Евгений Кострица "Челноки"

Я наклонился и взял горсть песка. Попробовал на вкус и выплюнул. Чистый, белый, горячий, сыпучий – с физикой здесь всё в полном порядке. Ветерок морской и свежий, волны бликуют, слепят глаза.

Отряхнув ладони, я в замешательстве встал. Так рай или глюк? Для начала найти бы другую одежду, кусок льняной ткани на чреслах защитить от солнца не мог. Белый и мелкий, как мука, песок обжигал ступни, и я поторопился зайти в приятно прохладную воду. Как оказалось, страдание есть даже в раю.

В колени мягко зашлепали волны. На дне сеть из солнечных бликов, над ней колышется стайка полосатых рыбок, привлеченная облачком мути от моих ног. Бирюзовая гладь воды плавно переходила в глубокую синеву вдалеке, где виделся небольшой островок, окруженный пенными барашками волн. Его силуэт, окутанный дымкой, был, скорее всего, миражом. Как и всё здесь, что может исчезнуть, стоит к нему повернуться спиной.

И потому я медленно побрел вдоль кромки воды, наслаждаясь контрастом между прохладой набегающих волн и жаром песка под ногами. Залив изгибался полумесяцем, открывая взору чудо за чудом: коралловые рифы, просвечивающие сквозь кристально чистую воду; огромные валуны, отполированные морем до блеска; заросли мангровых деревьев, чьи корни, как щупальца кракена уходили в прилив. Над головой кружили белоснежные чайки, чьи крики словно жутковатый дьявольский хохот, а солнце клонилось к закату, окрасив в оттенки ванили море и горизонт.

Я остановился, понимая, что глюк не мог длиться вечно. Мой заточенный в черепе разум потерял связь с органами чувств и заткнул непривычную дырку приятной картинкой. Грезит в себе, рисуя что хочет. Но тогда где холодное пиво, белоснежная яхта и девчонки в бикини? Разве трудно вообразить себе еще их?

А если умер, то где нимб, крылья и привратник, который всё объяснит? По его внешнему виду бы стало понятно, куда я попал. Но нет ни ангелов, ни дивных гурий, ни сонмов чертей. Открывать врата в ад или к свету что-то никто не спешил.

Есть еще одна версия: я попаданец, как бы ни банально звучит. Мистика, обмен разумов, параллельная жизнь в другом мире, – словом всё, что уже бесконечно обсосано в книгах, которые у нас трудно достать. Там избранный, который спасет всё и всех. Еще будет дракон, дева в беде и меч-кладенец. Возможно, я персонаж, которого строчка за строчкой пишет начинающий автор. Будь то матерый, давно б завязал с экспозицией и наметил конфликт.

Эй, наверху! Не надо придумывать мне испытаний! Хочу хеппи-энд, воплощение богом и ванильный закат в страстных объятиях прекрасных богинь. И приключений полегче, не то солью твой финал!

А вот это уже было похоже на жалобный вопль. Нервы сдают. Так и правда с ума можно сойти. К примеру, решить, что это и есть настоящая жизнь, а та была сном, игрой, видением и миражом. А память отшибло от теплового удара, поэтому помню теперь только их. Должно быть, вернется, если остыну в тени.

А вдруг это розыгрыш? Меня усыпили, вывезли в тропики и снимают скрытую камеру, хихикая где-то в кустах. Хлопотно, дорого, но всё же реально. Только с моей каменной мимикой едва ли отобью им бюджет. Еще, как вариант, – инопланетный зверинец. Собирают с каждой планеты по твари разумной в такой вот вольер или Ноев ковчег.

Возможно, я придумал бы что-то еще, но в мой камерный мир стали пробиваться знакомые звуки: басы из колонок, лязг железа и гул голосов.

Вместо облегчения – разочарование и даже обида. С тяжелым вздохом открываю глаза и еще чувствую между пальцами тот мелкий и белый песок.

2

Клуб оказался заперт, но тачка Лешки у входа. Хотя «клуб» – слишком уж громко. Подвальное помещение учебного корпуса со светомузыкой и крохотным баром. Видак, небольшой телевизор на стойке. «Пина колада» и химические, ядовитого цвета, ликеры разбавлялись спиртом прямо под ней. Водки не было, ее отпускали лишь по талонам.

В дверь пришлось долго стучать, Лешка показался не сразу. Внутрь не пустил, вышел сам, меня выслушал молча. Со значением засветил пачку «Pall Mall». Закурив, задумчиво выдул кольцо дыма. Этим умением он гордился всегда.

Парень красивый и хитрый, как лис. Характерно подленький прищур, насмешливый взгляд, но вот нельзя сказать, что сильно удачлив. Если что-то и выкружит, то тут же просрет. Деньги к нему почему-то не липли.

– Короче! Есть типа чувак, который должен бабла, – изрек Лешка, выдохнув еще пару дымных колец.

– А от меня-то чо надо? – в тон сказал я, не желая вписываться в его мутные схемы.

– Ну, постоишь, бицухой посветишь, пока побазарю. Одному чот сыкотно очень. Скользкий он чел.

– Да нахрен мне ваши разборки! – попытался отмазаться я. – К бандитам иди, раз у вас так.

– Не друг что ль? – фыркнул обиженно Лешка. – С них хрен слезешь потом. Ну и потеря лица, вопросы там всякие. Скажут, что лох. Неохота палиться.

– Профком?

– Дык там и просили с ним побазарить. И не откажешь. Могут подвинуть, а клуб будет жалко. Хлебное ж место, едва там держусь.

– То есть, долг даже не твой? Тем более впрягаться не буду. А то как в тот раз… – буркнул я, демонстративно погладив затылок, где был свежий шрам. Лешка ж соскочит, а за понты достанется мне.

– Да не ссы, ничо там такого. Дел на минуту, отвезу-привезу. А в профкоме твой вопрос порешаем. Бросишь заяву, и будет тип-топ.

Я слегка погрустнел. Если «ничо такого», то зачем моя помощь? И кто там вообще, раз просит профком?

От предложения веяло нехорошим душком. Но что еще делать? Без поручительства в Болгарию поездка не светит, желающих там поди дофига. Можно и дальше тупо железо тягать, а на выходе что? Возня на подхвате и котлета в борще?

Ударили по рукам, договорились на вечер. Поначалу я хотел взять на стрелку кастет, но потом передумал. Под статью влететь проще простого. Если впрямь всё серьезно, не поможет он мне.

В назначенный час я обреченно сел в прокуренный салон почти новой «девятки». Металлик, цвет майя – все юльки хотят только такую. Жаль, не все митьки ее могут купить.

Из магнитолы плаксиво подвывало «Белыми розами». Встретив мой взгляд, Лешка хмыкнул, но вставил другую кассету. «BASF» – в бардачке целый бокс. Шикует, козел.

«Теплое место, но улицы ждут

Отпечатков наших ног.

Звездная пыль – на сапогах…»

Вот! Другое же дело. Теперь можно в путь.

Вечером город преображается, словно сбрасывая пыль и усталость рабочего дня. Ночная Пенза таинственна и волшебно красива. Лес, парки, свет фонарей отражается в темной глади реки, загадочно мерцая огнями. Еще немногочисленные витрины манят и сверкают, а на улицах появляются стайки похожих на экзотических бабочек девушек – в тайваньской косметике столь же броских и ярких. Как мотыльки, летящие на свет и музыку ночных кабаков.

Пока эта будоражащая чувства активность почему-то проходит мимо меня. Кооператоры, фарца, проститутки, власть и бандиты словно в параллельной вселенной. Будто бы рядом, но где-то вдали. Оттуда в нашу пропахшую потом качалку долетает лишь эхо – женский смех, золотистые блестки, брызги шампанского и выхлопной дым дорогущих машин. Тени, шорохи, запахи и звуки чужого, еще незнакомого мира, куда мне пока не дали билет.

Где не успел, протупил, облажался? В армии, школе или до того, как родился, выбрав не то и не тех? Под «Modern Talking» ушел на два года, а старшим сержантом вернулся в другую страну под «Ласковый май». За это время все как-то подстроились и подсуетились, а я неуместен, не нужен, чужой. Этот поезд уходит, я не успел вскочить на подножку, и юльки издевательски машут из окон гламурным платком. «Качай, брат, железо…» – так Шварц говорил?

Сейчас я пытаюсь запрыгнуть в последний вагон. «Девятка» несется в частный сектор из центра. Лешка в обычном для себя самоубийственном стиле подрезает, сигналит, топит педаль. Прохожие матерятся, разбегаясь, как куры. Нас пропускают – видно ж, что мчится дурак.

Вцепившись в подлокотник до побелевших костяшек, я молюсь про себя, чтобы всё обошлось. Скверное предчувствие, что развлекуха еще впереди. Скучно не будет, с Лешкой по-другому быть не могло. Нас мотает в стороны, на поворотах заносит, а он только ржет. В тему из колонок слышен глухой голос Цоя:

Пожелай мне удачи в бою, пожелай мне:

Не остаться в этой траве,

Не остаться в этой траве.

Пожелай мне удачи, пожелай мне удачи!

И нам повезло – по дороге никого не убили. Машина с визгом тормозит у забора. За ним полумрак, дом с крыльцом и густая тревожность, которую можно резать ножом. Я не знаю, кто там живет и выхожу, чувствуя, как дрожат после гонки колени. Лешка пробирается к дощатой двери и громко стучит.

Близко не подхожу, но встаю так, чтобы меня было видно. Мало ли какие там разговоры. Меньше знаешь, лучше спишь. Не хочу слышать, о чем там базар. Ну его нафиг, не отмыться потом. В Лешкином клубе странностей много. Порой глаза посетителей как-то не пьяно блестят. Не мое это дело, я ж на дверях просто стою.

Из двери вышел сутулый, опасного вида громила. «Рожа просит кирпича» – это вот про него. Кто даст ему денег по доброй воле и в здравом уме? Для этого экспертом физиогномики быть даже не нужно. Инстинкты подсказывали, что быковать не дадут. Такого хрен напугаешь, зря мы пришли.

Эта очевидная истина дошла и до Лешки. Жаль, что так поздно. Не знал к кому шел?

Он будто оправдывался, жестикулировал и отступал ближе ко мне. Я бы охотно пятился тоже, но стыдно же будет. Ведь здоровый бугай.

Выдвинув челюсть, громила презрительно сплюнул и замахнулся. Скорее дать затрещину, а не ударить, и горе-кредитор предпочел отступить.

Лешку надо спасать, раз уж приехал. Хотя разумнее было бы бесславно свалить. Здесь ничего нам не светит. Я не герой.

Плохо, что Лешка об этом не знал, поэтому юркнул за спину ко мне, как за щит. Неприятель уступал в габаритах, но кратно превосходил в объективной угрозе. На завтрак студентиков поди ест.

Оценив мимику и степень агрессии, я отчетливо понял, что разговора не будет. Чувак зол, опытен и точно боец. Шеи нет, нос кривой, уши сломаны, как у борцов, а рот хищно блестит златой фиксой в зубах. Не сомневаюсь, что костяшки кулаков в набитых мозолях. И хорошо, если без наколотых звезд на плечах.

Ну зачем это мне? Финку в сердце за Лешкины тёрки? О терках с братвой речи не шло. Меня пригласили «бицухой светить»!

Вот, посветил, теперь можно бежать? Я ж просто качок, а это киллер, не меньше. И наверняка бригада за ним.

– Чего ждешь?! – пискнул из-за плеча Лешка, толкая вперед.

Я что, ему пёс? Но выбора, собственно, уже как бы нет. От прямого в голову ушел быстрым уклоном и влепил в подреберье, кажущийся таким пустым и мелким, кулак. Кастет всё же нужен, сейчас бы помог.

Удар левой по печени – это очень серьезно, если попасть. А я хорошо так туда приложил. Другой бы свалился, а этот не крякнул, лишь зло засопел.

Мне попытались пройти в ноги, но я успел отскочить, ударив локтем. По ушам видно, что с ним бороться нельзя. Его бы держать на дистанции, чтобы в брюхо перо не поймать.

Встретил джебом, добавил еще. Размашисто бьет, но всё в пустоту. От бокового удара я ушел нырком вправо и выпрямился крюком снизу вверх через руку. Три года боксу отдал всё ж не зря.

Удар прошел, но, к сожаленью, не в челюсть. А на отходе получил уже я.

Бах!

В голове помутнело. Как он достал? Всё же мои мышцы не для динамичного боя. Сила есть, а резкости нет. На тренировках нагрузки не те.

Пошатнувшись, я схватив его за рубашку, потянул на себя. Зацепив ногой, сделал подсечку, пытаясь свалить. К несчастью, ткань треснула, и получил страшный удар головой.

Бах!

В мозгах будто взорвалась граната. Под адреналином боль не почувствовал, но сразу поплыл. Мир потерял ясность, и враг рванулся ко мне пытаясь добить.

Я подыграл, изобразив потрясение. На него сразу купились и получили сполна. Мой встречный удар справа прошел. Враг, как подкошенный, рухнул на землю. Заземлил!

– Добей! – взвизгнул Лешка, и уже сам попытался добавить ногой.

– Ты дурак? Валим быстрей! – остановил его я.

Это только нокдаун. Рвать надо когти, пока еще можно. Чувак-то не прост, с нас потом спросят, если будем жестить.

Тот уже пытался подняться, и понемногу в себя приходил. Теперь он потерял интерес к ближнему бою, но, злобно щерясь, полез рукой за спину. Там за ремнем у него что-то есть. И очень сомневаюсь, что документы. Перо или, не дай бог, ствол?

– В машину! В машину! – крикнул я, толкая Лешку перед собой.

Уговаривать его уже не пришлось. Адреналин делает очень проворным, дав так нужную резвость ногам. Что там бандюга достал, я уже не увидел. Некогда было смотреть.

Дверцы хлопнули, Лешка ударил по газам и, взревев, «девятка» прыгнула с места. Ночная улица была совершенно пуста, иначе непременно бы кого-нибудь сбил. Поле боя осталось за врагом, что даже лучше. Пусть считает, что победил.

Наша возня и побег разбудили всех местных собак. Их оказалось неожиданно много, тявкали из каждой дыры. Откуда их столько? В окнах вокруг начал вспыхивать свет.

«Я хотел бы остаться с тобой,

Просто остаться с тобой,

Но высокая в небе звезда зовет меня в путь…»

– Кто, блин, это был? – приглушил громкость я.

– Да это…

– Стоп! Не втягивай в это гавно. Мне как-то похер.

– В больничку? – спросил Лешка, втянув голову в плечи. – Не загоняйся, нормуль будет всё. Вопрос твой решим, а шмотки новые купим.

Я молча кивнул, поворачивая к себе зеркало заднего вида. От рубашки остались лохмотья, хоть приоденусь. А вот что там с лицом? Справа всё онемело и вообще как-то странно. Присмотревшись, увидел, что скулы нет совсем. Она провалилась, а правый глаз опустился. Но хорошо, что вообще еще есть.

Ночной город пролетели, как на ракете. У больницы заартачившийся было охранник поднял шлагбаум, как только я опустил боковое стекло. Лица-то на мне нет, урод там какой-то. Не то чтоб загнался, но Юлька… Почему я подумал о ней?

– Скула сломана. Операцию сделаем утром, – сухо объявил врач после осмотра.

Я с облегчением выдохнул. Похоже, травма обычна. Выглядит страшнее, чем она есть. Хорошо, что не выбили глаз. А скула… Интересно, как ее будут править? Разберут-соберут? Зальют в морду гипс?

– А без операции нельзя? – спросил я, представляя в деталях этот жуткий процесс.

– Мазями? Можно, – кивнул он. – Но в зеркало на себя лучше тогда не смотреть.

– А если потом как-нибудь?

– И потом тоже можно. Но операция тогда будет другая. Ломать же сложнее, так что решай.

Спалось плохо. После бессонной ночи сделали укол и повезли на мерзко дребезжащей каталке. В боксе резко пахнет лекарством. Склонившись надо мной, врачи обсуждали новую серию «Спрута»: итальяночки, мафия, Плачидо. Под животрепещущую, видимо, тему в мою лицевую кость вогнали крючок.

Я напрягся, приготовившись познать всю глубину адских мук, но ощутил лишь толчок. С громким и сухим щелчком скула встала на место.

И это вот всё?

Слегка разочарованный, я безмятежно уснул, уверенный, что в Болгарию теперь всё же поеду. Снилась Долина Роз, Шипка, Слынчев Бряг и памятник солдату Алёше, который протягивал ключи от «девятки». Возьму, раз дают.

Я потянулся, но пальцы схватили один только воздух – горячий и влажный, словно в парной.

И снова на пляже, но уже в тени пальмы. Солнце ползло по ясному небу, отвоевывая у нее сантиметры. Зрелище бескрайнего моря в обрамлении отвесных скал гипнотизировало и расслабляло. Ну красота, разве нет?

В прошлый раз я решил, что это мне снилось. Такой осознанный сон, где можно делать всё что угодно, до того, как перетечет в полудрему. Тогда это слегка испугало. Но раз проснулся, то уже всё в порядке. Тогда зачем спешить просыпаться? Здесь ни лёшек, ни юлек, ни свирепых громил с золотыми зубами. Тут хорошо, никакой суеты.

Вот бы безмятежно смотреть и забыться, растворившись в мерном ритме лениво шепчущих волн. Пропасть в пенящихся гребнях, стать самим океаном – без мыслей и грёз. Или обернуться этой раскидистой пальмой. Рассвет и закат, прилив и отлив, шторм и слепящее солнце – ей всё равно. Она бесстрастна и, значит, счастлива, не ведая наших проблем. Ни боли и мыслей. Растет здесь и всё.

Крохотная, но злая козявка куснула лодыжку, возвращая здоровый скепсис и ясность. Боль здесь всё-таки есть. Разве она бывает во сне? С ним что-то не так, уж слишком реально тут всё.