Владимир Михайлович Мищенко "Коллизионный принцип наиболее тесной связи в международном частном праве"

Англосаксонская система общего права, и романо-германская система континентального права под термином «международное частное право» понимали систему коллизионных норм национального характера, применимых там и тогда, где и когда имущественные и неимущественные отношения частных лиц включали «иностранный» элемент. Такой узкий подход к содержанию международного частного права сохранился и в настоящее время.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Издательские решения

person Автор :

workspaces ISBN :9785006433519

child_care Возрастное ограничение : 12

update Дата обновления : 08.08.2024


Выводы работы прошли апробацию на следующих всероссийских и международных конференциях: «Традиции и новации в системе современного российского права», Московская государственная юридическая академия, 2005 г., 2006 г., 2007 г., «Актуальные проблемы частноправового регулирования», Самара, 2006 г., «Молодежь в социально-гуманитарных науках», Тула, 2006 г.

Также научно-практические рекомендации изложены в опубликованных автором работах, на заседаниях кафедры конституционного и международного права Российского государственного социального университета, заседаниях кафедры российского и международного частного права Саратовского государственного университета и при проведении лекционных и семинарских занятий по международному частному праву, коллизионному праву, правовому регулированию внешнеэкономической деятельности в Саратовском государственном университете.

Структура диссертационного исследования.

Настоящее диссертационное исследование состоит из введения, двух глав, включающих в себя шесть параграфов, заключения и списка использованных нормативных актов и литературы.

Глава 1. Теоретические вопросы коллизионных норм в международном частном праве.

§1. Исторические аспекты развития теории коллизий и коллизионных норм.

М. М. Богуславский, говоря о сочетании и взаимодействии двух методов: коллизионного и материально-правового, отмечает, что именно первому из них международное частное право обязано своим возникновением и дальнейшим развитием[15 - См.: Богуславский М. М. Международное частное право. – М.: Юрист, 1998. С. 75.].

Л. А. Лунц считает, что два условия – интенсивный торговый обмен между государствами и областями и наличие существенных различий в гражданском праве данных государств и областей – были предпосылками, при которых могли возникнуть проблемы международного частного права. Однако эти предпосылки необходимы, но не всегда достаточны для возникновения коллизионного права и коллизионных доктрин[16 - См.: Лунц Л. А. Курс международного частного права. Общая часть. – М.: Юрид. лит., 1973. С. 125.]. В качестве третьего условия выступает возможность применения иностранного права.

Как видно, Л. А. Лунц отводит коллизионному праву ведущую роль в развитии международного частного права.

Представляется возможным проследить историю развития учения о коллизионных нормах в рамках истории развития международного частного права в целом.

Начала международного частного права нельзя найти ни в творениях римских юристов, от Муция Сцеволы до Модестина, ни в Византийском праве VI века. «Corpus iuris civilis, который даёт прямой ответ или намёк на ответ на любой практически мыслимый правовой вопрос, почти не содержит никаких указаний о применении иностранного права»[17 - Вольф. Международное частное право. – М.: Гос. изд. иностр. лит., 1948. С. 34.]. Древнеримское право признавало субъектом права только римского гражданина (civis romanus), иностранец считался врагом (hostis), стоящим вне охраны закона.

Развитие торговых отношений с другими народами привело к тому, что старые римские воззрения на чужестранца как на врага, стоящего вне закона и лишенного всякой гражданской правоспособности, не могли сохраниться. В республиканском Риме чужестранцы стали называться перегринами. Их правоотношения между собой, а также с римскими гражданами подчинялись юрисдикции особого претора (praetor peregrinus) и регулировались особой отраслью материального гражданского права (ius gentium). Так образовались две отрасли материального гражданского права: «право граждан» (ius civile), которое оставалось доступным только для римских граждан, и «право народов» (ius gentium). Последнее по содержанию было более приспособлено для нужд развивающегося торгового оборота[18 - См.: Лунц Л. А. Указ. соч. С. 127.].

Однако во многих местах Римской империи сохранились местные обычаи. Вопрос о том, какой из двух коллидирующих местных обычаев должен считаться преобладающим, упоминается только в одном отрывке (Дигеста 21.2.6.). Однако Вольф считает, что «было бы неправильно из этого отрывка сделать вывод об общей норме»[19 - Вольф. Указ. соч. С. 35.].

Таким образом, источники римского частного права в том виде, как они использовались при усвоении в Западной Европе соответствующих институтов (свод Юстиниана), не содержали нормативного материала для доктрин, которые могли быть отправными пунктами для развития международного частного или коллизионного права.

С середины V века территория Западной Римской империи была занята варварскими племенами, которые принесли с собой свои обычаи и нравы. Каждый сочлен того или иного племенного единства (бургундец, аллеман, франк, гот) подчинялся своему племенному праву. Господствовало не территориальное начало, подчиняющее всех лиц, живущих на данной территории, единому праву, а персональное начало[20 - См.: Лунц Л. А. Указ. соч. С. 128.].

«В странах со смешанным населением, как, например, в Италии, установился обычай указывать в договорных актах право, которому подчиняются договаривающиеся стороны. При судебном разбирательстве судья также мог спросить истца или ответчика: «Под каким законом ты живёшь?» («Qua lege vivis?»)[21 - Вольф. Указ. соч. С. 36.].

Следовательно, законы варваров содержали только возможность выбора права самими сторонами и применение права личного происхождения.

С того времени, как в Западной Европе оформились феодальные отношения, старые личные законы различных народов – салические, рипуарские, бургундские и т. п. – были, по крайней мере, во Франции и Германии, «преданы забвению»[22 - Там же.], и территориальный принцип занял место персонального начала.

По мнению Вольфа[23 - См.: там же.], международное частное право явилось продуктом итальянских университетов XIII века. Право итальянских городов-государств – Генуи, Пизы, Милана, Болоньи, Венеции, Флоренции, Пармы, Сиены и других – облекалось в «статуты». Статут в основном представлял собой декларативное утверждение обычного права более раннего периода, применявшегося в городе и его торговых общинах. Буонкомпаньи около 1215 года[24 - См.: там же.] определил статут как добровольно принятую норму, которая происходит из народного обычая.

Многие статуты, однако, устанавливали новые правовые нормы. Торговые сношения между различными городами, а также между Италией, с одной стороны, и Сирией, Аравией, Испанией и Южной Францией – с другой, требовали установления норм, регулирующих выбор правовой системы, подлежащей применению в том или ином случае.

Первым поставил эту проблему Магистр Алдрик в конце XII века: «Если у одного судьи спорят между собой люди различных провинций, имеющие разные обычаи, спрашивается, обычаем какой провинции должен руководствоваться судья»[25 - Вольф. Указ. соч. С. 36.]. Ответ Алдрика был следующим: «Судья должен применять право, которое он считает лучшим и более полезным; он должен, однако, судить как ему кажется лучше»[26 - Там же. С. 37.].

Таким образом, впервые в истории Западной Европы возникли предпосылки для зарождения и развития доктрин по вопросам, ныне относимым к сфере международного частного права:

а) налицо было несколько равноправных автономных территориальных единиц, каждая со своими местными особенностями в области частного права;

б) между населением этих территориальных единиц происходил интенсивный торговый обмен.

По-видимому, один из принципов международного частного права был полностью разработан в начале XIII столетия, а именно, принцип, устанавливающий, что законы, изданные каким-либо государем или городом, обязывают только подданных этого государя или города: «Император издаёт законы только для своих подданных. Подданных связывают обычаи своего государства»[27 - Там же. С 38.].Эта заслуга принадлежит глоссатору Хуголину и его коллегам, работавшим в Северной Италии, в частности автору «Глоссы Аккурсия» (1228 г.) – сборника глосс, получившего название по имени глоссатора Франциска Аккурсия[28 - См.: Рубанов А. А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 128.].

Юридическая наука, развивавшаяся в Северной Италии, основывалась на изучении римского права. Она искала и находила в источниках, оставшихся от древнего Рима, ответы на вопросы, поставленные перед ней развитием товарно-денежных отношений. Глоссаторами была констатирована объективность существования в тогдашнем мире различных правовых систем. Главная их идея состояла в том, что одна правовая система не может быть универсальным регулятором всех социальных отношений современного им мира[29 - См.: Рубанов А. А. Теоретические основы международного взаимодействия национальных правовых систем. С. 129 – 130.].

Большое влияние на дальнейшую судьбу римского права в Европе оказал Бартол (1314 – 1357). Он ставил вопрос не о том, какая правовая система применяется к данному фактическому составу дела, а том, какая группа отношений подпадает под данную норму права. Было проведено различие между статутами (или, вернее, между статутарными и обычными нормами), относящимися к лицам (личными, или персональными статутами, – statute personalia), и статутами, относящимися к вещам (вещными, или реальными, статутами, – statuta realia). Как объясняет Д. Каверс (Cavers), «реальный статут применялся только внутри территории этого государства. Персональный статут следовал за гражданами везде. Со временем эта простая схема перестала удовлетворять жизненным реалиям. Соответственно был определён третий класс статутов – „смешанный“… Проблема заключалась в том, что ни судьи, ни учёные не могли прийти к общему мнению относительно того, какой статут являлся личным, какой реальным, и что понимать под смешанным статутом»[30 - Cavers D. The Choice-of-Law Process 2. Durham, 1965. P. 53.]. По мнению Вольфа, смешанные статуты «касаются формы договоров и их непосредственных и естественных последствий»[31 - Вольф. Указ. соч. С. 40.].

Говоря о положении иностранцев, Бартол различал статуты запретительные (statuta prohibitoria), т.е. запрещающее что-либо, разрешенное римским правом, и дозволительные (statuta permissoria), расширяющие свободу[32 - См.: Мандельштам А. Н. Гаагские конференции о кодификации международного частного права. – СПб.: типография А. Бенке, 1900. С. 11.].

Еще одним представителем итальянской доктрины статутов являлся Бартоломей Салицет (1363—1412), который рассматривал отдельно столкновения законов о контрактах, деликтах и наследствах[33 - См.: там же. С. 24.].

В XVI веке дальнейшее развитие итальянской статутарной теории осуществлялось французскими юристами. Выдающимся среди них был Шарль Дюмулен. Он считается родоначальником теории «автономии воли» в коллизионном праве: он допускал применение к договорам тех из разноместных обычаев (кутюмов), которым стороны хотели подчинить свои обязательства. Для разрешения вопросов, не зависящих от воли сторон, Дюмулен применял деление кутюмов на реальные (обязательные для всех лиц, находящихся на данной территории) и персональные (кутюмы, «следующие за лицом»)[34 - См.: Лунц Л. А. Указ. соч. С. 135.].

Другой правовед Франции XVI века – Б. д’Аржантрэ, – считал, что все кутюмы, в принципе, территориальны; закон местонахождения вещи определяет права на вещи, а закон местожительства лица – право- и дееспособность лица.

Доктрина д’Аржантрэ имела свой первый успех не во Франции, а в Нидерландах. Голландские учёные изменили её, дополнив концепцией суверенитета[35 - См.: Вольф. Указ. соч. С. 42.]. Губер установил три принципа:

«а) законы каждого государства действуют внутри территориальных границ этого государства и обязательны для всех его подданных, но не за пределами этого государства;

б) подданными государства являются все лица, находящиеся внутри его территориальных границ, независимо от того, проживают ли они там постоянно или пребывают временно;

в) суверены государств в своих действиях руководствуются уважением к тому положению, что законы каждого народа, после того как они были применены в пределах границ его собственной страны, сохраняют свою силу повсюду при условии, что этим не нарушаются власть и права другого суверена или его граждан»[36 - Conflict of Laws. Cases – Comments – Questions. Sixth Ed. by D. P. Currie, Herma Hill Kay, Larry Kramer. St. Paul, MINN, 2001. P. 3.].

Голландские юристы называли это comitas – «вежливостью»[37 - См.: Корецкий В. М. Очерки англо-американской доктрины и практики международного частного права. – М.: Юридиздат, 1948. С. 6.].

Первое упоминание о голландской доктрине содержится в сочинениях Павла Вута (1619—1677)[38 - См.: Мандельштам А. Н. Указ. соч. С. 55.]. «Внеземельная сила статутов основана исключительно на соображениях вежливости, удобства или интереса, на том, что называется «comitas»[39 - Там же.].

По мнению Иоанна Вута, вопросы столкновения законов рассматривались с трех точек зрения. Сначала установливались требования права; затем указывались уступки международной вежливости; отмечались границы, в пределах которых частные лица могли не подчиняться местным законам. Эти правила автор впервые объявил, применимыми не только к отношениям провинций, но и государств, между собой[40 - См.: там же. С. 56.].

Однако, принцип «вежливости» не ограничивал принцип территориального подхода к отношениям, связанным с недвижимостью.

«Голландия, где колониальная система впервые получила полное развитие, уже в 1648 году достигла высшей точки своего торгового могущества»[41 - Цит. по: там же. С. 5.]. Голландские купцы требовали «вежливого» к себе отношения от иностранцев на территории Голландии. С другой стороны, они сами зависели от милости сильного иностранного феодального монарха, которая также называлась «вежливостью». Однако они не считали себя обязанными применять иностранное право, голландцы применяли его только по «вежливости». Они боялись, что обязательное применение иностранных законов может нарушить интересы их государства, привести к тому, что чужие законы станут действовать в обход голландских законов[42 - См.: там же. С. 6—7.].

Голландская школа намеревалась установить следующий метод разрешения коллизии законов: каждое государство может свободно устанавливать свои коллизионные нормы по своему собственному усмотрению. Оно может предписывать судьям своей страны вовсе не применять никакого иностранного права или же применять только некоторые нормы, с соблюдением условий, определяемых государством. Этой свободе выбора, предоставляемой государству, ни в какой мере не препятствуют нормы международного права. Голландские учёные выводили это положение из концепции суверенитета.

«В этой части правовая мысль ХХ столетия во всех странах мира следует голландской доктрине: всё международное частное право есть национальное право»[43 - Вольф. Указ. соч. С. 43.].

В XVIII веке французский юрист Буйе разрабатывал главным образом коллизионные вопросы, возникавшие в связи с действием различных французских местных кутюмов. Он провозгласил примат персонального статута. Закон местожительства лица выдвинут в качестве исходного коллизионного принципа, определяющего право- и дееспособность лица. Однако учение Буйе не нашло отражения в Кодексе Наполеона.

Французская буржуазная революция XVIII века на смену старому принципу домицилия выдвинула принцип французского гражданства как исходного основания для решения ряда правовых вопросов, и Кодекс Наполеона воспринял это начало.

В английском праве проблемы коллизии законов не существовало до конца XVII века. Суды применяли исключительно национальные законы. Вместо коллизии законов в Англии можно найти только «коллизию юрисдикции»[44 - Цит. по: там же. С. 45.]: спорный вопрос заключался не в том, какой закон суд должен применить по данному делу, а в том, какой суд компетентен выносить решение по этому делу.

Первые шаги в сторону применения иностранного права выразились в признании решений иностранных судов, основанных на иностранном праве. Уже в начале XVII века английские суды считали, что они обязаны признавать юридическую силу за решениями иностранных судов.

Применение исключительно английского права порождало неудобства для торговцев, чья деятельность часто подпадала под международные нормы. В начале XVII века английские суды разрешили эту проблему, просто установив, что «право торговли» и нормы международного публичного права являются частью английского права[45 - См.: Conflict of Laws. Cases – Comments – Questions. Sixth Ed. by D. P. Currie, Herma Hill Kay, Larry Kramer. St. Paul, MINN, 2001. P. 4.].

Переходом к такому воззрению послужили идеи, высказанные Филлимором (Phillimore)[46 - См.: Phillimore. Commentaries upon International Law or Comity. 1874. P. 83.].

Начиная с конца XVII века английские суды, не отказываясь от юрисдикции, отказывались иногда применять английское право и заменяли его законом места совершения акта или места нахождения имущества. В 1775 году лорд Мансфильд указал, что «каждое дело, рассматриваемое в английском суде, должно быть рассмотрено в соответствии с английским правом, но английское право предусматривает, что при наличии определённых обстоятельств… должны применяться законы страны, где имели место основания сделки»[47 - Ibid.].

«Английские коллизионные нормы, получившие своё развитие начиная с середины XVIII века, носят на себе только незначительные следы влияния доктрин школы статутариев, не считая теорий знаменитых голландских учёных»[48 - Вольф. Указ. соч. С. 46].

Сочинение Дайси (Dicey) представляло классический свод действующего английского международного частного права[49 - См.: Dicey. A. Digest of the Law of England with Reference to the Conflict of Laws. London. 1896. P. 852—853.].

Дайси (Dicey) настаивал на двояком значении термина «Английское право» («Law of England»), под которым понималось или одно материальное английское право, или также все правила для выбора законов и разграничения юрисдикций, обязательные для английских судей[50 - См.: Dicey. A. Op. cit. P. 6.].

Было отмечено, что английские суды не столько применяют иностранные законы, сколько признают права, приобретенные согласно с этим законам[51 - См.: Ibid. P. 10—12.].

По мнению Дайси (Dicey), источниками английского международного частного права являлись не только парламентские акты и прецеденты, но и общие принципы, выводимые из иностранных судебных решений и теорий[52 - См.: Ibid. P. 17—22.].

В континентальной юриспруденции всё с большей и большей ясностью признаётся, что предпринятая статутарными теориями попытка разрешить все вопросы международного частного права на базе нескольких общих принципов не удалась.

На протяжении XIX века международное частное право обязано своим развитием, главным образом, трём лицам: американскому судье Стори, немецкому профессору Савиньи и итальянскому государственному деятелю Манчини.

Голландская теория «вежливости» нашла отражение в америнской доктрине и практике.

Одним из самых видных представителей американской школы являлся Стори, определивший три руководящих начала в коллизионном регулировании[53 - См.: Story J., Commentaries on the Conflict of Laws. Boston. 1865. P. 18.].

По первому из них – каждому государству принадлежит «исключительный суверенитет»[54 - Ibid.] в пределах его территории. Существенным признаком этого суверенитета является то, что законодательная сфера государства охватывает все лица, вещи и акты, имеющие связь с территорией такого государства.

Второй принцип логически вытекает из первого. Законы каждого государства не имеют силы за его пределами территории. Они не имеют обязательной силы ни по отношению к иностранному законодателю, ни даже относительно собственных подданных, находящихся за границей.

В-третьих, если некоторые законы и получают экстратерриториальную силу, то исключительно по доброй воле «территориальной власти»[55 - Story J. Op. cit. P. 18.].

Сторонниками Стори были Бердж и Уитон.

На основе судебной практики Стори развил доктрину «конфликтного права», которая затем была усвоена в Англии[56 - См.: Богуславский М. М. Вступительная статья / Чешир, Норт. Международное частное право. – М.: Прогресс, 1982. С. 7—8.]. Он же впервые предложил термин «международное частное право» в своей работе «Commentaries of the Conflict of Laws» в 1834 году[57 - См.: Раапе Л. Международное частное право. – М.: Изд. иностр. лит., 1960. С. 19.]. Лорензен отмечает, что эти комментарии «были без сомнения наиболее значимой и выдающейся работой по конфликтному праву среди всех, что появлялись с XIII века в любой стране и на любом языке… В США и Англии Стори по праву считается отцом коллизионного права»[58 - Lorenzen E. Selected Articles on the Conflict of Laws. 1947. P. 166.].

Главным принципом доктрины Стори стал территориальный принцип, что объясняется, прежде всего, доминирующим положением, которое заняли США на Американском континенте и которое почти до конца XIX века занимала Англия в мировой торговле.

Взгляды Стори в значительной части были восприняты американским правом и в настоящее время твёрдо установились в судебной практике американских судов.

В XIX веке германский юрист Вехтер высказал положение о том, что коллизионная норма носит национальный, а не международный характер. Если в действующем внутреннем праве нет прямой отсылки к иностранному закону, то судья должен исходить из общего духа отечественных законов для того, чтобы решить дело, осложнённое иностранным элементом. Либо применяется закон суда.

Исходная точка зрения Савиньи была противоположна взглядам как Вехтера, так и Стори. Савиньи исходил из того общего положения, что «целесообразно», чтобы по делам, содержащим иностранный элемент, «одни и те же отношения могли ожидать одинакового решения, независимо от того, в каком государстве будет вынесено решение»[59 - Вольф. Указ. соч. С. 50.]. Поэтому, по его мнению, очень важно иметь в виду существование «международной общности народов, поддерживающих отношения друг с другом»[60 - Там же.]. Таким образом, уважение со стороны одного суверенного государства к другому суверенному государству не является единственным или даже первичным мотивом, на котором основывается применение иностранного права. Подлинным основанием является выгода, которую такое применение приносит всем, кого это касается.

Также Савиньи предложил квалифицировать юридические отношения вместо юридических норм. Его задача заключалась в том, чтобы «установить для каждого правоотношения тот закон, к которому оно по своей собственной природе относится или под который оно подпадает», и таким образом выявить, где данное правоотношение имеет «своё место»[61 - Цит. по: там же. С. 51.]. При этом руководящую роль играет воля сторон, которая может свободно подчинить правоотношение определённому правопорядку – отечественному или иностранному.

Кроме Германии, доктрина Савиньи оказала широкое влияние на австрийское, французское, итальянское и греческое право.

Идеи Савиньи были развиты Гирке, который заменил термин «место» выражением «центр тяжести», и ещё больше, когда Вестлейк, игнорируя какие бы то ни было территориальные элементы, просто говорил о праве, с которым правоотношение «наиболее тесным образом связано»[62 - Цит. по: Вольф. Указ. соч. С. 52.].

Доктрина Савиньи нашла сторонника в лице французского ученого Франца Деспанье. Международное частное право определялось этим исследователем как наука, указывающая закон, соответствующий природе данного юридического отношения[63 - См.: Мандельштам А. Н. Указ. соч. С. 119.].

К последователям Савиньи следует также отнести голландского юриста Ассера. Этот ученый отрицал территориальный принцип и считал, что природа каждого юридического отношения указывает на закон, которому оно подчинено, и что этот закон должен быть применен (даже иностранный), исходя из высших принципов, обязательных для судьи[64 - См.: там же. С. 120.].

Еще одним представителем этой школы являлся американец Вульси. Международное частное право, по его мнению, должно корениться в справедливости, а не в доброжелательности, и «если бы только нации могли найти принципы этой справедливости, они должны были бы применять их»[65 - Woolsey. Introduction to the Study of International Law. NY. 1875. P. 16.].

Третьей крупной фигурой в области международного частного права является Паскуаль Станислао Манчини. По его теории, каждая правовая система содержит в себе два вида норм: нормы, установленные в интересах частных лиц, и нормы, защищающие публичный порядок.

Нормы первой группы предполагаются подлежащими применению ко всем лицам, принадлежащим данной стране по своему гражданству (а не по своему домицилию), где бы эти лица не находились. Манчини считал, что гражданство является основой международного права[66 - См.: Kurt H. Nadelmann. Conflict of Laws: International and Interstate. The Hague, 1972. P. 51.]. «Переход от закона домицилия к закону гражданства, особенно важный в области правопреемства, правоспособности.., должен был означать увеличение коллизий между правовыми системами»[67 - Ibid. P. 52.]. Прекрасно это осознавая, Манчини видел необходимость международной унификации коллизионных норм.

Нормы второй группы, относящиеся к публичному порядку, имеют территориальное действие: они обязывают как собственных граждан государства, так и иностранцев, пока они пребывают в данной стране; они не имеют никакой силы вне пределов страны даже в отношении своих граждан.

Итальянская школа к двум принципам – гражданства и суверенитета – прибавила третий – «принцип свободы», означающий свободу договаривающихся сторон выбирать закон, который должен регулировать их договор[68 - См.: Вольф. Указ. соч. С. 54.].

Теория Манчини оказала наибольшее влияние на страны континентальной Европы, некоторые страны Латинской Америки и Японию[69 - См.: Kurt H. Nadelmann. Op. cit. P. 52.]. На английское и американское право итальянская школа не имела никакого влияния[70 - См.: Вольф. Указ. cоч. С. 55.].

Истоки международного частного права в России можно найти в договоре князя Олега с греками 911 года, где содержится следующая норма:

«О русских, находящихся на службе в Греции у Греческого царя.

Если кто из них умрёт, не завещав своего имущества, а своих родственников у него в Греции не будет, то пусть возвратят его имущество ближайшим родственникам на Руси. Если же он составит завещание, то пусть тот, кому он написал распоряжение наследовать имущество, возьмёт имущество и наследует в нём»[71 - Цит. по: Лунц Л. А. Указ. cоч. С. 130.].

Приведённая норма, имевшая целью воспрепятствовать захвату имущества византийскими властями, очевидно, имела предпосылкой то, что наследование здесь происходит по обычаю русских. Прямые указания на обычай русских имеются в договоре князя Игоря с греками 944 года[72 - См.: там же.].

В качестве этапов формирования и развития правового статуса иностранцев в России принято выделять шесть хронологических периодов: 1) с середины XVI до начала XVIII столетия – период зарождения правового регулирования вопросов пребывания иностранцев в России; 2) первая половина XVIII века (1702—1762 годы) – начало формирования правового статуса иностранцев в Российской империи; 3) вторая половина XVIII века – предоставление законодательством наиболее благоприятных условий для проживания иностранцев в России; 4) конец XVIII – первая половина XIX века – период законодательного ограничения прав иностранцев в России; 5) вторая половина XIX века – начало XX века – период совершенствования законодательного статуса иностранцев в связи с реформами 60-х годов и расширением международно-правового сотрудничества Российской империи с другими государствами; 6) 1914—1917 годы – корректировка правового статуса иностранцев в условиях войны[73 - См.: Тесленко А. М. Правовой статус иностранцев в России (вторая половина XVII – начало XX вв.): Автореф. дисс.: канд. юрид. наук. Екатеринбург, 2000. С. 5.].

Коллизионные вопросы получили практическое значение в России с середины XIX века по мере развития русской экспортно-импортной торговли. Следует признать безусловное лидирование западной науки международного частного права и, как следствие, необходимость ориентации на научные разработки иностранной доктрины и законодательства[74 - См.: Толстых В. Л. Коллизионное регулирование в международном частном праве. М., 2002. С. 12.]. В отечественной науке международного частного права соответствующие проблемы разрабатывались главным образом в духе традиций континентальных коллизионистов (в отличие от тенденций, которые с 40-х годов XIX века определили собой развитие англо-американского международного частного права)[75 - См.: Грабарь В. Э. Материалы к истории литературы международного права в России. – М.: Юридическая литература, 1958. С.463—472.].

Становление науки международного частного права в России неразрывно связано с Казанским университетом, ученым которого довелось сделать первые шаги в этой области. Казанский университет, по выражению профессора В. Э. Грабаря, явился в середине XIX века «очагом развития этой отрасли международного права»[76 - Грабарь В. Э. Указ. соч. С.331.].

Первый очерк международного частного права содержится в лекциях профессора Казанского университета Д. И. Мейера, изданных впервые после его смерти в 1858 году (сначала – в «Ученых записках Казанского университета», а затем – отдельно как «Русское гражданское право» Д. И. Мейера[77 - Мейер Д. И. Русское гражданское право (Чтения Д. И. Мейера). Общая часть. Вып. I. – Казань: Университетская типография, 1858.].

Труды Д. И.Мейера до 1917 года выдержали десять изданий и были самым популярным и распространенным учебным пособием в России. Они и в настоящее время переиздаются и пользуются большой популярностью. Так, например, издаваемая кафедрой гражданского права Московского государственного университета и издательством «Статут» серия «Классика российской цивилистики» была открыта именно «Русским гражданским правом» Д. И. Мейера.

В своих лекциях по русскому гражданскому праву Мейер, касаясь вопросов действия законов относительно времени, места и лиц, анализировал коллизионные нормы[78 - См.: Лунц Л. А. Указ. соч. С.119.].

«Если иметь в виду одну определенную местность, то применение законов к юридическим отношениям не представляет затруднения: в каждой местности должны действовать те законы, которые для нее изданы, с исключением законов общих в случае столкновения. Но люди беспрестанно переходят из одной местности в другую; встречается много юридических отношений, которые возникают в одной местности, а следствия их происходят совсем в другой; есть много таких юридических отношений, которые начинаются в одной местности, продолжаются в другой и оканчиваются в третьей. Между тем различные местности могут состоять под господством различных законов, даже под влиянием различных территориальных властей и вопрос о применении закона относительно места утрачивает первоначальную простоту»[79 - Мейер Д. И. Указ. соч. С.56.].

Д. И. Мейер детально рассматривал теорию трех статутов – персонального, реального и смешанного, используя для этого многочисленные работы западных ученых.

Д. И. Мейер вывел «основное правило» при разрешении столкновений между законами различных местностей: «Юридические отношения, признаваемые законами в одной местности, признаются законами и в другой, если особым определением законодательства этой другой местности не объявлена незаконность того или другого данного отношения»[80 - Там же. С.62.].

Отмечая вклад Д. И. Мейера в науку международного частного права, правовед Б. Э. Нольде писал: «Мейер открыл русской науке конфликтное право, притом по лучшему образцу, существовавшему в то время в западной литературе: За Мейером надо считать еще и вторую заслугу. Он первый: попытался разместить в систематику конфликтных норм некоторые статьи наших законов гражданских»[81 - Нольде Б. Э. М.И. Брун (1860—1916) и наука международного частного права в России // Вестник гражданского права. 1917. N 3—5. С.10.].

После Д. И. Мейера курс международного права в Казанском университете читали такие видные профессора гражданского права, как А. Г. Станиславский, С. В. Пахман и А. И. Вицын[82 - См.: Абдуллин А. И. Об истоках международного частного права в России // Журнал российского права. №5. 2003. С. 52.].

В 1859 году Д. И. Мейер в своих сочинениях по русскому гражданскому праву изложил основные положения учения Савиньи о коллизии законов (международное частное право воспринималось как часть гражданского права).

В 1865 году вышла в свет первая оригинальная работа русского автора Н. П. Иванова (ученика Д. И. Мейера) по международному частному праву – «Основы частной международной юрисдикции»[83 - См.: Толстых. В. Л. Коллизионное регулирование в международном частном праве. М., 2002. С. 15.], где аргументируется позиция, согласно которой, законодатель в целях взаимного общения наций должен допускать действие иностранного права на отечественной территории. По мнению Иванова, в отличие от Савиньи, вопрос о применимом праве в случае коллизии между законами должен решаться законодательной властью государства, а не судебной. Н. П. Иванов впервые в России ввёл термин «международное частное право».

Н. П. Иванов четко разграничивал так называемые межобластные и международные коллизии и считал, что они должны быть разрешаемы на принципиально различных основаниях[84 - См.: Иванов Н. П. Основания частной международной юрисдикции // Ученые записки Казанского университета. 1865. С. 3—6.].

Автор рассматривал вопрос о решении коллизии и определял его в общей форме: «При местном различии законов, по какому именно закону надлежит разрешать случаи таких юридических отношений, которые или возникли в месте господства иного права, или же в которых участвует лицо, принадлежащее другой местности с особым правом?»[85 - Там же. С.5.].

Н. П. Иванов пришел к выводу, что при разрешении «международных коллизий» государство должно руководствоваться началами всеобщей справедливости»[86 - Там же. С.6.].

Похожие книги


Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом