3
Машины разъехались моментально. Врачи повезли пострадавших в клинику, полиция тоже уехала, оставив оцепление и нескольких сотрудников для охраны. Трое из них были лёрками.
Эта раса была редкостью для Уэйстбриджа – с их габаритами в большой концентрации они в городе просто не помещались. И если и работали, то какими-нибудь грузчиками или силовиками – с их-то мощью. В полиции им были рады, но квоты на расы всегда ограничены.
Кстати, владелец нашего издания Гардо тоже был лёрком. Он был в два раза больше любого здоровяка из бойцовского клуба, на два-три тона темнее, причём с отливом в серо-зелёный, а за поход к обычному стоматологу отдал бы две-три своих зарплаты из-за одного только размера выпирающих клыков. Однако Гардо жаждал найти применение не только своим мускулам, но и интеллекту. Потому и основал редакцию в те годы, когда нормальная журналистика, казалось, умерла вместе с обществом. Но даже (я бы сказал: особенно) в апокалипсис для людей нет валюты более ценной, чем информация. Кто это понимает и умеет этим пониманием пользоваться, далеко идёт. Но лёрки, несмотря на свою силу, существа ленивые, поэтому Гардо в дальние дали соваться не стал. Места руководителя небольшой и, главное, независимой реакции ему было достаточно. Он никуда не лез, не ввязывался ни в какие истории, не писал репортажей и даже не пытался навести порядок в творческом процессе, за что мы ему были очень благодарны. Зато мог в нужный момент подсказать, напомнить и… защитить. Это, пожалуй, было важнее всего для репортёра действительно независимого издания. Я уже говорил, что писать правду бывает небезопасно?
И всё же, Гардо был, скорее, исключением, чем правилом. Я глубоко сомневался, что остальные лёрки обладают такой же врождённой интеллигентностью.
Спорить с этими ребятами и уж тем более пробираться на место ЧП без разрешения я бы не стал ни при каком раскладе. Мне ещё понадобятся руки и ноги.
Поэтому я просто бродил по округе, слушая шепотки зевак и прохожих. Мне удалось накопать не больше того, что я уже знал, поэтому я просто уселся на ступени дома на противоположной стороне улицы, наблюдал, как спасатели разбирают завалы и не переставал гонять мысль о том, что погибших в этом кошмаре нет. Пожалуй, это и станет счастливым концом этой истории, если Хитер или Гардо попросят написать об этом что-то пошире того, что наваяли новостники из Экспресс-отдела, опираясь на мои записи из коммуникатора.
Если вам показалось, что я недолюбливаю коллег, спешу заверить: это не так. Я недолюбливаю их способы работы: выдать информацию побыстрее. Скорость её потребления в обществе разогналась до третьей космической, новости писались быстрее, чем успевали происходить. Естественно, страдало и качество написанного. Ребята не виноваты, что подстраиваются под условия, но они же их и создают. Вместе с читателями.
Хитер подъехала быстрее, чем я думал.
– Давай бегом, может, ещё успеем пообедать. Да уж…
Она оглядела руины.
– Интересно, конечно, что это было? Магия или прибор какой рванул? О, привет, Дастин!
Я внутренне вздрогнул и заставил себя обернуться.
Дастин Хоук холодно кивнул Хитер и сел в машину. Меня он точно не заметил.
Дастин, мой друг детства, был следователем. И только благодаря нашей дружбе я получал доступ туда, куда ни одного репортёра не пустили бы вовек. Стоит ли говорить, что такие репортажи получались выше всяческих похвал? Просмотров у них было куда больше, чем у простой сводки ЧП или расшифровок правительственных постановлений. Люди любят читать о смерти и политике, но ещё больше они любят хорошие истории. И, желательно, со счастливым концом. И я им их давал.
Всё это было до моего последнего крупного расследования, из которого я чудом вышел живым. Недавняя история с магическим камнем, украденным из посёлка цыган мулдаси за Стеной, едва не сделала из меня инвалида и поссорила с лучшим другом. Я настаивал на том, чтобы отдать камень цыганам, Дастин, у которого кроме служебного долга были с мулдаси собственные счёты, хотел оставить его в участке. У вещдоков после завершения расследования судьба может пойти по трем путям: уничтожение, хранение и возврат владельцу. Если бы камень был обычным украшением, его бы вернули владельцам, но это был опасный магический артефакт. И принадлежал тем, кому доступ в город запрещён. Такие вещи полиция передаёт в специальные отделы. Что там с ними делают, не знаю. Для мулдаси потеря такой ценности была недопустима. Учитывая тот факт, что они не просто не убили меня, но и помогли, пришлось подсобить мулдаси с возвращением их имущества. Разумеется, Дастин догадался, кто за этим стоит. Он избавил меня от проблем с копами, но сообщил, что больше не желает иметь со мной никаких дел. Я пытался извиниться, но он и слушать не хотел.
Что ж, его можно понять. Я был с ним в тот день, когда он увидел тела родителей, убитых цыганами. В те годы терпимость между нашими обществами уходила далеко в минус. Мой нынешний поступок Дастин расценил как предательство (и я, признаться, его понимал – не было ни дня, чтобы я не сомневался, а правильно ли я поступил). С тех пор мы не разговариваем. И с тех же пор у меня где-то в районе желудка поселилось чудовище, которое просыпалось от одного упоминания о полиции или Дастине, и точно принималось сжимать внутренности склизкими щупальцами.
Всю дорогу я молчал. Светофор моргнул, и мы остановились на перекрёстке прямо перед зданием редакции
– О чём задумался? – Хитер больно ткнула меня локтем.
– Да так, – отмахнулся я. – О жизни.
Повисла неловкая пауза.
– Вы так и не разговариваете?
Опять она об этом. Скользкая тварь в желудке опять заворочалась.
– Нет.
– Он так и не простил твоей выходки…
– Давай не будем об этом, – отрезал я.
Видимо, слишком резко, потому как оставшуюся дорогу мы ехали молча. С одной стороны, меня терзало чувство вины, в конце концов, девочка беспокоится за меня. С другой, порой циничный редактор в ней перевешивал, и Хитер беспардонно лезла в душу.
О нашей ссоре с Дастином она знала, и не проходило и дня, чтобы Хитер не спросила, не помирились ли мы. Я подозревал, что её беспокоили не столько мои душевные раны, сколько потерянные связи с инсайдером в полицейском участке.
Есть несколько вещей, способных отвлечь от грустных мыслей. Одна из них – работа. А работа в редакции отвлекала от всех существующих мыслей вообще.
Вы когда-нибудь были в редакции? Это место, от которого держатся подальше нормальные люди, психи, черти, а иногда и закон гравитации. Это кипящее жерло вулкана, колыбель суеты и источник всего вселенского хаоса. Здесь просто некогда думать ни о чём, кроме как с кем связаться, что написать и когда сдать. Временами именно за это я ей был благодарен.
Пока мы доехали до редакции, все сети уже пестрили заголовками о свихнувшемся продавце подержанной техники. Экспресс-отдел постарался. А значит, мне опять нечем заняться. Вот так всегда – я подставляю голову, встаю ни свет ни заря, а они почивают на лаврах, просто просмотрев трансляцию.
Хитер бросила на меня странный взгляд, но, не сказав ни слова, ушла за свой стол. Я с трудом выпросил у автомата (этот динозавр никак не хотел синхронизироваться с моим коммуникатором для оплаты) стаканчик с коричневой жижей под названием «капучино» и потащился к Ларри.
– Ник.
– Привет, Ларри. Что у тебя сегодня?
Ларри был нашим ловцом сенсаций в киберпространстве. На его компьютер стекалось всё, что могло заинтересовать даже самого искушённого читателя или зрителя – от мелких сводок спецслужб до материалов, выпущенных в эфир на другом конце света.
Ларри откинулся на спинку стула и немного отъехал от стола. С блаженным видом выспавшегося и трезвого человека, он зевнул.
– Да ничего особенного. Кроме утренней суеты – пусто. Скучная ночка. Экспресс-отделу сойдёт, тебе… Вряд ли.
Я хлебнул сладкую дрянь из автомата. Не знаю, что они туда добавляют, но голова стала болеть значительно меньше.
– Даже из… – липкие щупальца внутри опять ужалили желудок. – Даже из полиции?
Ларри пожал плечами и, вернувшись к столу, отмотал на экране сводку.
– Не считая сегодняшнего инцидента там вообще глухо. В основном, всякая ерунда. Кража наночипов, смерть от энергопередоза, кибермошенничество…
– Кто-то до сих пор скидывает валюту на восстановление культурных памятников?
– Ага, типа того.
– Это не мошенничество! – отозвалась Хитер с другого конца редакции. – А важная государственная программа! Не позорьтесь.
Мы с Ларри перекинулись многозначительными взглядами. Все знали, что Хитер жертвует средства на реконструкцию всяких древних развалюх, которые устояли после Коллапса. Дома с треснутой лепниной, дворцы с обрушившимися потолками – Хитер от этого старья балдела и мечтала, что однажды призраки утраченного наследия снова начнут функционировать. За это дело действительно взялись однажды, была куча проектов, однако миру, который ещё не оправился от конца света, было куда девать деньги. Поэтому реализовать проекты предложили за счёт пожертвований от населения и инвесторов. Среди последних дураков не нашлось, а вот среди романтиков, которые тосковали по прошлому, вкладчиков было немало. Вот только дело двигалось крайне медленно – за десять лет удалось более-менее привести в порядок только один старинный дом. В нём открыли музей, в котором не было ни одного компьютера. И посетителя. Правительство оправдывалось, клятвенно заверяя, что в следующем году возьмётся ещё за что-нибудь, вкладчики устраивали пикеты, требуя продолжения программы и… продолжали присылать деньги. Наглядный пример того, как груз прошлого опустошает душу. И кошельки.
Я демонстративно зевнул.
– Короче, скука.
Ларри пожал плечами.
– Не для Экспресс-отдела. Накинулись на меня с утра, как ястребы. Чуть не подрались за темы. Ты бы к ним перебрался – всегда работа найдётся.
– Пахать весь день, считая каждую буковку и выдумывая идиотские заголовки, только чтобы народ почаще проходил по ссылочке? Нет, спасибо. Пойду лучше страдать от безделья и нищеты в ожидании нормальной темы.
– Лентяй.
– Я?! – наигранно возмутился я. – В отличие от твоих чаек, я свои материалы нахожу и разрабатываю сам. Почти всегда. А когда в последний раз хоть кто-нибудь из Экспресс-отдела выпрыгивал из-за стола с криками: «Эй, поглядите, из этого можно сделать крутой репортаж?!». Кто-нибудь из них подскакивал в шесть утра, чтобы сделать фото сумасшедшего, разнёсшего полквартала?
– Им это не нужно, они делают быстро, а ты…
Ларри почесал затылок.
– А я делаю настоящую журналистику, – я погрозил ему бумажным стаканчиком. – И пока я и мне подобные могут держать перо, она будет жить.
– Ну, – Ларри вздохнул, – с вашим-то рвением жизнь у неё будет короткой.
– О чём ты? – какой же вкусный этот разбавленный химикатами и ароматизаторами кофе!
– О том, что после твоей последней «сенсации» ты полмесяца валялся в больнице, а потом чуть не загремел за решётку за…
– Ладно, я понял, – нервно сказал я. – Но, как говорили древние, искусство требует жертв. Умереть за правое дело – это ли не высшее проявление…
– Глупости?
– Профессионального героизма и преданности делу!
Ларри отмахнулся. А я подумал, что слукавил. Умирать за правду – это только на словах звучит красиво, но как только дело доходит до суровой реальности, ты понимаешь, сколько теряешь ради того, чтобы твоё имя навеки застыло на мемориальных досках и в реестре погибших при выполнении служебного долга. В мире, который просто продолжит вращаться после твоей смерти. Журналист – это не политик, про него не напишут в учебнике истории, его имя не будут смаковать на кухнях, рассуждая, каким он был человеком. Ну, разве что, за очень редкими исключениями, а я таковым не являлся. За известностью я никогда не гнался, а изменить мир парой репортажей… Что ж, признаю, я до сих пор верю, что это возможно, но какой тогда должна быть эта правда? Не думаю, что ей хватит одной только жертвы в виде глуповатого журналиста, не сумевшего вовремя замолчать или смыться.
Через три часа прочёсывания самых отдалённых уголков Сети меня снова затошнило – на этот раз от количества глупых постов и не менее идиотских комментариев. Передо мной мелькали сводки примерно такого же содержания, что зачитал мне Ларри. Всё это было информативно, порой даже жутковато, но никакой загадки в этих происшествиях или событиях не было. Ну вот, к примеру, накрыли очередной подпольный клуб робобоя. Даже не открывая релиза, я знал, что там увижу: толпа ребят нелегально собирает роботов с искусственным интеллектом, выводит на ринг и заставляет машины крошить друг друга. А сами делают ставки. И однажды кто-то решает, что если сдать эту лавочку полиции, шансы на выигрыш существенно увеличатся, да и куш будет больше. Делал я как-то об этом репортаж на заре своей карьеры. Рейтинг был таким низким, что шеф решил снести его с сервера – чтобы не позориться.
А как вам такое: задержан очередной недомаг за незаконное использование эффекта. Какого – не сказано.
Я иногда думал: а ну, тоже попаду под воздействие дикой магии, которая гуляет за Стеной, да тоже получу в распоряжение магическую силу. Я бы выбрал что-нибудь, что позволяет поспать подольше. Но везло не мне, а каким-то чудикам, которые решали, что смогут обмануть систему безопасности Уэйстбриджа: не регистрируют свои эффекты, не проходят чипирование, как все, кто, скажем, рождается с этими аномалиями в организме, а просто начинают пользоваться силой налево и направо. Чаще всего, их накрывают в первые же дни. А этот дурачок и вовсе умер. Так что… Пожалуй, не надо мне никаких эффектов, мне хватает Хитер. С магией шутки плохи – хоть это я усвоил, пусть и как глупец, познав на собственной шкуре. Не зря работаю.
Этих поймали, те признали вину, другие заплатили штраф, за «глухарь» с отмыванием денег на ремонте городских дорог я даже браться не буду – эту глыбу не сдвинул с места даже апокалипсис. Хотя, признаю: пару раз удавалось поджечь этот фитиль и спровоцировать несколько арестов и проверок. Только ту дорогу в итоге так никто и недоделал.
– Ну, как успехи? – краем глаза я увидел, как попка Хитер опустилась на краешек стола.
– Подумать только, сколько времени народ тратит на то, чтобы как можно сочнее оскорбить незнакомого человека, – фыркнул я, не прекращая листать ленту комментариев.
– Ты за столько лет не привык? – усмехнулась Хитер. – Эм… Никки…
Она закусила губу.
– Мм?
Мне попалась реклама голосового помощника для дома.
– Звонили из участка…
Я вцепился взглядом в экран.
– Надо же, как интересно…
– Вернее, это мы звонили в участок…
– Ого…
– Хотели спросить, что у них новенького…
– Невероятно…
– Трубку взял Дастин…
– До чего техника дошла…
– Он не захотел разговаривать…
– Ну на-адо же.
– Что?
– Надо же, – я повернулся к Хитер и не моргая посмотрел ей в глаза. – Удобно, и цена-то совсем небольшая. Думаю, может, взять?
Она перевела взгляд на экран и поджала губы.
– Ник, я всё понимаю, но ваши отношения мешают нашей работе.
– Что ты от меня хочешь?! – не выдержал я. И, оглянувшись на коллег, продолжил уже шёпотом. – Думаешь, мне это нравится? Знаешь, сколько раз я перед ним извинялся? Раз двести, но ему плевать. Ему всегда плевать. У него есть только чёрное и белое, а то, что за гранью, не входит в рамки его понимания, он отвергает и бросает без оглядки! Что я должен сделать?
– Извиниться ещё раз, – ответила Хитер, выслушав мою тихую тираду.
– И услышать в ответ, какой я козёл и предатель? Ну уж нет. Я принимал его чудачества все эти годы, я слушал его подколы и оскорбления, которые он называл шутками, оправдывал его, мол, бедняга, пришлось несладко. Да вот только, по-моему, с этой своей болью он справился давно и просто привык, что его лучший друг – совершённая тряпка, об которую можно вытирать ноги. Я прощал, понимал. А он не сумел простить мне одного-единственного… Это ведь даже не промах…
Я не заметил, как у меня повысился тон, как я вскочил и начал ходить туда-сюда мимо Хитер, причём, кажется, почти забыв про неё.
– Я делал это не ради себя, а потому что так было правильно, понимаешь? К тому же, если бы я не выполнил обещание, они бы меня в порошок стёрли…
– Ник…
– …А он зациклился на своей ненависти и мести, и ничего вокруг не видит! Она ему стала важнее дружбы, так пусть катится к чёрту!
Я выдохнул. И понял, что в редакции наступила тишина, сконцентрированная на моей маячащей по редакции персоне.
Хитер смотрела на меня своим дурацким сочувствующим взглядом. Ларри приподнял бровь. Коллеги в недоумении повернулись в нашу сторону.
Думаете, меня это смутило? Ха. Я слишком стар и слишком часто позорился публично, чтобы краснеть и извиняться.
– Так что не буду я с ним разговаривать, – резюмировал я. – Тебе надо, ты и уламывай его на сотрудничество. И вообще, в полиции есть информационный отдел, который рассылает нам эту чушь про кражи и драки. Можно ограничиться ими. Для Экспресс-отдела пойдёт.
