хорошая, – снова польстил Скрипач. – Вот только мне почему-то кажется, что ты бы его в этой яме с глиной прикопала бы. Запросто. И сделала вид, что никого тут и не было никогда. Ага?
– Нет, не ага, – покачала головой Лийга. – Совсем даже не ага. Ит, ты что-то хотел сказать?
– Хотел, – вздохнул Ит. – Но раз такая важная тема, про глину, могу и помолчать.
– Ну, начинается, – закатил глаза Скрипач. – Давай, говори уже.
– Мне кажется, что у него всё ещё идет адаптация, в том числе и к геронто, – сказал Ит. – Рыжий, вот ты доктор, да? И я тоже доктор. И вот скажи ты мне, что в данном случае, кроме стандартной схемы, мы для него тут можем сделать, чтобы снять последствия гормонального шторма? Да, у нас его не было, можешь не открывать рот, я сам скажу. Не было – потому что мы даже не знаем, когда именно производились все эти геронто, и не были ли они, случайно, разделены ещё и гиберами. А вот он проходил геронто непосредственно перед отправкой, и я допускаю, что мы сейчас имеем последствия шторма – вот в таком виде. Он мужчина, человек. У них весьма специфически этот процесс проходит, ты же знаешь.
– Пять лет, – напомнил Скрипач. – Не слишком?
– Он ещё и Бард, – пожал плечами Ит. – Может быть, для него и не слишком. Не подумайте только, что я его защищаю, я просто пытаюсь понять, что может служить причиной для того, что происходит.
– Или ты пытаешься разглядеть в нём молодого Ри, – подсказал Скрипач. – Того, которого ты знал, пока он не съехал по фазе. Только разреши тебе напомнить, что именно Ариан придумал Ри таким, каким мы его знаем, и что на самом деле ему отнюдь не двадцать пять, а много больше.
– Сдаюсь, – Ит поднял руки. – Ну чего, закажем ещё пива?
– Давайте, – тут же оживилась Лийга. – Просто так я это фермент принимала, что ли? Пиво, кстати, вкусное. Манговое я уже пила, теперь попробую то, которое с грушей.
– Которое с грушей – это сидр, – заметил Скрипач.
– Хорошо, пусть будет сидр. Но с грушей, обязательно, – заявила Лийга. – И почему я так мало знаю о том, чего тут растет? Я же занималась ботаникой дома. Надо здесь тоже заняться, пожалуй. Вы не против?
– Только за, – ответил Скрипач. – Будешь здесь тоже липстэг варить.
– Здесь не из чего, – покачала головой Лийга. – А жаль. Но ничего, здесь я тоже что-нибудь этакое придумаю. Вот, например, специи…
Следующие полчаса они обсуждали приправы, которые Лийга скупала где придется в больших количествах, и комбинировала, когда готовила, потом переключились на платье, потом заказали ещё пива, а потом обнаружили, что уже почти полночь, и что паб через полчаса закроется. Домой идти не очень хотелось, поэтому Ит предложил прогуляться, благо, что вставать завтра с самого раннего утра не было необходимости – у них был по графику выходной. Конечно, на улице сыро и прохладно, но погулять полчасика перед сном вполне можно.
***
– И всё-таки я не понимаю, – говорила Лийга, когда они шли по набережной вдоль тихой спокойной ночной реки. – Взять того же Метатрона. Я уже говорила, что у нас была легенда о Сэфес-предтече, или, если угодно, о Первом Контроле. Ит, ты показывал символику, которая есть в Сонме, помнишь? Метатрон, который держит в руках Куб. Ну, Куб Метатрона. Который, по сути, является ничем иным, как сиуром, объединяет время, пространство, и человека. Человек, в данном случае, это любая разумная жизнь, которая может создавать эгрегор мира, в котором живет. Разве нет? То есть легенда, которая существует в Сонме – у вас, и в Зеркалах – у нас, является прямым указанием на…
– На Контроль, как таковой? Ты думаешь, что именно поэтому они себя назвали Метатроном, и стали творить то, что творили? – спросил Ит. – Рифат, доброй ему дороги, был совершенно прав, когда сказал, что всё, вероятно, было задумано иначе. И те трое явно не тянули на всезнающее и всемогущее существо с Кубом в руках. Да, там явно не всё так просто, как хотелось бы, да, с этим нужно как-то разобраться, но сейчас – это невозможно.
– Тебя догнало пиво, кажется, – Лийга рассердилась. – Я говорила о другом. В частности о том, что Контроль не появился из ниоткуда, что у него был родоначальник. Или, если угодно, родоначальники. И этот самый Метатрон запросто может оказаться одним из них.
– Лийга, не усложняй ещё больше, а? – жалобно попросил Скрипач. – У меня голова разболелась.
– Знаешь, рыжий, я пробыла Контролирующим не одну сотню лет, – сказала Лийга. – И я задавалась вопросом, откуда в принципе появился Контроль. Я пыталась найти ответы, но не нашла ровным счетом ничего. И я решила тогда, что эта загадка мне не по зубам. И успокоилась. И забыла о том, что пыталась что-то искать. Но сейчас… – она задумалась. – Когда вы рассказали о Стрелке, я поняла, что, может быть, я искала тогда не напрасно. Может быть, что-то стала подозревать. Может, что-то почувствовала. И – я бы хотела поискать дальше. И подумать. Здесь ведь есть, о чём подумать, правда?
– Есть, – кинул Скрипач. – Ещё как есть. Пойдемте домой, а? Холодно. Простынем ещё.
– Пойдемте, – поддержал Ит.
– Я только станцую напоследок, – попросила Лийга. – Вряд ли мне удастся в этом году ещё раз почувствовать танец весенней реки. А хотелось бы…
– Только в воду не свались, – предостерег Скрипач. – Танцуй чуть в стороне, хорошо?
– Ладно, – сдалась Лийга. Снова сняла куртку, и отдала Скрипачу. – Нет, ну какое платье, а? Какое шикарное платье! В самый раз для этой ночи, и для этой весны…
***
Спать легли в полвторого, и проспали в результате до десяти утра, причем первой встала Лийга, которая, зевая, поплелась на кухню, ставить вариться овсянку. Позже к ней присоединился Скрипач, и вскоре овсянка обогатилась сгущенкой, изюмом, и курагой. В отдельной кастрюльке рыжий поставил вариться сосиски, как он сам сказал – для затравки, ему самому, и Иту. Лийге сосиски он не предложил, знал, что бесполезно.
…Лийга мясо не ела, и птицу тоже, ела она только рыбу. Яйца, творог, и молоко, правда, вопросов у неё не вызывали, и на том спасибо. Рыба, кстати, тоже была большой победой после двух лет уговоров – дома Лийга из белков употребляла либо яичный порошок, либо сушеный и толченый сыр, весь остальной рацион многие годы оставался растительным. Танели, кин-кинни – крупы и мука, мука и крупы. Но тут был нюанс – одно дело растительный рацион из продуктов рауф, выращенных рауф, предназначенных природой для рауф, а другое – еда в человеческом мире, которую приходится адаптировать, и которая усваивается много хуже, чем своя. Или не усваивается вовсе. Разумеется, есть адаптации, разумеется, существуют ферментные схемы, которые позволяют рауф существовать в человеческих мирах, а людям – в мирах рауф. Но ни Ит, ни Скрипач не хотели, чтобы Лийга ходила голодной, недополучала всего того, что необходимо для полноценной жизни, и питалась однообразно. Они тащетельнейшим образом следили за тем, что она ест, сколько, когда. Лийге такая забота казалась излишней, какое-то время она отбивалась от их стараний «сделать как лучше», но её тихий бунт прекратил в один прекрасный день Ит. Он посадил Лийгу на кухне, на табуретку, сам сел напротив, и прочел лекцию про ответственность. Про то, кто тут кем является, и кто за кого отвечает. И напомнил, что она, Лийга, была под ответственностью Рифата, а после его смерти вся мера ответственности за неё легла на них, поэтому, уважаемая, вот фермент, вот гречка с молоком, похожая, кстати, на танели, вот кусочек вкусной рыбы, вот вареное яйцо, и приятного аппетита. И попробуй только не доесть.
Лийга с тех пор больше не возражала, видимо, осознав, что спорить с этим двумя занудами будет бесполезно. За пару месяцев она, к радости Скрипача, набрала три кило, ещё больше похорошела, и, наконец, обратила внимание на платья. Это было два года назад…
– Сейчас навернем сосисок, а кашу на десерт, – сказал Скрипач, помешивая овсянку в кастрюльке. – Если ты нам оставишь, конечно.
– Оставлю, оставлю, – рассеянно отозвалась Лийга. Она что-то читала сейчас со своего телефона. – Слушай, тут интересно…
– Что именно интересно?
– Да новости. Тут пишут, что Организация сторонников плоской земли признана нежелательной, – Лийга хихикнула. – Они что, действительно в это верят? Всерьез? В плоскую землю? Каждый раз, когда читаю подобное, поражаюсь. Насколько же люди бывают глупые.
– И не люди тоже, – вздохнул Скрипач. – Вспомни рауф в Анкуне. Во что только там народ ни верил. Особенно в женской.
– Твоя правда, – кивнула Лийга. – И мир был выше градацией, а всё равно. Что у них в головах, не пойму?
– Прочти, что там про организацию, – попросил Скрипач. – А то у меня тут каша.
– Сейчас, – Лийга отмотала запись к началу. – Вот. «Решением правительственной комиссии по отмене мракобесия, предрассудков, и дезинформации установлено, что так называемая Организация сторонников плоской Земли, сокращенно ОСПЗ, признана нежелательной, и деятельность её подлежит пресечению. Не допускаются собрания, сходки, а так же распространение информации…»
– Давайте я угадаю, с какого собрания мы на той неделе будем вытаскивать Ари, – произнес Ит, входя в кухню. – Вот сто против одного. Вот клянусь. Можем поспорить на рубль.
– Оставь его себе, – отмахнулся Скрипач. – Сейчас кашу доварю, и поработаю Вангой. Надо посмотреть, где эти шизики будут в следующий раз собираться.
– Вари кашу дальше, я уже смотрю, – Ит нахмурился. – О, пошли попытки шифроваться… так. Завтра вечером в центре, потом несколько сборов по окраинам. Кажется, сообразили, что дело пахнет керосином.
– Под что маскируются? – с интересом спросил Скрипач.
– Под студию рисования. Не пойму только, на кого эта маскировка рассчитана, если её можно вычислить с телефона, – Ит зевнул. – Когда же я высплюсь-то… Так. Во, красота какая. Смотрите. Оплот, Купол, Форпост, Север, Хрусталь, Десница, Полюс…
– Это что такое? – не поняла Лийга.
– Это ники народа, который сидел в группе про плоскую землю, – объяснил Ит. – И сейчас они всем колхозом переехали в группу про рисование. «Студия рисования объявляет набор в новый поток». Они даже ники не поменяли, понимаешь? Видимо, им так проще.
– Когда, ты сказал, они собираются? Завтра в центре? – переспросил Скрипач. – А где конкретно?
– Таганка, – Ит положил телефон. – Прозвоним этого деятеля, и съездим.
– Может, не надо? – прищурилась Лийга.
– Почему? – спросил Скрипач. – Надо. Побьют ещё, мало ли что.
– Ну и пусть побьют, – кажется, Лийга рассердилась. – Ему это на пользу будет, может, перестанет по таким местам шляться. Кстати, а сегодня мы чего делаем? – спохватилась она. – Погода получше стала, вроде. Может, куда-нибудь съездим?
– Давайте лучше в бассейн, – предложил Скрипач. – Кое-кому поплавать не помешает. Да, Ит? Полтора часа поплаваешь, потом неделю хромать не будешь.
– Я только за, – Ит снова зевнул. – Лий, у тебя же купальник новый был, верно? Который закрытый. Вчера платье выгуливали, сегодня купальник. Вот только куда? В Мытищи?
– Не, туда не хочу, там скучно, – покачала головой Лийга. – Давайте лучше в Видное. Там, где меня рыбки за ноги кусали.
Скрипач засмеялся.
– Это называется не «рыбки за ноги кусали», а «пилинг рыбками Гарра Руфа», – сказал он. – На самом деле штука не очень полезная, но ладно. Хорошо, уговорила. Поедем к рыбкам. Только я сперва смотаюсь, машину заправлю, а вы посуду тогда помойте.
– Когда мы уже купим посудомоечную машину? – спросил Ит.
– Тогда, когда выплатим кредит за трехметровый диван, – развел руками Скрипач. – Садитесь есть, и собираемся.
***
В комплексе пробыли до вечера – сперва три часа плавали, потом сходили перекусить в небольшое кафе, а потом, по настоянию Лийги, прошлись по магазинам, не с целью что-то купить, а просто так, поглазеть. Без покупок, конечно, не обошлось, потому что Лийга, разумеется, не могла пройти мимо магазина с посудой, и к машине они вышли с объемистым пакетом, в котором лежали три чашки, два термоса, новая сковорода, и пара полотенец. По счастью, покупки были недорогими, впрочем, на дорогие у них и не хватило бы.
– Хорошо, что зарплата послезавтра, – заметил Скрипач. – Что-то мы за этот месяц поиздержались. А ведь ещё Люсе надо будет резину поменять, хотя бы спереди.
– Зачем? – не поняла Лийга.
– Затем, что она лысая. Потому что тут сход-развал специфический, – объяснил Скрипач. – Ладно, что-то придумаю. Ит, ноги как?
– Да получше, – ответил тот. – Как только этот этап закончим, надо будет слетать куда-то, и долечиться нормально. Поднадоело уже это. Устал – хромаешь, слишком долго посидел – хромаешь, неловко повернулся – опять хромаешь. Всё это действует на нервы.
– Рука на них тоже действует, – заметил Скрипач. – То болит, то устает. Починим, конечно, как только будет возможность.
***
– Слушайте, а вы не хотите съездить к порталу? – спросил Лийга, когда машина оказалась на дороге, ведущей к городу. – Вроде бы скоро дата, и…
– Двадцать шестого поедем, – кивнул Ит. – Вообще, надо заканчивать тратить деньги на бытовуху, и сделать хотя бы один комплект оборудования для снятия частотки и других экспериментов. Очень хочется удостовериться в том, что оставила в записях на эту тему Берта. Это более чем интересно. Там же есть расчет с поправками на возможные калибровки.
– Надо, – согласился Скрипач. – А ещё надо как-то вставить мозги этому конспирологу. Ит, у меня предложение. Если он ещё раз попросит, давай ему откажем. Разок. А? Как думаешь, что будет?
– Обидится, – ответил Ит. – Рассердится.
– Ну и пусть, – дернул плечом Скрипач. – И за диван пусть тоже сам платит. И штраф за поход на очередное сборище.
– Ты опять? – безнадежно спросил Ит. – Говорили уже об этом, довольно. Ещё пару раз мы его вытащим, а потом поговорим с ним серьезно. Вдвоем. И спокойно объясним, что мотаться за ним мы больше не станем. Просто поставим его перед фактом. Устраивает?
– Ладно, – нехотя сдался Скрипач. – Пусть так. Пару раз, значит. Договорились. Лий, чего молчишь?
– Думаю, – отозвалась Лийга. – Мы в восьмой раз поедем к этому порталу, а я всё никак не могу сформулировать, что же я чувствую. Ладно, неважно пока. Ну что, домой?
– Через магазин проедем, – ответил Скрипач. – Продукты закупим на неделю, чтобы тебе не таскать. И мангал одноразовый прихватим, на двадцать шестое. Шашлыки – прекрасный повод проторчать в портале подольше, не привлекая к себе лишнего внимания.
