– А, ты о резкой смене погоды? – тут же проявила чудеса проницательности тень. – Не знаю.
Я недоверчиво вскинула правую бровь.
– Уверен? – я медленно провела рукой по кряжистому стволу сосны, оставляя ледяной морозный след на коре, а затем продемонстрировала тени одну из своих фирменных ядовитых улыбок.
Фигура резко вздрогнула, сгорбившись сильнее.
– Д-да. Неужели ты думаешь, Морана, что я стал бы от тебя что-то скрывать?
«О да, я в этом просто уверена».
– Мы ведь на одной стороне.
– На одной стороне? – усмехнулась я. – Брось! То, что люди плетут о наших якобы общих с тобой кознях против всех и каждого, ещё не означает, что так оно и есть на самом деле. И ты прекрасно знаешь об этом сам! Я терплю тебя здесь постольку поскольку, но стоит мне узнать, что ты замышляешь против меня хоть какую-нибудь пакость, пусть это будет даже просто косой взгляд в мою сторону, гнусное спаивание лешего перебродившей рябиновкой или мимоходом брошенная в мой сапог гадюка, и моей доброте конец. Выпну тебя с этих гор так далеко и глубоко, куда даже сам чёрт не заглядывал в силу своего анатомического строения! (Это я, конечно, загнула, но пусть думает, что я и так могу).
– Не смей, Морана! Не смей меня пугать! Ты не имеешь права так со мной разговаривать, я тебе не слуга, я ведь тоже бог! Равный тебе, между прочим, и имею такие же права и силу, как и ты, – шелест вдруг перешёл на свист.
– Равный мне? – я откровенно расхохоталась тёмной фигуре в лицо.
И что ж вы с Сенькой, сговорились, что ли?
– Отчего же ты, равный, прячешься в тени деревьев? Почему не выйдешь сюда и прямо не посмотришь мне в глаза? Что же ты так трясёшься и горбишься, стоит мне только бровью повести в твою сторону?
Я сделала шаг навстречу собеседнику и раскинула в стороны руки в широких, достающих до земли рукавах, будто хотела заключить его в страстные объятия. Но тень шарахнулась от меня как от чумной, прячась под защиту ближайшей корявой сосны. И правильно, да только не поможет это.
Отовсюду – из-под земли, из скалистых расщелин – навстречу фигуре за сосной медленно пополз туман, ласкаясь к моим ногам, словно послушная домашняя кошка, распространяясь по сторонам, клубясь и с каждым мгновением всё гуще обволакивая землю и сосны. А вместе с пробирающим до костей туманом на горный кряж ступил мороз, невидимой ладонью касаясь всего вокруг. Стволы натужно заскрипели, не в силах больше противостоять такому холоду. Первой не выдержала кора дерева за моей спиной, начала лопаться со звуком порванной тетивы. А следом затрещали и остальные деревья заполняя уступ оглушительным звуком, усиленным в несколько раз эхом скал.
Мороз тем временем крепчал, усиливался, почти с гулом возвещая о своём присутствии, и с каждым вдохом становилось всё труднее и труднее дышать. Не мне, – ему. Стужа будто вытеснила из воздуха весь кислород, выморозила его, проникая колючими коготками в рот и нос, сжимая ледяным кулаком лёгкие и сердце. Она была практически осязаема, скрежеща когтями по поверхности деревьев и скал, покрывая всё вокруг тонким слоем инея и льда, она подбиралась всё ближе и ближе к тому, кто, дрожа всем телом (скорее от страха, нежели от холода), медленно преклонял колени перед могуществом Моровой девы.
Уже почти ничего не было видно, над Железными Горами висела непроницаемая пелена морозного тумана. Это богиня Зимы жестоко, не щадя никого, показывала свою волю и силу тем, кто посмел не подчиниться ей.
– Довольно! Прошу, прекрати, – услышала я, наконец, глухой шелест тёмной фигуры, склонившейся в беспомощной позе.
– Надеюсь, с такого ракурса тебе стало виднее, равны ли наши с тобой силы и имеешь ли ты хоть какое-нибудь право называть себя богом, – надменно посмотрела я на него сверху вниз.
Чернобог[19 - Чернобог – бог уничтожения, зла, безумия и воплощения всего чёрного и плохого. Почему-то в миру все думают, что Чернобог и Морана – старые закадычные друзья.] резко вскинул голову, гневно полыхнув на меня угольками красных глаз. Но тут же поник, покорно оставшись стоять предо мной на коленях.
Другого я и не ожидала.
– Итак, вернёмся к первоначальной теме нашей милой дружеской беседы. Встань! – я деловито заложила руки за спину и прошлась взад-вперёд, небрежно пошевелив при этом пальцами, разгоняя мороз.
Я даже небо расчистила от кудлатых облаков, позволив уже ущербной луне разбавить чернильную ночь серебристым сиянием.
– Что же ты думаешь по этому поводу? Кто может за этим стоять?
– А почему я должен тебе помогать, Морана? С чего вдруг? – недовольно буркнула тень.
– А с того, мой старый друг, что, если не будешь помогать мне, это может обернуться для тебя ещё большими неприятностями. Итак, кто может за этим стоять? – вкрадчиво повторила я.
– Может, стоит задать этот вопрос самой себе? – язвительно подметил Чернобог.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Тебе лучше, чем кому-либо другому, а тем более мне, должно быть известно о существовании твоих недругов.
– Поверь, к большому сожалению, даже мне не известно обо всех моих когда-либо существовавших врагах, недругах и завистниках. Так что, может, ты прольёшь немного света на этот вопрос?
– Сомневаюсь, что я способен тебе вообще хоть чем-то помочь.
– Может, ты просто не желаешь? Или, возможно, тебе что-то мешает? Я могу быстренько развеять все твои сомнения, ведь ты же не хочешь приобрести себе врага в моём лице? – угрожающе предупредила я.
– Нет, не хочу. Но, как я уже сказал, я ничего не знаю. Я могу только предполагать. Возможно, ты кому-то насолила очень сильно, перешла дорогу, так сказать, или задела кого-то недобрым словом. Вспомни хорошенько!
– Если так рассуждать, то в этом лесу мне каждая ёлка мстить должна. Подумай сам, о чём ты говоришь, и главное – с кем! Да я тебя через каждые три слова оскорбляю, Варса по пятьдесят раз на дню посылаю лесом. Что стоит говорить о том, что мне ничего не стоит кому-то насолить, пускай и по мелочи. Да за милое дело! Так что мне нужно знать наверняка – кто этот тип. Я же не могу теперь в каждом человеке видеть потенциального врага!
– И не нужно, просто вспомни что-то более или менее существенное, а не простое… хм, словоблудие.
«Словоблудие?!»
Я уже было открыла рот, чтоб в очередной раз высказать, что я думаю о таких вот мерзких тварях, как мой нынешний собеседник, но вовремя опомнилась. На сегодня с него хватит бичеваний, пусть и словесных. Да, я его терпеть не могу! Его мелочные, лживые выходки и периодическое лебезение передо мной жутко раздражают. Но когда надо, он действительно скажет что-нибудь, стоящее моего внимания. Правда, совсем чуть-чуть, и только то, что не может навредить ему. Это, конечно, не значит, что во всех остальных случаях я могу доверять ему безоговорочно, нет. Ведь стоит мне отвлечься, совсем немного, и повернуться к нему спиной, и он, как и все отрицательные, но о-очень трусливые персонажи, не задумываясь всадит туда нож, причём обязательно какой-нибудь заговорённый и предусмотрительно пропитанный смертельным ядом, чтоб уж наверняка. Да и чтоб в случае чего не пришлось оправдываться, придумывая идиотские отговорки вроде: «Я так неудачно чихнул, и нож, каким-то странным мистическим образом оказавшийся в этот момент у меня в руках, сам вскочил в беспечно подставленную тобой спину». Всё это я прекрасно знаю, но почему-то продолжаю с ним общаться.
Возможно, это связано с тем, что он, как и я, злобное, отвратительное существо, приносящее всем только смерть, болезни и несчастья. Может, он действительно прав в том, что мы с ним похожи? Что ж, возможно, так и есть. Или я общаюсь с ним назло сёстрам и брату (тоже, кстати, не отличающимся благородством нравов), которые его терпеть не могут. А что до людей – да так им и надо! Что ж это за жизнь тогда будет, когда кругом только сплошное счастье и веселье? Э нет, так не пойдёт! Поэтому пока этот «чёрный» бог пакостит людям, я его не трогаю. Ну, или не всегда над ним изгаляюсь. Даже помогаю изредка. Мы же на одной стороне, как он выразился. Вот и сейчас я очень поднатужусь и молча проглочу не понравившееся мне определение моего способа общения с окружающими. «Словоблудие, хм…»
– Хорошо! Допустим, есть у меня некоторые подозрения, – нехотя произнесла я.
– Кто?
– Сам подумай!
– Авсения?
– Она самая, но полной уверенности у меня нет.
– А что её советник? Пробовала говорить с ним?
– С Лютым? Брось, он хоть и не способствует всем её гадостным выходкам, но в случае чего и выдавать её не будет. Какая никакая, она же всё-таки ему хозяйка. Бедный, порой мне его искренне жаль.
– Хм, возможно, она так же сочувственно думает и об участи Варсонофия.
– Что?! – сверкнула глазами я.
– Ничего-ничего, – тут же заискивающе ответила тень, выставляя перед собой в защитном жесте руки.
– Н-да, проблема… И не проследишь же за мерзавкой такой! Возможно, это она и организовала внеплановый ремонт в моём крыле, чтобы выманить подальше в лес. Что за паскудство! И ты ничего путного так мне и не поведал! Сидишь тут бобылём в горах, ехидно со стороны наблюдаешь, чья сторона верх возьмёт. Только учти, Чернобог, если вдруг Сенька главенствовать тут удумает, тебе от этого никакой пользы не будет. Так и знай, попрут тебя даже с этих неприглядных горных склонов. Подумай над этим на досуге. А теперь прочь! – устало махнула я на тень рукой, будто комара надоедливого прогоняя.
Тёмная фигура не стала спорить, лишь скользнула чёрной кляксой в ближайшую расщелину и растворилась, будто и не было тут никого мгновение назад.
Да уж, дела… Проку от этой встречи как с пьяного лешего трезвой мысли. Ведь явно чего-то не договаривает! Неужто в самом деле в курсе и специально не сказал, чтоб поизгаляться? Вот узнаю всё, мало никому не покажется!
Я задумчиво поглядела на ночное небо, мигающее далёкими серебристыми звёздами. За острый рожок убывающего ночного светила цеплялись почти прозрачные реденькие облака и неспешно уплывали вдаль, а по лунной извилистой дорожке неспешно прогуливалась Числобог[20 - Числобог – богиня луны и времени. Невозмутимая и бесстрастная, равнодушна как к тёмным силам, так и светлым. В общем, в случае чего взывать к ней о помощи или просить совета бесполезно. Не дождёшься.]. Сдаётся мне, подслушивала она нашу с Чернобогом беседу. Я её не виню, какой бы бесстрастной и равнодушной ни казалась богиня, она имела женское начало, а, как известно, любая баба любопытна и не прочь разузнать сплетни, сунуть нос в интриги и послушать душещипательные истории.
Через мгновение она неслышно ступила на горный склон и улыбнулась спокойной, умиротворённой улыбкой.
– Приветствую тебя, Морана, Зимняя богиня!
– Здравствуй, Числобог, богиня Лунная! Вот так встреча!
Та степенно поклонилась и с интересом посмотрела на меня.
– А я знаю, зачем ты тут.
– Да? И зачем же? – сделала я удивлённый вид.
– Он ничего тебе не сказал. Да это и неудивительно, – продолжила она, будто не слыша моего вопроса.
А вот это становится уже интересно.
– Может, тогда ты скажешь? – вежливо спросила я.
Числобог вскинула брови и внимательно глянула на меня серебристыми глазами.
– Сегодня дивная ночь, не правда ли? – спустя какое-то время зачем-то сказала она.
И так она всегда.
– Да, дивная. Так ты что-нибудь знаешь? – с нажимом повторила я, начиная раздражаться её невозмутимым спокойствием и игнорированием моих вопросов.
– Я люблю эти края. Особенно зимой, – сделала она паузу, глядя на меня, будто похвалила за услугу, оказанную ей. – Люблю гулять по заснеженным горным склонам долгими зимними ночами среди здешних вековых сосен, взирать на сонный мир с высоты, наблюдать за тем, что происходит там, внизу, созерцать действительность… Только созерцать, Морана, – повторила она.
Да я это уже поняла. Как подслушивать чужие разговоры, так она может, а как поделиться ценной информацией – так сразу нет, созерцательница хренова. И зачем только с ней заговорила? Знала же, что это пустая затея – болтать с ней, лучше ещё раз тряхануть Чернобога, чем выслушивать философские бредни богини Времени. Надо было вообще её не дожидаться, а сразу уйти.
– Ты же знаешь, я ничего не могу тебе сказать, – заметив на моём лице разочарование, ответила она. – Мой удел бесстрастно, спокойно следить за ходом времени, но не вмешиваться в его течение. Мне всё одно – силы тьмы или служители света. Твои дела – это только твои дела. Извини.
Я недовольно поджала губы. Зачем, спрашивается, тогда явилась? Поиздеваться, что ли? Нет, сегодня явно не мой день. Точнее, ночь.
Длинноволосая красавица сочувственно улыбнулась, искренне пытаясь сделать вид, что ей не всё равно. Но я ей нисколечко не поверила. Что ей до чужих забот? До чужих жизней? Равнодушная, безучастная ко всему, она только и может, что ехидно наблюдать за потугами других, тщательно скрывая злорадство под маской бесстрастного отношения ко всему сущему. Ничего ей не интересно, спокойна и размеренна до безобразия. Ей всё одно – день или ночь, лето или зима, невозмутимо отсчитывает она и мгновения, и столетия, украдкой позёвывая в кулачок. Тоже мне, созерцательница действительности!
– Я правда сочувствую тебе, Морана. Ты злишься, не понимаешь меня, точнее, не хочешь понять. А я не буду тебя убеждать и объяснять, почему не могу тебе помочь. Уж извини. Такова моя сущность, я далека от суетности мира, в котором живёшь ты, в котором живут все другие. Ты можешь на меня обижаться, корить за равнодушие, но от этого ничего не изменится, время всё так же будет идти вперёд, а я всё так же буду его отсчитывать, не взирая ни на что, какие бы события ни случились. И с этим ничего не поделать.
– Я это уже поняла, – вслух повторила я то, до чего уже и сама додумалась. – Что ж, сама справлюсь, не в первый раз, – буркнула я, не удостаивая богиню даже взглядом.
Та, ни капельки не смутившись, легко пожала плечиками, мол, ей и вправду всё равно, как с ней разговаривают. Мы обменялись ещё парочкой никому не нужных фраз, не касающихся дел насущных, и вежливо раскланялись. В самый последний момент она кинула мне лучик серебристого взгляда красивых глаз и задумчиво добавила, будто не мне, а куда-то в пустоту:
– А ночь и впрямь сегодня дивная.
Затем повернулась ко мне спиной и медленно растаяла в сиянии лунного света.
Я наморщила лоб, пытаясь сообразить, к чему это она, а потом плюнула на эту затею, успокаивая себя мыслью, что не мне одной она несёт всякий бред и всегда не по делу.
Тяжко вздохнув, я в последний раз глянула на тёмные, сгорбленные силуэты сосен, по-прежнему не желающие делиться со мной своими знаниями и думами по поводу происходящего. А ведь знают же всё! И почему я не могу общаться с душами этих великанов! Ручаюсь, они бы многое могли поведать. Я бросила на них длительный, укоризненный взгляд…
Нет, всё же придётся своими силами до всего доходить. Эх! Я щёлкнула пальцами и обернулась белоснежной сипухой. Легко набрав высоту, я покружила немного над Железными Горами, разминая крылья, а затем взяла курс на месяц, уже опирающийся на высокие макушки елей. Глядишь – ещё чуть-чуть, и он упадёт в объятья далёкого горизонта до будущей ночи.
Глава 3
День зимний тёмен, да ночь светла.
Кстати, о ночи.
Ночь была и впрямь превосходной. Как, впрочем, и все последующие. В одном люди были, безусловно, правы: я любила это время суток. Это была воистину моя пора. Пора, когда можно вволю погулять по высоким маковкам деревьев под руку с ветром, звонко хохоча вместе вьюжным смехом. Когда запросто можно покружить метелью вдоль и поперёк людских селений, приглашая всех на снежный танец, порой игриво запуская ледяные пальцы в дверные щели и натужно гудя в печных трубах. Когда, не задумываясь, можно обернуться прекрасной девой и ледяными губами бесстыдно зацеловать до красных щёк всех припозднившихся домой молодцев. В общем, повеселиться вволю!
Это всё, конечно, можно сделать и днём… Правда не будет того задора и ощущения таинственности. Ночь – особенное время, когда на земле происходят всевозможные чудеса и невиданное волшебство. Время, когда зимней ночью вполне возможно встретить на своём пути необычайной красы деву в снежных одеждах и на санях, запряжённых тройкой кипенно-белых лошадей с искристыми серебряными гривами, шумно несущихся над дорогой в вихре синей метели. А ночью летней запросто можно стать свидетелем весёлых шумных игрищ шаловливых русалок на пруду, а то и не задумываясь принять бесстыдное предложение поплескаться вместе с ними, безусловно, нагишом.
Только ночью можно увидеть, как по тёмному небу гуляет Лунная дева, щедро рассыпая по сторонам горсти золотых и серебряных звёзд. А далеко внизу, в непролазных чащобах услышать задушевные и тоскливые песни тех, кто днём так же, как и все простые люди, добросовестно занимался домашним хозяйством…
Да, странное это время – ночь. Под её пологом наравне с добром творятся дела тёмные, и каждый может не бояться показать своё истинное лицо, ибо ночь для того и существует, чтобы дать приют всем, кого отверг свет. А в особенности щедра ночь зимняя, – долгая, да светлая, ко всем справедливая, для всех равная.
А для тех, кто боится ночи, её длинных теней и таинственных шорохов, кто недоволен вечно всем и даже тени своей пугается, тому и день покажется тёмен. Даже летом.
***
Нагулялась я за эти ночи по миру всласть! Где-то снега намела, где-то кулаком морозным трескучим погрозила, чтоб народ сильно уж не расслаблялся. Порой лёгкой позёмкой кружила, а иногда и ураганом снежным прохаживалась, когда уставала – невесомым тёплым снегом сыпала, и слушала тишину сонной ночи, да песни деревенских прядильщиц, что в свете лучин сидят за веретеном, а наслушавшись, отдохнув как следует, вновь в раж входила – бушевала с новой силой и от души.
Навеселилась, наработалась, устала вусмерть и, довольная, вернулась домой, к тёплому очагу, горячим пирожкам с капустой и грибами, ароматной мовнице[21 - Мовница – баня.] с еловыми вениками да привычному бурчанию старого филина. Эх, не думала, что так истоскуюсь по краям родным, по Варсонофию занудному, по Труту пугливому, по весело пышущей дымом золотистой избушке, что затерялась среди топких непроходимых для простого люда болот, по могучим кедрам, подпирающим крепкими руками-ветвями небосвод…
Да и о проблемах своих совсем не время забывать.
Интересно узнать, что там наш подлый незнакомец ещё учудил, какую гадость изготовил к моему возвращению! А может, я зря себя на плохое настраиваю. Может, и нет там никого, и в помине не было. Привиделось, почудилось, дурным сном оказалось. Эх, как бы здорово-то было!
Я опустилась на охлупень[22 - Охлупень – по-другому конёк, коник, князёк – деталь крыши на традиционных деревянных русских избах.] и стала поджидать возвращения Варса с охоты. Долго ждать не пришлось: только я занялась чисткой пёрышек, зажмурившись от удовольствия, как почувствовала лёгкое колыхание воздуха, и рядом со мной уселся филин.
– Ну здравствуй, Морана! А я уж думал морунов за тобой посылать!
– Что так? Соскучился?
– Да не то чтобы тоска смертельная меня заела, просто чует сердце моё: не по нраву гостю нашему твоё отсутствие долгое. Он, понимаешь ли, вниманием своим здешние края одаривает, а тебя всё нет и нет. Тебя всё ветер носит где-то!
