– Вам помочь с выбором? – осведомилась молодая девушка, на фартуке которой красовался логотип кофейни – дымящиеся чашки в стиле поп-арт.
Бауэр осознал, что несколько минут простоял, как истукан. Пялился на доску с обведенными мелом позициями и ни слова не прочитал.
– Лавандовый раф? Киви грог? Флэт уайт? – интересовалась бариста.
Названия Бауэру ни о чем не говорили – сказывался добровольный отрыв от современной жизни либо ассортимент был рассчитан на более молодой контингент. Он взял привычный слуху капучино и сел за столик у окна. Летом из кофейни наверняка открывался неплохой вид на сквер и узкие улочки, сейчас же взор преградил раскрасневшийся водитель, пытающийся откопать застрявшую в снегу «Гранту». Белые хлопья, казалось, мгновенно засыпали места, по которым прошлась лопата.
Мелодично звякнул дверной колокольчик. В кофейню ввалилась девушка в безразмерном пуховике, облепленном белыми комьями. Она заказала лавандовый раф, нашла взглядом Бауэра и улыбнулась.
– Виктор Генрихович, насколько я понимаю?
– Он самый. А вы…
– Алла из «Бюллетень Нова», – бойко опередила его девушка. – Позвольте отогреть руки – и начнем.
Под пуховиком обнаружился столь же безразмерный свитер с оленями. Бауэр, как всегда, облачился в строгий костюм с галстуком, решив, что беседа о науке по статусу не сильно отличается от лекции.
Пока Алла выкладывала на стол диктофон и блокнот, он молча наблюдал за ее движениями. Вряд ли она была старше его студентов, даже если учитывать отгоняющие молодость темные круги под глазами, неловко замазанные тональником, и чуть заторможенный взгляд. Девушка явно пережила бессонную ночь или переработала сверх меры.
– Вам приходилось раньше давать интервью? – поинтересовалась Алла.
– Нет. Журналисты не часто интересуются исследованиями преступности. Вы пишете о массовых убийствах, крупных грабежах и резонансных изнасилованиях. Читатели это любят. Кликают по манящим заголовкам, смакуют подробности. А научная сторона преступности – причины, сухие цифры и аналитика – мало кого привлекает, – Бауэр сделал глоток бодрящего капучино. – К тому же я склонен к интроверсии. Не люблю болтать впустую.
– Преподаватель-интроверт? Вы читаете лекции перед целой толпой студентов и участвуете с докладами на конференциях международного уровня. На мой взгляд, закрытый человек как-то не увязывается с публичными дискуссиями.
– Лекции и конференции – это уже не пустая болтовня. Приятно осознавать, что делаешь окружающих людей чуть умнее и проливаешь свет на темные вопросы. Правда, приходится выделять время для социального расслабления. Иногда мне необходимо почитать книгу в тишине или посмотреть фильм в полном одиночестве, – Бауэр улыбнулся краешком губ. – Зарядить батарейки, как я это называю.
– Я понимаю вас больше, чем хотела бы. Некоторые люди бывают такими навязчивыми. И это вам говорит журналист – человек, неустанно взаимодействующий с другими человеками, – Алла потерла усталые глаза. – Что ж, давайте перейдем к главному. Большинство ваших исследований посвящены воронкам преступности. Вы можете описать самую суть так, чтобы любой читатель понял с первого слова?
Увидев Марину, Бауэр замолчал. В неизменном летнем платье в горошек, она с потухшим взглядом стояла в центре кофейни. В иные дни ее кожа сияла от свежести, лицо приобретало игривые оттенки благодаря косметике, губы расходились в легкой улыбке. Сегодня Марина выглядела изможденной, истощенной и посеревшей. Точь-в-точь, как за день до смерти. Ее указательный палец медленно поднялся вверх в жесте, похожем на предупреждение. Образ был настолько реальным, что отбрасывал тень. Казалось, еще немного – и бариста предложит Марине чашечку кофе.
– Виктор Генрихович? Что-то не так?
О присутствии Марины больше ничего не напоминало. Помотав головой, Бауэр достал ручку из внутреннего кармана пиджака. Затем взял со стола одну из салфеток и черканул на ней две линии.
– Вот смотрите, – принялся объяснять он. – Любое явление в обществе вызывается каким-то причинами. Они хорошо известны: голод, болезни, потребление алкоголя и масса других. Факторы, достаточно влиятельные по отдельности, приобретают поистине страшную силу, накладываясь друг на друга.
Мысли текли лавинообразным потоком. Бауэр увлеченно рассказывал о сделанных им открытиях, о разработанных программах борьбы с преступностью и международном признании. Корректно выбирая момент, Алла задавала уточняющие вопросы – неожиданно умные и не выбивающие из повествования. Чувствовалось, что перед беседой она прочитала далеко не одну статью, да еще и уловила содержание. Бауэр невольно проникся к девушке уважением.
– Вы не откажетесь сфотографироваться? – Алла вооружилась смартфоном.
– Мы ведь говорили о научных трудах. Так ли важно, как выглядит их автор?
– Читателям – важно. Без картинки мы потеряем процентов семьдесят просмотров. А ведь наша с вами задача – популяризовать науку. Не бойтесь, выберем лучший снимок вместе.
Бауэр позировать на камеру желанием не горел. Сперва он хотел предложить взять фотографию с официального сайта университета, но вспомнил, что сделали ее шесть лет назад. Лицо с возрастом заметно изменилось, как ни крути. Бауэр со вздохом распрямил спину и поднял подбородок. Прозвучал щелчок камеры. Алла взглянула на экран, перевернула смартфон и принялась усиленно тереть объектив рукавом свитера.
– Как получилось? – поинтересовался Бауэр.
– Не очень. Почему-то все размазалось. Давайте попробуем еще раз.
Бауэр пожал плечами, чуть повернул голову, но вместо зрачка камеры увидел разбитый кухонный гарнитур с отсутствующими дверцами. И сидел он уже не на стуле, а на перевернутом деревянном ящике. Вместо молодежного оформления кофейни его окружали газеты, поклеенные вместо обоев, и деревянный потолок с дырами, сквозь которые пробивался снег.
– Опять это случилось, – простонал Бауэр.
Он кашлянул, и лишь тогда осознал, что в воздухе отчетливо тянет гарью. Будто развели костер прямо в помещении. Бауэр вскочил с ящика и мигом преодолел крохотное пространство кухни, по пути случайно обрушив гору пустых бутылок. Его взору предстал покосившийся коридор с торчащими обломками досок и мусором, усыпавшим пол. Ряды дверей походили на изъеденные кариесом зубы. Под потолком стелились клубы дыма. Бауэра вновь забросило в самое пекло – на этот раз в буквальном смысле. В памяти всплыла мысль о самопровозглашенной избранности. Он в самом деле должен был кого-то спасти?
– Эй! – крикнул Бауэр. – Кто-нибудь меня слышит?
Никто не отозвался. Из глубин дома доносился лишь треск сжираемой пламенем древесины. Избранность или нет, но так и самому угореть недолго. Бауэр сложил ладони в форме рупора и заорал что было силы:
– Пожар! Горим! Спасайтесь!
Сквозь разбитое окно в конце коридора влетела горящая бутылка. Ударившись об стену, она разлетелась на мелкие кусочки, каждый из которых разнес по помещению желтоватые языки огня. Деревянный барак стремительно превращался в местный филиал ада.
– Боже, – выдавил Бауэр, захлебываясь от кашля.
Если ему и было суждено принести спасение, то лишь собственной жизни. В охваченном пламенем доме не было ни души. Огонь отрезал путь к лестнице на первый этаж. Проверять, заперты ли двери в квартиры, Бауэр не собирался. Он метнулся обратно на кухню и судорожно затряс шпингалет окна. Металлическая ручка не желала поддаваться. В легких и гортани поселилась сухая и колкая пакля. Казалось, огонь поглотил почти весь дом – только крохотное пространство кухни переживало последние секунды перед превращением в уголь.
В отчаянии Бауэр схватил ящик и тремя мощными ударами выбил оконную раму, которая и так держалась на честном слове. Расстояние от второго этажа до снежной насыпи выглядело неожиданно пугающе.
Бауэр пролез в проем и попытался уцепиться за подоконник с другой стороны, однако в последний момент пальцы соскользнули – дом будто бы вышвырнул незваного гостя прочь. За мгновение, проведенное в полете, сердце и желудок сжались, а в мыслях пронеслось бесформенное чувство страха.
Удар выбил воздух из легких. Бауэр закашлялся, скребя пальцами шершавый снег. Холодная поверхность освежала и приносила облегчение. Минутами позже она грозила вцепиться в одетого не по погоде Бауэра ледяной хваткой.
– Вот хрень! Там какой-то мужик! – прозвенел высокий от волнения голос, принадлежащий какому-то подростку.
– Гонишь? Ты же мне втирал, что тут никто не живет! – запаниковал второй.
– Валим, пацаны! Валим!
Бауэр с трудом поднялся со снежной насыпи. Инстинктивно поправил пиджак и галстук. Жар от гибнущего в пламени дома бил в лицо. Ни душераздирающих криков, ни выбегающих на улицу погорельцев.
Отбитые подростки развлекались с огнем на отшибе – Бауэр умудрился вклиниться в эпицентр опасной игры. Никакой он не избранный. Скорее, обреченный.
Тревожное осознание пришло вместе с пожарными сиренами: очередной спонтанный перенос он может не пережить.
11
Виктор Генрихович за доли секунды растворился в воздухе без следа и звука. Алла целилась в него из смартфона и тщетно пыталась заставить камеру сфокусироваться. Оказалось, фокусироваться больше не на ком. О присутствии Бауэра напоминали только кружка из-под кофе и кожаный портфель. Алла осмотрелась, ткнула пальцем в спинку пустого диванчика и даже заглянула под стол, хотя прекрасно понимала, что ее собеседник не вставал, не уходил и тем более не поднимал упавшую ручку.
– Виктор Генрихович? – растерянно позвала она.
Бауэр не отозвался. Его не было за столом или под ним, его не было в помещении кофейни. На мгновение Алла усомнилась в том, что вообще брала интервью у кого бы то ни было, однако оставленный портфель убедил ее в обратном. Она не прекращала поиски по одной причине: не бывает такого, чтобы сидящий напротив человек исчез, словно детское воспоминание.
– Извините, – Алла повернулась к девушке, стоящей за прилавком, – вы же помните мужчину, с которым я беседовала?
Девушка перестала протирать кофеварку и посмотрела на Аллу так, словно имела дело с умалишенной.
– Если уж на то пошло, вы оба – единственные клиенты за весь день. Волей-неволей запомнишь каждого. Ваш собеседник пришел раньше вас и долго не мог разобраться в меню.
– А где он сейчас?
С такими вопросами ее действительно можно было принять за умалишенную. Нет, больше в эту кофейню – ни ногой. Иначе пережитый стыд не забыть.
– В уборную отошел? – предложила бариста. – Его куртка все еще на вешалке. И дверной колокольчик не звенел.
– Наверное, так и есть, – нехотя согласилась Алла.
Прошлой ночью она спала от силы три часа. Ей чудился шорох в подъезде и звук отпираемого замка. Полицейские заверили, что расписавший уродливыми надписями дверь недоумок не рискнет напасть – отоспится, успокоится и пожалеет о содеянном. Подобные ему люди обычно не заходят дальше угроз. Алла подозревала, что «обычно» – не ее случай. В охране ей отказали, несмотря на настойчивые просьбы. Только пообещали, что вышлют по ее звонку группу быстрого реагирования, если понадобится. Спокойного сна, милая.
Выпитый кофе взбодрил ее самую малость. Она пару раз теряла нить интервью и вполне могла проклевать момент, когда Бауэр решил отлучиться. Через минуту или две он вернется, а беседа продолжится как ни в чем ни бывало. Осталось уточнить пару фраз и сделать, наконец, достойную фотографию.
А вдруг не вернется? Что же ей делать в таком случае? Придумывать очередной заголовок, вроде: «Новосибирский профессор бесследно исчез в ходе интервью»? Устраиваться в желтушную прессу и писать об НЛО?
Нет, нет. Она ведь может просто позвонить. Сейчас это делать рановато, но через какое-то время наступит нужный момент. Не будешь ведь трезвонить почти незнакомому человеку лишь потому, что он ненадолго отошел. «Извините, вы там по малой проблеме или большой? Я искренне волнуюсь». Позор отечественной журналистики.
Мысль о журналистике напомнила Алле о включенном диктофоне. Она остановила запись, отмотала чуть назад и поднесла динамик к уху.
– Как получилось? – послышался голос Бауэра
– Не очень. Почему-то все размазалось. Давайте попробуем еще раз.
Пауза.
– Виктор Генрихович?
И больше ничего. Бауэр не говорил, что уходит, не просил подождать – немыслимое поведение для интеллигентного профессора. Не слышен был шум отодвигаемой мебели или удаляющихся шагов. Оставлен битком набитый портфель, в конце концов.
Звякнул колокольчик двери. Алла столь погрузилась в размышления, что не обратила внимания на вошедшего, пока он не обратился к девушке за прилавком:
– Черный кофе. Даже не вздумайте добавлять молоко или сахар.
Столь знакомые властные интонации. Некогда терпимые или вполне приятные, сейчас – выворачивающие желудок наизнанку. Алла резко выпрямилась, словно тело стянули жестким корсетом. Развязной походкой Глеб подошел к столику, небрежно сдвинул портфель и упал на диванчик.
– Привет, Ал. Земля круглая, так что хочешь или нет – все равно нам суждено было встретиться.
Алла не без злорадства отметила, что с момента их разрыва Глеб сильно сдал. Он перестал держать себя в форме: лицо расплылось, наметился второй подбородок, из-под футболки выглядывало налитое волосатое пузо, поглотившее кубики пресса. Одежда выглядела мятой и потасканной, будто не стирали ее с прошлого года. Вдобавок от Глеба несло потом. Он явно пытался замаскировать запах дезодорантом, но сделал только хуже. Вряд ли Глеб по-прежнему работал фитнес-тренером. Если так, то его клиентам не позавидуешь.
Однако изменилась в нем еще одна деталь. После работы Глеб превращался в лентяя, жаждущего лишь вкусно поесть и поваляться на диване. Любое дело он был готов отложить на потом. Теперь его глаза горели жаждой действия, и этот огонек Алле не нравился. Земля-то круглая, но встреча оказалась вовсе не случайной.
– Зачем ты изуродовал мою дверь? – спросила Алла.
– Не понимаю, о чем речь.
Пожелтевшие зубы и смрад изо рта придали его ухмылке тошнотворный оттенок.
– Ты ведь не был таким, – покачала головой Алла. – Как ты опустился до мелких пакостей?
– Мне не за что оправдываться. Ты наверняка кого-нибудь вынудила или спровоцировала. Иногда тебя очень сложно терпеть.
– Зачем же ты бегаешь за таким нестерпимым человеком? Просто оставь меня в покое.
– Бегаю? Не преувеличивай. Я собираюсь взять свое. А ты, будь добра, закрой ротик и внимательно послушай.
С пылающим от возмущения лицом Алла бросила диктофон в сумочку и попыталась выскочить из-за стола, но ей помешал уткнувшийся в живот тяжелый ботинок. Подтаявший снег с подошвы тут же промочил свитер насквозь. Словно плевок на голую кожу.
– Ты совсем охренел? Живо убрал!
Она задергалась, чувствуя себя пришпиленной бабочкой. Ее жалкие сорок семь килограмм оказались бессильными против накачанных мышц бывшего фитнес-тренера. Давление в области живота усилилось.
– Сначала мы все обсудим, – тихо произнес Глеб. – Не трясись, не ори. Я уберу ногу, если пообещаешь, что будешь слушаться.
– Я в полицию позвоню! Тебе это с рук не сойдет.
– Звони сколько влезет. Ты ведь так и сделала после того, как прочитала надпись на двери. Менты поговорили со мной – и на этом все закончилось. Мол, ведите себя прилично, не нарушайте закон. Думаешь, за мокрый свитер в колонию отправят? Даже штраф не выпишут.
Бариста поставила перед ним кружку с горячим кофе. Поверхность стола прятала от нее вытянутую ногу Глеба и придавленный живот Аллы, и все-таки девушка робко поинтересовалась:
– У вас все в порядке?
– Лучше всех, красотка, – быстро ответил Глеб. – Возвращайся к работе, а то чаевых не получишь.
– Я спрашивала не у вас.
Болезненный толчок ногой едва не заставил Аллу вскрикнуть.
– Все нормально, – ответила она сквозь зубы.
Пару секунд бариста не мигая смотрела на Аллу. Не дождавшись ответной реакции, она пожала плечами и вернулась к прилавку. Нога в грязном ботинке опустилась на пол. Мокрый свитер по-прежнему холодил кожу. Отстирать его, наверное, получится, но Алла решила, что не станет и пытаться. Коллекция свитеров убавилась на один экземпляр, смирись.
– Что ты хочешь? – выдавила она.
– Тебя хочу, – на лицо Глеба выползла гаденькая улыбочка. – Романтику не обещаю, как и подарков – я давно понял, что стелиться перед бабами себе хуже. Согласен на дружбу с привилегиями. Пара встреч в неделю для перепихона меня устроит. И мне хорошо, и тебе полезно.
– Скажи это собственной руке. Разговор окончен?
Гаденькая улыбочка расползлась еще шире.
– Твой новый мальчик будет против? Я видел, что ты в друзья какое-то жирное чмо добавила. По рукам пошла, падаль? – Глеб злобно хохотнул. – Да я не брезгливый. Можешь хоть с кем мутить на стороне.
Падаль. Любимое ругательство Глеба.
– Читай по губам, идиот, – Алла наклонилась ближе к нему. – Я не прикоснусь к тебе даже под угрозой смерти.
Он замер, глядя на пар, поднимающийся из кофейной кружки. Улыбочка исчезла за плотно сжатыми губами.
– Смерти? Можно устроить, – процедил Глеб. – На днях я чинил свой кожаный ремень. Пришлось новую дырку сделать. И вот беда – забыл вернуть шило в ящик с инструментами. Так с собой и ношу. Острая дрянь, кстати! И кожу проткнет, и все, что под ней.
