Майя Рэд "Одержимость"

– Почему Эва не дала тебе возможность выговориться? – спросила я.

– Потому, что Эва сама была в такой ситуации и боится теперь, – тихо сказала Юна.

– Что? – воскликнула я. – Руководитель к ней приставал?

– Не руководитель. Не знаю. Не спрашивай меня. Спроси ее, она расскажет, – сказала Юна и зашла в приехавший лифт.

Я осталась стоять, задумавшись. Эва, что же с тобой случилось?

– Идешь? – спросила Юна.

– Да, – ответила я и зашла в лифт, оставив свои мысли на третьем этаже женских раздевалок.

Доехав до балетных залов, мы вышли. Подойдя к доске с расписанием, я начала все изучать. На нем висело расписание на сегодняшний и завтрашний день, а также список спектаклей на месяц. Там были и оперные, и балетные спектакли, а также концерты. Сезон решили открыть «Дон Кихотом» Людвига Минкуса. В казенном варианте Мариуса Петипа и Александра Горского. Посмотрев на выписку в партиях, я обнаружила свою фамилию в графе «Второй акт, Цыганка – Герреро».

Моему счастью не было предела. Я только пришла, и мне сразу дали соло. Пусть даже характерного плана, и то здорово. В колледже я, конечно, мало танцевала и репетировала характерные танцы, но предмет народно-сценический танец всегда любила. К тому же у нас был очень хороший педагог. Она была заслуженной балериной и ведущей солисткой в характерных партиях в театре. Мы безумно гордились тем, что попали к такому педагогу. Вот она все соки из нас выжимала, никто не выходил с урока сухим. Помимо цыганки, я также была выписана в «Сегидильи первого акта и в гран-па третьего акта». Следующим в списке было «Лебединое озеро» П. Чайковского. Там моя фамилия была написана в кордебалете. Постановка «Лебединого» тут была Юрия Григоровича, русского танцовщика и балетмейстера. Я не знала его хореографию, но слышала, что все характерные танцы в третьем акте у него исполняются на пальцах. Мне предстояло учить порядок вальса первого акта, лебедей второго и четвертого актов и танцы в третьем. Благо «Лебединое» было назначено на девятое октября, а значит, времени было еще полно. К тому же я очень быстро учила порядок и за это вообще не волновалась

– Киара, зайди ко мне, пожалуйста – крикнул Хулио Сильва из инспекторской.

Я послушно подошла к дверям инспекторской и заглянула. Комната была маленькой. На стенах красовались разные афиши спектаклей и висели большие листы, напоминающие расписания, они были все исписаны, и невозможно было разобрать почерк. Сбоку стоял длинный стол коричневого цвета с большим доисторическим компьютером, за столом которого сидел Хулио. На нем были темно-синяя рубашка с воротником и светлые джинсы, на глазах квадратные очки. На вид ему было в районе сорока девяти. Оторвав взгляд от компьютера и взглянув на меня, он улыбнулся.

– Добро пожаловать в нашу труппу. Меня зовут Хулио Сильва. Как тебе у нас? – спросил она.

– Еще не освоилась. Здравствуйте, сеньор Сильва, – ответила я.

– Не нужно формальностей, можешь называть меня просто Хулио, – сказал он. – С сегодняшнего дня ты будешь заниматься в малом балетном зале и приходить в большой только на общие репетиции.

– А почему в малом? – спросила я.

– Во-первых, в малом занимаются все новички в первое время работы, переходят в большой, только если станут исполнять сольные партии. Во-вторых, у нас очень большой список артистов и не всем хватает места. В малом зале также занимаются и «старички», тебе не будет скучно, не волнуйся. Педагоги меняются каждый день. Ты ничего не пропустишь, – ответил он.

– Хорошо, – сказала я.

– Так… дай мне свой номер, я запишу, и мой тоже запиши себе на случай, если нужно будет отпроситься с урока или репетиции, – сказал он.

И что? Получается, Эва солистка? Или это как-то связано с тем, что с ней произошло? Почему ей можно заниматься в большом зале, а мне нет?

Сделав все, о чем меня просил инспектор, я пошла к малому залу. Зайдя, я увидела около одиннадцати артистов, среди которых по правому боку станка в углу сидела на шпагате Даниэлла и держала в руках телефон. Поздоровавшись, я прошла к ней. Встав рядом, я опустила сумку с плеча, достала коврик и, разложив его на пол, села.

– Привет, – сказала я.

Она оторвала взгляд от телефона, посмотрела на меня и улыбнулась. Затем и вовсе отключила его и положила на пол.

– Привет. Как дела? – спросила она.

– Нормально. Значит, ты занимаешься в малом зале? – спросила я.

– Да, тут спокойнее. И нет всяких взглядов. Всем тут пофиг, что и как ты делаешь, – невзначай ответила Даниэлла.

– А почему Эва занимается в большом, если она не солистка? – спросила я.

– Она дружит с Раулем, а он вроде как бывшая элита. Вот как бы по дружбе на нее и закрывают глаза, – ответила она.

Ах, вот, значит, как. Он бывшая элита. Но почему он мне не сказал? Что в этом такого? Теперь понятно, почему я тогда на классике поймала взгляд Сандры, после того как он ушел. Сандра! Зараза, что не остановила лифт.

– Слушай, а Сандра вообще какая? С ней можно общаться? – спросила я.

– Зачем тебе это? – спросила Даниэлла. – Она что-то сделала тебе?

– Нет, просто лифт не подержала, пока я бежала – ответила я.

– Ааа… это нормальное явление. Она в принципе считает себя королевой, хотя ничего из себя не представляет. Танцует соло не из-за стремления и данных, а только потому, что состоит в элите. К тому же она года как два живет с местным бизнесменом, которому, прикинь, пятьдесят восемь лет. А ей самой двадцать девять. Такая разница в возрасте! К тому же как можно спать с таким стариком? Беее… – ответила Даниэлла.

– Да, уж… – ответила я и решила сменить тему. – Кто урок ведет сегодня?

– Роса Мария Нуньес и ворчун, – ответила Даниэлла и рассмеялась. – Она, конечно, не Белен, но и у нее бывает жаришка на уроках. Надеюсь, сегодня будет легкий

Я разогрелась на полу и, отодвинув коврик, встала к станку. До начала урока оставалось две минуты.

– С тобой тут можно стоять? Место занято? – спросила я.

Выбор места у станка был очень важен, так как у каждого всегда было свое место. Часто артисты могли ругаться, если кто-нибудь вставал на чужое место. Иногда доходило даже до драк. Мне было это ни к чему. Поэтому я заранее решила узнать.

– В малом зале это особой роли не играет, здесь все встают, как хотят. У нас тут более лояльный контингент, нежели в большом. Так что, если хочешь, можешь стоять со мной, – ответила она.

Тем временем в зал забежало еще шесть человек, среди которых была и Эва. За ними зашли ворчун и сеньора Роса Мария.

Эва, не посмотрев в нашу сторону, встала к левому станку. Ребята, что забежали в зал, быстро подошли к любым свободным местам у станка. К нам подошел Энрике Гальярдо, муж Ады.

– Привет, девчонки, – сказал он и улыбнулся.

– Привет, – ответила я с улыбкой.

– Ты что, сбежал из большого? Ты ж в малом не занимаешься, – спросила Даниэлла.

– А ты не заметила, что кроме меня еще другие сбежали? – ответил Энрике и ухмыльнулся.

– Лайонел? – уточнив, спросила она.

Энрике лишь кивнул и обратил свой взор на педагога. Опять это имя, подумала я. И, посмотрев на Даниэллу, уже было открыла рот, как она резко ответила:

– Потом.

– Ребята, встаем! – громко сказала Роса Мария. – Урок сегодня будет коротким, дальше репетиция по опере «Искатели жемчуга». Лицом к станку. Одно тандю вперед, сократить стопу и провести балансуар назад и закрыть, обратно так же. В сторону два тандю, нажим и закрыли в плие по первой. Затем релеве. И с другой ноги. В конце свободное пордебра. Начали! – крикнула она.

Начался урок. Через некоторое время в зал заглянул Хулио с папкой в руках и начал что-то подмечать в ней. Я повернула голову к Даниэле и едва заметно качнула ее в сторону инспектора в дверях. Даниэлла, увидев мой взгляд, обернулась на секунду посмотреть на дверь и затем сказала:

– Отмечает, кто пришел на урок, а кто нет. Это потом влияет на зарплату. Если ты прогулял урок и не позвонил Хулио, с тебя снимается пятьсот евро. А это ужас как много, – ответила она.

– Ясно, – сказала я.

У нас такого в Валенсии не было. Инспектор, конечно, был, но не отмечал каждого присутствующего артиста на уроке.

Прошло пятнадцать минут, и мы вышли на середину. Роса Мария начала давать сразу тандю, без адажио. Наверное, из-за ограниченного времени решила сократить. До конца урока оставалось полчаса. Еще со станка у меня болела левая икра, надо было промассировать ее дома, которая после вчерашнего фуэте с непривычки забилась. Я пропустила тандю и на пол у станка. Педагог ничего на сказала. И слава богу, у нас в Алькароне сразу бы начали отчитывать. Энрике сделал комбинацию с первой группой и подошел ко мне.

– Икра забилась? – спросил он.

– Да, – ответила я и подняла на него голову.

– Еще бы. Ада рассказала мне, как вчера ты выложилась по полной. Это был фурор, но будь аккуратна, некоторые будут следить за твоими успехами.

– Кто? – спросила я.

– Да всякие. Кто из зависти, кто просто. Фиг знает. Найдутся, – ответил он и пошел на следующую комбинацию.

Я же решила ограничиться сегодня только станком. Ничего не случится, из формы не выйду, если один день не сделаю середину и прыжки. Поэтому, встав и собрав сумку, я решила уйти. Даниэлла, аккуратно схватив меня за руку, спросила:

– Уже уходишь?

– Ага, у меня что-то ноги слишком уставшие. Думаю, хватит на сегодня. – ответила я.

– Поняла, я тогда сейчас доделаю середину и тоже закончу. Потом можем посидеть в гримерке или погулять, – сказала она.

– Хорошо, я пока подожду тебя у себя в комнате, номер триста пятьдесят девять, – уточнила я.

– Ок, – ответила Даниэлла и пошла ко второй группе.

Я обошла зал. С Эвой попрощаться не удалось, она занималась во второй группе. Я подошла к двери, поклонилась ворчуну, потом повернулась к педагогу, поклонилась, поблагодарила за урок и вышла из зала. Вдалеке у расписания толпились артисты.

Проходя мимо большого зала, я решила заглянуть. Урок давал педагог, с которым мне еще не довелось познакомиться. Женщина маленького роста, с длинными вьющимися каштанового цвета волосами, в цветной оранжевой майке и черных легинсах. У них уже было вращение на середине. Мужчины-артисты вращались все вместе с разных позиций. Некоторые девочки сзади них пробовали с четвертой и пятой позиций. Музыка остановилась. Педагог крикнула:

– Гранд пируэты!

И только я хотела отвести взгляд, как на центр вышел молодой человек. Я не видела его лица, он стоял ко мне спиной. Рядом с ним никто не встал. Я зашла в зал одной ногой – посмотреть, где все. Артисты стояли сзади у станка, кто-то сидел. Все смотрели на артиста, стоявшего по центру в препарасьоне со второй позиции ног.

Он был высок, ростом, наверное, где-то сто восемьдесят. На нем были серые лосины и белая майка, заправленная в них. Светлая кожа и русые волосы.

– И! – крикнул педагог.

Как же хорошо он вращался. Судя по всему, он был правшой. Правая нога в стороне была до предела натянута. В стопе красовался большой подъем, который так красиво сочетался с телесным цветом балеток. Мужчина делал по два-три тура с открытой ногой в алясгон взяв при этом огромнейший форс.

Я думала, он упадет. Но он четко свертел шесть туров и сел на колено в позу, как в мужской вариации. Все артисты зааплодировали, кто-то засвистел. Даже педагог немного похлопала в ладоши, а затем крикнула:

– Продолжаем! Соте!

Мужчина развернулся и пошел к центральному станку. Я пыталась разглядеть его черты лица. Но он шел вперед, и его голова была повернута к левому плечу. Он смотрел на педагога.

В этот момент Роберто, увидев меня в дверях, направился ко мне.

– На меня пришла посмотреть, красотка? – спросил он.

– Думаешь, на тебе одном свет клином сошелся? – ответила я.

– Эх ты, пропускаешь такой шедевр! Что делаешь сегодня? – спросил он.

– Гуляю, – коротко ответила я.

– Надеюсь, у меня? – сказал он и рассмеялся. – Мы могли бы с тобой повеселиться.

– К счастью, мне есть с кем провести время, и это не ты, – ухмыльнувшись, ответила я.

– Ты меня дразнишь, – громко сказал Роберто.

Слишком громко, как мне показалось. Педагог тут же шикнула на нас, и некоторые артисты повернули голову в нашу сторону. Когда Роберто обернулся на педагога, я посмотрела на центр станка. Мужчина, что недавно вращался, пил воду из своего термоса. Затем он поднес его к голове и немного вылил содержимое на голову. Капли воды стекали по лицу, я увидела очертания острых скул на лице и слегка заметную щетину. Мужчина опустил свой термос и поднял голову в сторону педагога. Мимо него прошли артистки и, что-то сказав ему, направились к выходу из зала. В этот момент он повернул голову в мою сторону и лишь на долю секунды встретился со мной взглядом. Этой доли секунды хватило для того, чтобы я отшатнулась, ударившись о дверной косяк и столкнувшись с каким-то артистом.

– Извините, – сказала я.

– Ты в порядке? Не ушиблась? – ответил артист, в которого я влетела, можно сказать.

– Нет, нет… все хорошо. Спасибо, – ответила я.

Артист ушел. И я сразу же направилась к лифту, не оглядываясь. Ни один взгляд человека еще не пугал меня настолько, как этот. За долю секунды я увидела бездонные серые глаза, словно прожигающие тебя насквозь ледяной глыбой. Тонкие губы и светлые брови. Не знаю, почему меня напугал его взгляд, но ощущения были не описать словами. Казалось, будто бы его серые глаза вот-вот остановят мое сердце в плохом смысле. И, несмотря на его устрашающий взгляд, он мне показался довольно симпатичным. Даже больше. Тем не менее я мысленно порадовалась, что занимаюсь в малом зале. Не хотелось бы видеться с этим артистом. Он конкретно меня пугал. И тут я подумала: а не его ли Эва боялась? Неужели тот самый Лайонел, это он? Если это так, то теперь я понимаю, почему его боятся. Хотя мне и самой частенько говорили, что когда я не улыбаюсь или нахожусь в плохом настроении, то на меня лучше не смотреть, так как я и сама могу взглядом убить кого угодно. Надеюсь, со стороны я не выгляжу так, опасно как он.

Спустившись на третий этаж, я подошла к гримерке и собиралась вставить уже ключ в замок, как меня окликнули:

– Киара.

Я оглянулась и увидела Даниэллу, подходящую ко мне.

– Не открывай, идем ко мне. У меня сегодня никто из девочек не пришел на работу. Мы будем одни, без лишних ушей, – сказала она.

– Угу. Пойдем, – ответила я, вынув ключ из замка.

Мы зашли в триста пятьдесят пятую гримерку. Даниэлла бросила вещи на свой стол и предложила мне сесть на диван. Я опустила сумку на пол и села на диван. Даниэлла подошла к двери и закрыла ее на ключ с внутренней стороны.

– Всё, теперь я уверена, что если кто-то услышит наш разговор, то не сможет ворваться, – ответила она и рассмеялась.

– Зачем такая анонимность? Можно подумать, в театре всем есть до нас дело. Ну, услышат, и что дальше, убьют? – спросила я и подавила смешок.

– Если б мы собирались сплетничать о ком-то другом, мне было бы все равно, кто нас услышит. Но когда речь идет о Лайонеле, это всего лишь мера предосторожности, – ответила она и, подойдя ко мне, села на диван с другого бока.

– Начинай, – сказала она.

Вздохнув – я только открыла рот, – Даниэлла резко вскочила:

– Черт! Забыла покурить. Придется открыть тут окно. Ты начинай, не молчи – сказала она, подойдя к окну.