– И вот тогда, Ник, я понял, что мне нужен именно такой человек. Человек, который не спросил меня о размере оплаты в первые минуты знакомства, человек, который, услышав задание, не скривил нос, а просто пошёл и сделал – так, как умел, не боясь, что услышит что-то не то, человек, который воспринял отказ не как личное оскорбление, а посмеялся в лицо неудаче. А ещё у тебя глаза горели, Ник. Как ни у кого из тех, с кем я работал раньше. И это было видно по твоему тексту.
Я снова оторвал взгляд от пола. За таким ворохом комплиментов обычно идёт тирада разочарования. Гардо же продолжал, разговаривая со столешницей:
– В тот момент, Ник, я понял, что только такой, как ты не побоится залезть в самое пекло ради того, чтобы помочь маленькому гетто на окраине, не сбежит по первому требованию полиции или недовольных жителей, а найдёт способ раздобыть, узнать, расспросить. И, главное, я понял: ты – не из тех, что продаст правду за чистый костюм.
И я, и Гардо, и все остальные коллеги знали, что тот „СтилВью“ давно перестал оправдывать своё название. Они писали и показывали только то, что им разрешали. Негласное корпоративное издание правительства.
Гардо буравил меня взглядом.
– И?.. – не выдержал я. – Я не оправдал твоих ожиданий?
Он вздохнул. Не тяжело, не грустно – обычно, как вздыхают в перерывах между работой.
– Не помню, сколько раз я гордился собой.
– Может, „тобой“?
Опять оно вырвалось само. Я прикусил язык, ожидая нового взрыва, но Гардо был спокоен.
– Нет, Ник, собой. Гордился тем, что взял тебя, а не его. Ты, может, и не знаешь, потому что эти звонки с благодарностью поступают не тебе, скольким людям ты помог на самом деле. Я стараюсь оставлять тебя в счастливом неведении, потому что иначе ты вообще станешь неуправляемым.
Сердце сделало сальто и вернулось на место, только приземлилось, кажется, вверх ногами. Странное чувство. Хочется не то прыгать от счастья и бить себя в грудь, говоря, какой я хороший, не то спрятаться под стол от смущения. Я усмехнулся: звёздная болезнь мне не грозит, что бы там Гардо не думал.
– И это я молчу про рейтинги, которые делают твои статьи. Я уже давно закрыл глаза на то, что ты публикуешь не репортажи, а… Даже не знаю, как назвать твою историческую прозу, которую ты выдаёшь за журналистские материалы.
– Раньше это называли публицистикой, – как-то хрипло проговорил я.
– И мне это нравится, Ник, – кивнул Гардо. – И людям это нравится. И это приносит деньги. Хоть мы и говорим в первую очередь об идее, но кушать тоже хочется.
Я согласно кивнул.
– Но?
– Но…
Гардо почесал подбородок.
– Да нет никаких „но“.
Я тупо уставился на него. Чего ж он кричал на меня добрых пять минут?
– Мне жалко, Николас.
Мне показалось, что сердце сейчас остановится.
– Гардо, я…
– Заткнись. Мне жалко моё детище, мою компанию, которая рискует лишиться такого сотрудника, как ты. Мне жалко людей, которые будут потреблять то дерьмо, что выдают информагенства, включая наш собственный Экспресс-отдел. Мне жалко Хитер, на кофе для которой я трачу твою годовую зарплату. Надо снести этот чёртов автомат… А знаешь, почему она его пьёт?
Я покачал головой.
– Потому что работает как вол.
– Потому что это её отвлекает. Ведь каждый раз, когда тебя носит по городу в поисках правды, она места себе не находит. Хлещет эту дрянь и наворачивает круги по коридору, когда в очередной раз не может с тобой связаться. Кто-то, может, и не видит, но я лёрк, Ник, и я немолодой лёрк. Я знаю людей лучше, чем вы знаете друг друга. Она волнуется за тебя. Она бы меньше волновалась, если бы ты работал в полиции, как этот твой друг.
А я ведь только отвлёкся! Чудище внутри подскочило как по будильнику и вновь полоснуло щупальцем по незаживающей ране. А Гардо неумолимо продолжал.
– Он тоже переживает за тебя, хоть и весьма своеобразно. Когда у меня пищит коммуникатор, я уже знаю, кто хочет спросить: „где опять носит этого поганца?“.
Я снова усмехнулся. Видимо, я позабыл, что сегодня День Вызывания-Чувства-Вины-У-Ника. Надо отметить в календаре. Неспроста я проснулся в такую рань.
Я думал, что тирада кончилась, но Гардо решил меня добить.
– И мне жаль тебя, Никки.
Это был контрольный выстрел. Что может быть унизительнее?
– Ты талантлив, молод, у тебя есть работа, девушка, друг…
Гардо нагнулся ко мне.
– Сейчас, внимание, будет очень важный вопрос… Какого чёрта и ради чего ты кидаешь всё это в расход? Ты можешь работать без риска для себя и редакции, не переступая через свои принципы. Тебя ценят и без этих безрассудств. Что и кому ты хочешь доказать? И, главное – зачем?
Последнюю фразу он произнёс тихо, но так, что она прогремела у меня в голове огромным гонгом.
Я и сам пытался ответить себе на этот вопрос. Не год, не два – ещё до того, как пришёл в редакцию, до того как познакомился с Хитер. До всего вот этого.
– Ты сказал, что будет один вопрос, а задал четыре, – ответил я.
Нет, ну я неисправим.
Гардо вздохнул. На этот раз тяжело, как вздыхают, видя, что долгие и серьёзные разговоры не имеют эффекта на глупое чадо.
Только что мне было ответить? Я понятия не имел, что ему сказать.
– Я не уволен? – спросил я, осмелившись посмотреть на Гардо. Он поднял бровь.
– Я борюсь с этим желанием, будучи уверенным, что так спасу тебе жизнь.
Шутит он или нет?
– Я не хочу, чтобы ты продолжал это дело. Всё это очень странно, непонятно и мутно. И дело даже не в этих сообщениях. Пусть этим занимается полиция. Как закончат, напишешь что-нибудь интересное. Я попробую выбить для тебя допуск к каким-нибудь любопытным, но засекреченным подробностям. А пока не лезь. Меня очень напрягает отношение Игоря.
Я вспомнил Игоря Зданевича, смурного начальника Дастина. Я однажды побывал у него на допросе. Несмотря на видок он капитан Уэйстбриджской полиции показался мне вполне приличным парнем. До последнего тянул с закрытием дела, из-за которого на скамье подсудимых мог оказаться невиновный человек. Я таких уважаю.
– А что с ним?
– Мутит воду, – отозвался Гардо. – Никаких ответов, зато угроз выше крыши.
Я хмыкнул.
– Так что успокойся и жди. Пока не страдают сирые и убогие, тебе там делать нечего.
– Столько трудов, – вздохнул я.
– Ник, это не первый раз, когда усилия идут в топку, – отмахнулся Гардо. – Ты переживёшь.
– Да, наверное.
Я понимал, что спорить бесполезно. Даже если я продолжу, он просто не возьмёт материал, каким бы уникальным он ни был. У Гардо тоже есть свои принципы.
Мы снова перебросились взглядами.
– Там у Ларри для тебя наверняка найдётся интересная тема.
– Пожалуй.
– И не смотри на меня так. Имей в виду, продолжишь лезть, куда не следует, я приставлю к тебе ищеек. Будут следить даже за тем, в какой сортир ты ходишь. Но прежде я тебя уволю.
– Замётано.
– Пошёл отсюда.
– Окей, босс, – я пожал плечами и ухмыльнулся. Опасность миновала, и серьёзный Николас снова уступил место беззаботному Нику.
Я отправился обратно в ньюсрум.
– Что?
Нет, конечно, думать, что никто здесь не слышал, как Гардо сотрясал планету выговором, было бы глупо. Но я не ожидал, что ньюсрум буквально затаит дыхание в ожидании финала этого представления. Теперь они все глазели на меня испуганно и с интересом.
– Ник? – первой нарушила тишину Хитер.
– Да, детка?
– Ты…
– Да всё в порядке, чего вы замерли? Сенсация – на Ника Мерри накричал начальник. Давайте, напишите об этом!
Я усмехнулся в своей обычной манере.
– Всё в порядке? – сдался Ларри.
– Да всё окей, когда было по-другому? Просто я… Пошутил не очень удачно, вот Гардо и вспылил.
Я беззаботно потребовал у автомата жижу, которая оскорбляет саму суть существования кофе, и, прихлёбывая её, уселся на свое место.
Хитер закатила глаза.
– Когда-нибудь эти твои шуточки доведут тебя до могилы.
– Когда-нибудь, но только не сегодня, – я поиграл бровями.
Хитер зарычала и уткнулась в монитор. Отдел вернулся к жизни.
Я сделал вид, что по обыкновению бездельничаю, на самом же деле прикинул план действий. С одной стороны, в материале теперь не было никакого толку. С другой… Мне была интересна эта история. Мне. Не читателям, не Гардо – мне. Пожалуй, если бы я ответил на вопрос „почему“, я бы смог ответить и на вопросы Гардо. Но пока у меня ответов не было.
Я бездумно просматривал странички в сети, новостные сайты, свои старые материалы, перечитывал, находя удачные фразы или, наоборот, мысленно краснея от того, что я вообще это написал. Мысли гуляли из стороны в сторону. Я не знаю, сколько бы это могло продолжаться, но из потока хаотичных рассуждений меня вырвали сразу три вещи.
– Ты спросил, я отвечаю, – сказал подошедший ко мне Ларри. – Как я и говорил, этот клуб существует не так давно. Судя по афише, не очень-то он и популярен, потому что я о такой артистке вообще впервые слышу. Называется он „Тёмный свет“. Афишу я тебе скинул.
Сердце заколотилось – от торжества и одновременного крушения надежд, ведь теперь эта информация была бесполезной. Я кивнул Ларри и полез на почту.
С довольно примитивной афиши на меня смотрели глазки мисс Селен Грандж, а надпись гласила: „Элен Муа: „Пора любви“. Только в клубе „Тёмный свет“. Начало в 23». Тут же был и адрес. Это был район где-то на западе Уйстбриджа. Дорога займёт около получаса.
В конце концов, раз уж человек проделал столько работы, не могу же я просто проигнорировать эти старания. Это я про Ларри. К тому же что дурного в том, что я просто схожу в клуб и спрошу про певицу? Может, я восторженный фанат?
В глубине души я понимал, что всё это оправдания, но нужно же было убедить самого себя.
Я уже было покосился на Хитер – будет ли она возражать, если я отлучусь ненадолго? Но она уже задумчиво пялилась на меня.
– Что?
Она пожала плечами.
– Иди взгляни. Ответ на запрос от ликвидаторов.
Я вскочил с места так, что уронил стул. Поймав парочку удивлённых взглядов, я добрался до Хитер и уставился на экран.
Я смотрел на него долго. Мне показалось, целую вечность.
– Ликвидаторы ничего не покупали у Леона Валько, – бесцветным голосом проговорил я. – Или они лгут, или лгал Леон, говоря, что сбывает им артефакты.
– И… Что это значит? – спросила Хитер.
Я покрутил в голове наш с Гардо разговор. Посмотрел на Хитер.
– Ничего.
Для пущей убедительности я пожал плечами.
– Пусть этим занимается полиция. А я найду что-нибудь другое. Ларри! – крикнул я через весь ньюсрум. – Есть что-нибудь весёленькое?
Ларри оглянулся, повёл бровями, мол, как же не быть?
– Есть темка – обхохочешься. Двойное самоубийство.
– ?
