– С пацанами в клуб пойду. Вован со вчерашнего вечера зовёт. Хорошо, что сегодня всего три урока.
О Воване Агата слышала впервые. Кто он такой, она понятия не имела и поставила себе цель постараться найти его на фотографиях Данила.
– А ты?
– А у меня, как всегда, танцы.
– А их нельзя прогулять хотя бы в праздник?
Агата пригладила складки на платье и посмотрела на свои чёрные балетки. В эту секунду она больше всего жалела, что у неё нет туфель-лодочек. А самое главное – нет «шпилек» и косметики.
– Нельзя. Лентяев и прогульщиков у нас не любят.
– Как хорошо, что родители не догадались отдать меня в танцы, а то я бы, наверное, вылетел в первый же день. Причём с ярлыком – мальчиш-плохиш.
Агата растянула губы в улыбке, но зубы в брекетах показать не посмела. Если Данил и носил когда-то скобки, то снять их он умудрился задолго до прихода в центр её матери. Зубы у него были белыми, ровными и удивительно красивыми. По мнению Агаты, красивым в нём было всё. И она бы скорее умерла, чем даже мысленно назвала его плохишом…
***
– Не знаю, что с ним делать, – произнёс Алексей Николаевич. – Ему ничего неинтересно. Вроде загорается идеей, а затем, бац, и через месяц бросает. Хотел ходить на бокс – записали. Вроде даже тренер хвалил. А потом он борьбу начал прогуливать. Бокс ему нравится, а борьба – нет. А они в комплекте идут. Ну вот как так…
– Спорт дисциплинирует, – взяла слово Анна Георгиевна. – Я знаю, что в спортзале Данил занимается регулярно.
– Ходит, да что там… И ладно бы спорил, ругался, так нет. Всё спокойно. Спокойно бросает и всё…
– Вчера Агата отпросилась с занятий. Тренировку поставили на час раньше. Он тоже не стал задерживаться. Сказал, что его помощь очень нужна в клинике.
Алексей Николаевич покачал головой.
– Нужна, но не до такой степени, чтобы с уроков уходить. Я сказал прийти, как освободится. В пять так в пять. В шесть так в шесть.
– Значит, просто не захотел заниматься один. Когда он один, с него спроса в два раза больше.
Агата стояла за дверью материного кабинета. Сегодня у неё не было тренировки, и мать попросила её спуститься вниз в девятом часу вечера. Со Дня защитника Отечества прошло всего три дня, но Анну Георгиевну это не останавило. Она решила устроить внеочередное родительское собрание, на которое зачем-то позвала и Агату.
– Агата, хватит топтаться за дверью, Заходи уже, – произнесла Наумова старшая, и её дочь, сделав глубокий вдох, вошла в помещение.
Кабинет Анны Георгиевны был отделан в чёрно-белых тонах. Много денег она в него не вкладывала. «Максимально дёшево и консервативно, – гласил её главный жизненный принцип, – но качественно». Качество для Анны Георгиевны всегда стояло на первом месте. Между качеством и красотой она, не раздумывая, выбирала первое и была согласна платить только за него.
Посередине стоял её рабочий стол с компьютером. В углу – стеллаж с многочисленными папками. А чуть дальше к окну ещё один стол, более длинный и окружённый шестью мягкими кожаными стульями для посетителей. У самой Анны Георгиевны стул стоял широкий, но деревянный, с ручками и высокой спинкой. Аля, шутя, иногда называла его королевским троном. Сама же Анна Георгиевна утверждала, что однажды заменит стул на кресло-качалку, заведёт кошку и начнёт вязать носки в день по кило?метру, но это «однажды» почему-то всё никак не наступало.
– Агата, вам задают домашние задания?
Голос, что её спрашивал, был незнакомым, и Агата инстинктивно повернула голову. Рядом с Алексеем Николаевичем сидела женщина. Не такая красивая, как её мать, но более ухоженная и менее уставшая. Её каштановые волосы едва доходили до плеч, а глубокие серо-голубые глаза смотрели мягко и по-доброму. «Тоже океаны, прямо как у Данила», – пронеслось у Агаты в мыслях. Но ещё больше глаз её поразили руки женщины. Белые, без малейшего намёка на вены, с длинными музыкальными пальцами и искрящимся на свету нежно-розовым маникюром. Правда, маникюр Агата рассмотрела уже позже, когда сидела рядом с матерью напротив Алексея Николаевича и женщины, имя которой она пока не знала.
– Задают, – кивнула девочка. – Каждый день и много.
Взгляд её потупился. Из-за частых тренировок ей тоже удавалось делать не всё и далеко не всегда, а этот факт здорово угнетал её чувство собственного достоинства.
– А у Данила домашних заданий не допросишься. Никогда ничего не задают. У него один ответ: «Всё успел сделать на уроке».
– Скорее всего, просто не записывает, – объяснила Анна Георгиевна. – Данилу уже семнадцать. Он должен сам себя контролировать.
Женщина сникла. Её взгляд сделался печальным, красивые глаза потускнели.
– Лара… – Алексей Николаевич сжал её руку.
«Лара, – Агата внимательно посмотрела на женщину, – значит Лариса, – а затем вспомнила её отчество. Сергеевна. Пару раз она видела мать Данила в клинике, но та обычно была занята разговорами либо с пациентами, либо с персоналом. Причём говорила она всегда очень тихо и ласково. – Лариса Сергеевна, – продолжила Агата начатый в голове монолог, – хорошее сочетание. Хорошее сочетание имени и отчества у моей будущей свекрови».
О том, что Данил лет через пять-шесть станет её мужем, Агата решила ещё вчера, когда увидела, как он рисует подаренной ею ручкой.
– Плохие из нас, видимо, воспитатели, – тяжело произнёс Алексей Николаевич. Всегда пытались по-доброму, без наказаний. Без давления. Даня вообще-то никогда не врёт. Просто оставляет что-то, а мы не упорствуем.
Лариса Сергеевна вздохнула, и в этом вздохе Агата почувствовала печаль всего мира.
– Теперь вот новую блажь выдумал. Хочет быть архитектором. Клиника, знакомства, моя помощь, ничего, говорит, не нужно. Добьюсь всего сам. Да где ж сам-то, с такой-то силой воли?
Лариса Сергеевна вздохнула ещё раз. Говорил в основном Алексей Николаевич, а она после ответа Агаты про домашние задания сидела, понурив голову.
– Значит, надо быть жёстче. Или найти того, кто может быть жёстче.
Агата внимательно посмотрела на мать. В глубине её ярко-голубых глаз вспыхнул вызов.
– Если на то пошло, – произнесла Анна Георгиевна секундой позже, – то с домашними заданиями вопрос решить можно. Агата будет высылать вам его каждый день. Вам останется только контролировать и решить, кому именно сбрасывать задания.
Агата поперхнулась и снова посмотрела на мать. Вызов в её глазах приобрёл ещё более яркие очертания. Возразить девочка не решилась.
– Давайте мне, – Лариса Сергеевна, словно на уроке подняла руку и робко улыбнулась однокласснице сына. Та не смогла не ответить ей тем же…
Глава 11
Агата сдержала обещание, данное Ларисе Сергеевне, и высылала домашнее задание для Данила пять раз в неделю. После очередного родительского собрания его успеваемость резко пошла в гору, но… Первого марта все школы города закрылись на карантин. Впрочем, центр работать продолжил. Тихонечко. Как утверждала, Анна Георгиевна: «Если тихонечко, то можно всё». Однако и там учились только индивидуалы и «семейники». Группы больше трёх человек она тоже распустила.
День рождения Агаты пришёлся на воскресенье. Она появилась на свет третьего марта две тысячи четвёртого года ровно в девять часов и девять минут утра. Две шестёрки и две девятки* в дате её рождения образовывали до крайности хорошее число, и Анна Георгиевна очень любила этим хвастаться. По её мнению, Агате должно было везти во всём и всегда. Вот только сама девочка большого везения в своей жизни не наблюдала.
Танцевальный клуб на карантин тоже не закрыли, но, к счастью, третьего марта тренировок не было, и своё пятнадцатилетие Агата провела в окружении матери, Али и Вадима. Анна Георгиевна купила ей новое платье. Нежно-голубое. Шёлковое, с вышитыми по лифу и манжетам синими васильками. Аля испекла любимый пирог и сделала курицу в кисло-сладком соусе. Вадим подарил белый кожаный клатч. С отчимом она по-прежнему разговаривала через раз, но за подарок поблагодарила, а клатч положила к остальным вещам в шкаф.
Отмечать было решено в понедельник в центре. Видеть на празднике Никиту Агата не хотела ни под каким видом, а потому приглашать не стала. «Хватит с него и конфет вечером», – отчеканила она, когда мать предложила послать за ним Вадима. Главным гостем, конечно же, должен был быть Данил и, возможно, пара-тройка учителей, особенно любимых Агатой.
На днях, ещё до родительского собрания, Данил обмолвился, что из всех тортов больше всего любит «Старую Прагу». Сама Агата предпочитала пироги Али, но сегодня поставила его вкусы выше своих, отчего и бегала всё утро по ближайшим магазинам в поисках свежей «Праги».
Волосы она чуть завила, а на губы нанесла гигиеническую помаду. Нежно-голубое платье пришлось точно по размеру. Оно красиво облегало её только-только начавшую округляться грудь и тонкую талию. Талия у Агаты действительно была что надо. Но, как оказалось, только в этом платье она оценила её в полной мере. Вторым подарком от Али стали белые туфли с пряжкой на аккуратном пятисантиметровом каблуке. Каблуков Агата не боялась. Она уже два года танцевала и прыгала на «шестёрке», а потому тут же натянула туфли, на ходу обняв няню за шею.
Посмотрев в зеркало, Агата впервые в жизни не почувствовала себя гусеницей, попавшей под дождь. Сегодня она была бабочкой. Яркой. Воздушной. И, на удивление, уверенной в себе. Общее впечатление портили только ненавистные очки да скобки на зубах. Агата ругала себя за то, что не озаботилась контактными линзами. Без очков она не видела ровным счётом ничего и снимала их только на соревнованиях, отчего и оказывалась полностью во власти Никиты.
Данил надел белую рубашку и джинсы. Чаще всего он был в линзах, но сегодня почему-то заменил их очками. Агата любила его очки. В Даниле Агата любила бы даже железный крюк и деревянную ногу.
Они встретились у входа в центр, и он открыл перед ней двери. С крыши капала крупная капель. Солнце светило тепло и ярко. День обещал быть погожим и безветренным. Агата задрала голову и посмотрела вверх. Лазурная синева радовала глаз. Ей с детства нравилось именно такое небо. Синее-синее и без единого облачка.
– Я заказала пиццу и суши. А чуть позже Аля принесёт торт, сладкие пирожки и большую коробку сока.
Английский отменился, и на «пирушку» у них было целых полтора часа. За столом сидели Зоя Альбертовна, Анна Георгиевна, Елена Павловна, Маргарита Тимофеевна и Аля. Инну Владимировну Агата звать не стала. Вадим, понимая щекотливость ситуации, не пришёл сам, за что именинница от всего сердца была ему благодарна.
Новыми подарками стали палантин, подвеска «Рыбы» на серебряной цепочке, большая шоколадка заграничной марки и спрей для волос от секущихся кончиков. Все смеялись и поздравляли Агату с пятнадцатилетием. Данил тоже произнёс тост, но сегодня он был немногословен и подарил свой подарок только, когда все взрослые разошлись по делам и оставили их одних.
Агата ещё утром видела, как он пристраивал на подоконнике огромный пакет, и чувствовала, что тот был куплен специально для неё.
– Это тебе, – наконец произнёс он и поставил на парту подарок. – Ещё раз с днём рождения!
Сердце Агаты забилось быстрее и громче, и, с трудом выдавив спасибо, она взялась за ручки пакета. Ярко-красного. С блёстками.
Если честно, она ждала от него цветов. Но, видимо, для этого было ещё слишком рано. Сегодня Данил решил ограничиться чем-то более материальным и совсем не романтичным.
Чем-то более материальным оказались коробка конфет молочного шоколада, бутылка фанты, пачка сухариков, жевательная резинка и чайная пара с изображением розового фламинго.
Взглянув на яркую птицу, Агата вдруг поняла, что фламинго – это её любимое животное, а пить чай она теперь будет только из этой чашки.
– Всё очень здорово, – произнесла она, заметив, как Данил впервые за то время, что она его знала, смутился и даже чуть покраснел. – Мне нравится. Очень нравится.
Агата не солгала ни на грам. Ей действительно очень нравилось. Еду в качестве подарка она не жаловала, но вдруг поняла смысл слов, которые часто произносила Аля: «Не важно что. Важно как».
И это самое «как» устраивало сегодня Агату на двести процентов.
________________________________
* третье марта две тысячи четвёртого года – это 3.03.2004. Если сложить числа, показывающие число и месяц, получается – 6 (3+3). То же самое с годом – 2+4=6
Глава 12
– Ну, внимательнее надо быть! Внимательнее! – громогласно повторяла Ольга Викторовна. – У Агаты руки как плети. Никита будто кол деревянный проглотил. Ноги вообще не гнутся. Три ошибки за танец! Три за две минуты! И как вас с такими результатами куда-то выпускать? Только опозорите меня и больше ничего!
Агата сжала зубы и, взяв с подоконника бутылку с водой, сделала большой глоток. Ни на тренера, ни на партнёра она принципиально не смотрела.
– Это она всё, – начал оправдываться Никита, – как муха сонная! То ли поесть с утра забыла, то ли не выспалась. Вообще меня не слышит!
– Да неужели? – Агата сверкнула глазами. – А кто мне все ноги пообступал? Не ты ли?!
Никита подошёл вплотную и грудью прижал её к стене. Лопаткам стало холодно и неприятно.
– Поругаться захотела? Ну, рискни!
– Всё! Хватит! – Ольга Викторовна тяжело поднялась со стула и подошла к воспитанникам. – Хватит, я сказала! Вы – команда. Так и ведите себя как команда. Помогайте и поддерживайте друг друга, а не грызитесь словно кошка с собакой. Становитесь быстро на танго и заканчивайте придуриваться.
Никита прищурился и потряс на груди сбившейся майкой. Агата театрально зажала нос рукой и чуть приподняла тонкие брови. Заботиться о его чувствах она больше не собиралась. Он принял вызов и сжал её руку так крепко, что к концу танца та побелела. Оставшаяся часть тренировки прошла в гробовом молчании, и, вконец разозлившись, Ольга Викторовна выгнала обоих на десять минут раньше положенного.
– Ещё раз так сделаешь, – зашипела Агата, догнав Никиту у мужской раздевалки и тряся онемевшей рукой, – и…
– И что?
– Мой парень – боксёр. Достанешь меня окончательно, и он от тебя живого места не оставит.
Никита хохотнул.
– Твой парень – боксёр?! Это с каких пор у тебя парень-то появился?
– С каких пор тебя не касается. – Агата вскинула подбородок, изо всех сил стараясь не моргать. Она врала. Причём откровенно и нагло. За три недели, прошедших со дня её рождения, их отношения с Данилом не сдвинулись ни на сантиметр. Они всё также сидели за одной партой. Всё также смотрели вместе какие-нибудь видео на YouTube и вместе над ними смеялись. Иногда Данил наблюдал за ней исподтишка, когда думал, что она не видит, но она, конечно, видела всё. Иногда открывал двери в класс и пропускал вперёд. Но на этом его «ухаживания» заканчивались. Международный женский день прошло тихо и без изысков. Седьмого марта Данил подарил Агате шоколадку, а Восьмого – прислал короткое поздравление. Впрочем, по поводу этого Агата губы не раскатывала. Никифоров тут же попросил у неё конспект по физике, поэтому она решила, что стихи, взятые из интернета, были скопированы исключительно из вежливости.
Но Никита об этом не знал, а ей до чёртиков хотелось его приструнить. Хотелось, чтобы он даже глаза на неё поднять боялся, чтобы наконец прекратил извить и обзывать и начал проявлять хоть какое-то уважение. Поэтому она отчаянно выдавала желаемое за действительное и не видела в сказанном ничего плохого. «Мысли материализуются», – сказала как-то раз Елена Павловна, и Агата решила довериться своему учителю истории и обществознания. А вдруг сработает? Чем чёрт не шутит? И благодаря этой маленькой лжи Данил и впрямь станет её парнем?
Лицо у Никиты вытянулось. Глаза забегали. Повернувшись к дверям, он больше не сказал Агате ни слова и всю следующую неделю матом при ней не ругался.
***
В середине апреля им предстояла поездка в Оренбург. За март Никита вытянулся ещё на два сантиметра, в результате чего окончательно вырос из обоих танцевальных костюмов. Ольга Викторовна раздражённо фыркала всякий раз, когда видела его брюки, едва доходящие до щиколоток.
– Бери костюмы, где хочешь, иначе не выпущу, – предупредила она. – Нечего в таком виде и меня, и себя позорить.
Мать Никиты тут же обратилась за помощью к Анне Георгиевне. У той была своя портниха, и многие платья Агаты шились на заказ. Однако находилось ателье далеко, и Анна Георгиевна не нашла ничего умнее, как собрать портниху и Никиту в учебном центре.
Сказать об этом Агате нужным не посчитали. В тот день она преспокойно сидела на уроке литературы и слушала про Раскольникова. Инна Владимировна любила свой предмет и, по всей вероятности, любила Достоевского. По крайней мере, о женских образах романа «Преступление и наказание» она говорила с большим воодушевлением:
– Согласившись выйти замуж за Лужина, Дуня собиралась принести себя в жертву. Ради чего? – спросила она и тут же ответила на поставленный вопрос сама: – Ради своей семьи. Матери и брата. Потому что Родион – обычный студент и живёт очень бедно. Кто ещё в романе принёс себя в жертву во имя семьи?
Инна Владимировна подводила диалог к Соне Мармеладовой, и Агата чувствовала это, а потому ответила сразу и без запинки. Сегодня они говорили о жертвенности и альтруизме, и Данилу в какой-то момент тоже захотелось высказаться:
– Понятно. Соня принесла в жертву себя, а Раскольников – бабулю.
Ровно на мгновение Агате показалась, что над их головами затрещал потолок. Настолько кислым сделалось выражение лица у Инны Владимировны.
– Ну, в смысле старуху-процентщицу, – тут же нашёлся Данил и сунулся поправлять занавеску над батареей, но сделал это настолько неудачно, что часть ткани слетела с гардины и повисла комом. Сидеть больше десяти минут на месте ему было трудно и, когда становилось совсем невмоготу, он принимался катать по столу ручку, а, если учитель выходил из кабинета, жонглировал первыми попавшимися под руку предметами.
Инна Владимировна закрыла глаза. Агате стало жаль её. Женщина старалась, действительно старалась, но ничем не могла пробудить интерес к литературе у Данила.
