Кристина Устинова "Истории из прошлого"

Я выхожу из кабинета в предвкушении насыщенной и вместе с тем нелегкой жизни, когда придется выбираться из зоны комфорта, бежать на тренировки, а еще разбираться с преступниками… Но, думаю, оно того действительно стоит. По крайней мере, работа уж точно не будет скучной.      И тут начинается самое интересное: едва я выхожу из кабинета Даффи, как вижу напротив кулера Мерфи, с таким же договором и печатью сбоку. Я вскидываю брови:

– Салли? Что ты здесь делаешь?

Он переводит взгляд сначала на меня, затем на мой лист с печатью, хмурится и уходит.

***

Пожалуй, буду краток: мне на него плевать, ему на меня плевать – и все тут.

Лучше расскажу о своей жизни за девяносто девятый год. Да, поначалу было очень тяжело: работа, затем курсы, тренировки. Каждый вечер приходишь уставший и в полном изнеможении, голова пухнет, ноги дрожат – и засыпаешь словно убитый. Более того, в перерывах на обед на работе приходилось учить теорию по криминалистике. Я чувствовал себя студентом, у которого каждая минута на счету. Много раз у меня возникало желание вот так взять и все бросить. В принципе, такая возможность была, ничего меня в ОДБ не держало. Но нет, мне совесть не позволяла этого сделать.

Я смотрел на своих коллег, особенно на тех, кто работает в офисе дольше меня: семь, десять, пятнадцать лет… Они словно зомби, их смысл жизни таков: дом, работа, телевизор, сон. И все! Да, они на выходных ходят гулять с друзьями, в кино, в театры, но чем они занимаются большую часть своей жизни? Подыхают в душном офисе, портят зрение за компьютером, пьют литрами кофе и получают максимум по десять тысяч в месяц – и то, если работать сверхурочно. Все однотипно, никакого разнообразия.

Все стабильно.

Нет, это не про меня. Я уехал из Англии в Арбайтенграунд, понимая, что там меня ждет: сложный язык, оформление документов и черная работа не по специальности. Мне повезло, я почти сразу устроился в офис, где есть удобное кресло, где можно улучшить свои знания языка.

Но сейчас я уже полноценный житель Арбайта. Так почему бы не воспользоваться свободой и не найти более веселую, хотя и рискованную работу?

Вот поэтому я не бросил курсы и старался совмещать учебу и занятия.

***

…Но вот экзамены на носу. В этот важный день мы – толпа из пятнадцати новобранцев – собираемся в актовом зале. На сцену поднимается Даффи в костюме и в наступившей тишине говорит:

– Итак, друзья мои, вот вы и прошли курс по подготовке членов ОДБ. Теперь вам пора показать себя в деле, чему вы научились. Сразу говорю: не рассчитываете на мою помощь. Вы должны научиться самостоятельно раскрывать дела. Обращаться в ОДБ или в полицию можно только по особо крупным вопросам или когда нужно что-то найти по базе. Взаимодействовать друг с другом нельзя. Бывало такое, когда дело по воле случайности приходилось раскрывать двоим. Но в девяноста девяти процентах случаев каждый сам за себя. У всех задания будут разные. Мы посмотрим, насколько быстро и успешно вы умеете раскрывать преступления, у вас на все про все есть максимум неделя. Конечно же, этот срок, если кому-то попадется дело чрезвычайной важности, может и растянуться, но это уже из ряда вон выходящая ситуация. А пока я дам каждому отдельно мелкие задания, как раз для новичков: кражи, измены, преследования… И все в таком духе. Помните, что это запросы реальных людей, они ждут от вас помощи. При успешной сдаче экзамена вас ждет не только настоящая лицензия, но и денежное вознаграждение.

Мы аплодируем. Даффи берет кипу заявлений и раздает каждому по листу. Я вытягиваю, словно лотерейный билет, заявление и читаю его:

«Меня зовут Бриджет Мэри Таузинг. Я проживаю в Южном округе, на Артиллерийской улице, дом 83. Телефон:****

Обращаюсь к Вам с жалобой: пятого января девяносто девятого года, по времени примерно с 19:00 до 20:00, были украдены из моего дома сбережения: сто тысяч марок. В указанное выше время я не находилась дома, пребывала на работе. Домой я пришла около 20:06 и увидела в спальне изменения: документы раскиданы по полу, окно открыто, подоконник в грязи, а денег нет. Проводили экспертизу, никаких биологических материалов, даже в грязи, не обнаружено. Улик также нет. Я обращалась в полицию, но прошел год, а дело так и не раскрыли.

Очень прошу Вас помочь разобраться в этой ситуации.

С уважением,

Б. М. Таузинг.

Дата: 01.03.2000 г.

Подпись…»

***

…Мы сидим с моей клиенткой на кухне и пьем чай. Дом в страшном состоянии. Я прихожу и сразу замечаю трещины на стенах. Пока Бриджет наливает чай, прямо на стол, где стоит корзинка с печеньем, падает штукатурка. Ругаясь себе под нос, хозяйка дома выбрасывает корзинку и разбитый сервиз. Кстати, Бриджет – далеко не красавица. Полная, с грязным пучком волос и в заляпанном халате, она рассказывает мне все в точности, как было написано в заявлении. Затем я спрашиваю Бриджет, кого она подозревает. Оказывается, своего бывшего мужа, Дитмара Таузинга. Сбережения совместные, супруги их копили на ремонт дома. Набралось почти двести тысяч марок, а после развода бывший потребовал свою долю. Бриджет пришлось отдать ему часть денег, на том они и разошлись, а она дальше продолжила копить на благоустройство дома. Для нее Таузинг стал главным подозреваемым по трем причинам: во-первых, он единственный, кто знает, где лежали деньги. Во-вторых, он не являлся в полицию на допросы. И, в-третьих, его пытались найти по номеру машины, который Бриджет хорошо помнила, но, как выяснилось, супруг продал Вольво. Конечно же, по мнению моей клиентки без крайней нужды никто не станет продавать машины, и она думает, что у Таузинга проблемы с деньгами.

Я записываю все показания в блокнотик и затем говорю:

– Расскажите, есть ли у него друзья, родственники?

Она морщится и машет рукой.

– Родственников у него много, но они все в Германии, а вот здесь, в Арбайте, у него есть один друг.

– Может, у него ваш муж?

– Его допрашивали, но безрезультатно. Он говорит, что в последний раз видел Дитмара, когда тот продал ему Вольво. Я говорю: «Но у тебя же была неплохая “Ковалевская”, куда ты ее дел?» А он мне сказал так: «Сломалась, а Диту машина не нужна, вот он ее мне и продал, как другу, в три раза дешевле». Больше он ничего не говорит и не знает.

– Как его зовут?

– Менно Раух.

– Вы знаете его адрес?

– Хе, я своего мужа от него привозила домой после попойки, так что знаю… если он, конечно, адрес не поменял. Раух проживает в Коммунистическом районе, дом сто десять, квартира двадцать два, второй этаж. Он также может быть на работе – это в Андреплатц, на стройке кондитерской.

Я откладываю блокнот и встаю.

– Хорошо, спасибо за информацию. Кстати, у вас есть фотографии Дитмара и Рауха?

Она уходит в зал и возвращается со снимком.

– Дитмар слева, а Раух справа.

Я смотрю на Рауха – лысого, большеглазого человека со шрамом на лице, обнимающего за плечи бородача в клетчатой рубашке. Бриджет отдает мне фотографию, и мы вместе идем осматривать место преступления. За год, понятное дело, хозяйка дома привела все в прежний вид, но она дала мне второй снимок. На нем изображена спальня через несколько часов после преступления. Действительно, все как в заявлении: подоконник грязный, окно раскрыто нараспашку, а на полу лежат бумаги. Деньги находились в шкафу, на самой нижней полке, рядом с документами. Я осматриваю полку – никаких дырок или хотя бы царапин. Тут два варианта: либо действовал профессиональный вор, либо слишком дотошный любитель.

В общем, с блокнотом сведений и фотографией на руках я выхожу на улицу, сажусь в автобус и еду до Коммунистического района.

***

Проходит минут тридцать, скоро я подъеду до назначенного пункта. Все мои мысли обращены к заметкам, пока меня не отвлекает шум за приоткрытым окном. Автобус едет как раз по Андреплатц. На улице стоят двое мужчин и разговаривают на повышенных тонах; у одного из них в руках наручники, а на поясе кобура. Я вглядываюсь повнимательнее, и до меня доходит…

Это Мерфи и Раух.

Я выскакиваю из автобуса и бегу к ним. Между тем Раух говорит:

– На каком основании вы меня арестовываете?

– Вы подозреваетесь в краже, – отвечает Мерфи, – так что дайте мне возможность вас спросить…

– Господи, да сдался мне этот кошак!

– Что ж, потерпевшая утверждает обратное.

Я подбегаю к ним и, тяжело дыша, говорю:

– Герр Раух?.. Вы пройдете со мной?.. Очень важное дело…

Мерфи поворачивается ко мне и приподнимает бровь, а Раух, воспользовавшись моментом, бежит к Вольво. Уезжает. Мерфи садиться в свой форд и говорит:

– Запрыгивай.

Я сажусь в машину, и мы едем за Раухом. Вольво съезжает на встречную, но сталкивается с мопедом. Машину заносит, и она врезается в витрину ювелирного магазина. Прохожие с воплями отпрыгивают в стороны, выходит побелевший владелец и машет кулаками. Мы останавливаемся. Из Вольво, шатаясь, кое-как выползает на четвереньках Раух и начинает ржать. Громко, чуть ли не истерически. Мы берем его под руки и усаживаем на заднее сидение. Я даю ему пощечину, и он затихает. Мы едем до полицейского участка. Там его и допросим, в безопасной для окружающих обстановке.

Я тем временем говорю:

– Вот это встреча, конечно! Что ты тут делаешь, Салли?

– У меня к тебе аналогичный вопрос.

– Но я спросил первым.

Мерфи вздыхает.

– Мне дали задание узнать, кто украл у одной старушки манэки-нэко – японскую статуэтку кота-удачи. Потерпевшая рассказала, как к ней в гости заходил ее сосед, Раух. Он просил деньги в долг, она не давала, и он ушел, а заодно и кот исчез. Я спросил насчет места работы, старуха сказала, что Раух работает на стройке в Андреплатц. Вот я и приехал сюда, застал его как раз во время обеденного перерыва. А ты?

Я рассказываю свою историю. Мерфи кивает и прикрывает глаза.

– М-да, какое совпадение, что мы встретились. Главное, чтобы с таким совпадением не завалить экзамен.

– Не боись, мне Раух нужен как свидетель. Я его допрошу, а потом можешь хоть на каторгу его ссылать.

Мой взгляд падает на зеркало заднего вида: Раух сидит себе, уткнувшись в мобильник.

– Эй, – говорю я и отбираю телефон.

А там незаконченное сообщение с ошибками: «Приезжай в Анд-плтц, меня увезли 2 ООДДДБ быстреее…» Сверху подписано: «ДИТ Т.»

– Это кто? – говорю я. – Таузинг?

Раух скрещивает руки на груди и молчит. Тут я впервые смотрю ему в глаза: зрачки у него расширенные.

– Салли, – говорю я, – похоже, он под кайфом…

Внезапно Раух набрасывается на меня и обхватывает шею одной рукой, а другой царапает лицо. Мерфи тормозит, машина со скрипом останавливается посреди дороги. Салли бьет Рауха по рукам, но тот выхватывает у меня телефон и отправляет сообщение. Я морщусь и чувствую, как из обжигающей раны на щеке течет кровь. Мерфи вырывает телефон у Рауха и дает ненормальному затрещину.

– Быстро сел, гаденыш!

Тот корчит гримасу и отворачивается от нас полубоком, ковыряет дырку в сидении. Я усмехаюсь и трогаю щеку.

– Вот тебе и первая травма на работе.

Мерфи отдает мне мобильник, заводит мотор, и машина направляется в участок. Спустя несколько минут пиликает телефон, появляется новое сообщение: «Хорошо, я как раз в Птичьем квартале, скоро буду». Я читаю его вслух и говорю:

– Похоже, сегодня Вселенная на нашей стороне.

Мерфи смотрит на меня, и я замечаю в его глазах нечто, похожее на смятение.

– Иэн, ты уверен, что здесь нет никакого подвоха?

Не успеваю я ответить, как внезапно чувствую толчок сбоку, и форд едва не съезжает на тротуар. Мерфи выравнивает машину и подается вперед, устремив взгляд на дорогу. Я же смотрю в боковое стекло и вижу такую картинку: к нам сзади подбирается мерседес, а за рулем какой-то парнишка, сзади еще несколько молодых ребят, в том числе и Таузинг. Они кричат и улюлюкают нам вслед. Мерседес снова нас подрезает, но слабее. Я достаю пистолет и стреляю, попадаю в плечо Таузинга. Дитмар откидывается на сидение и с криком хватается за руку. Мерседес снижает скорость, но затем снова набирает обороты. Я еще раз стреляю: первые два раза промахиваюсь, а на третий попадаю в колесо. Парнишку заносит, он летит прямо к нам и буквально прижимает к тротуару. Мерфи цепляется в руль – да так, что белеют костяшки пальцев. Между тем я продолжаю стрелять, попадаю в лобовое стекло: оно трескается, осколки задевают лицо юного водителя. Кровь хлещет из ран фонтаном, часть носа вообще отвалилась. Парнишка выезжает на встречную полосу, где и останавливается. Теперь нас никто не прижимает, но поздно: Мерфи, разогнавшись по полной, уже не успевает затормозить – машина съезжает за угол и летит прямиком к помойке.

Форд наполовину погружается в мусорные пакеты. Я едва не ударяюсь о лобовое стекло. Мерфи вылезает из машины и с нескрываемым отвращением смотрит на мусор. Я выползаю на четвереньках и оглядываюсь: вокруг нас собирается толпа из любопытных зевак. Раух выходит из машины, но, похоже, он даже не собирается удрать: так и замирает на месте, пялясь в одну точку.

– Чего встали? – кричит Мерфи на толпу. – А ну быстро разошлись!

Люди уходят, мы остаемся втроем. Я кое-как поднимаюсь и прислоняюсь к дверце машины: в нос ударяет вонь от объектов и дерьма.

Салли прерывает молчание:

– Ладно, мне надо вытащить машину. Проследишь за Раухом?

Я киваю и встаю возле подозреваемого, пока Мерфи медленно дает задний ход. Под колесами хрустит и крошится мусор. Салли не позавидуешь: мало того, что машина в какой-то жиже, ошметках и огрызках, так она еще вся мятая, а сбоку вообще разодрана. Я говорю:

– Неужели мы поедем в полицию в таком состоянии?

– Да, но я потом отвезу машину в автосервис.

Я киваю, а про себя не перестаю удивляться спокойствию Мерфи, по крайней мере внешнему: я бы уже рвал волосы за свою машину.

Внезапно Раух кидается на меня и хватает за волосы. В глазах темнеет, ноги подкашиваются. Я обхватываю психа и роняю его на землю. Мерфи пытается нас разъединить. Раух царапает его руки до крови. Мы рычим и катаемся посреди мусора, словно три разъяренные крысы, молотим друг друга по спинам, как вдруг до нашего слуха доходит вой сирены.

В этот момент полицейская машина чуть ли не прижимается к форду. Навстречу выходит тот самый человек, что называл меня «пьянью», только в темных очках. Он буквально светится в лучах заходящего солнца и показывает свой значок. Солнечный свет падает прямо на него и отражается на моем лице. Я морщусь и прикрываю глаза рукой, при этом слышу громкое:

– Сержант Бартолд Беренс, южно-окружная полиция. Вы арестованы.

***

Как позже выясняется, полицию вызвали зеваки. Нас втроем привозят в участок и по очереди приглашают в комнату для допроса, однако Рауха сразу изолируют. Он настолько звереет, что чуть ли не вырывает кулер и пытается его кинуть в проходящую мимо женщину. Наркомана уводят, и я с облегчением вздыхаю: все становится тихо и мирно, никаких криков и брани. Только теперь от меня разит за милю, как и от Мерфи и Рауха. Салли же сидит рядом со мной. Брови нахмурены, губы поджаты – он мрачнее тучи. А ведь ему еще надо свою пахучую малышку помыть.

В общем, меня первым приглашает в комнату сержант Беренс, я иду за ним. Мы садимся напротив, он улыбается.

– Вот мы и снова встретились. Разве это не чудесно?

– Я весь свечусь от счастья, разве это не заметно?

– Ты поменьше язви и говори, в чем дело.

Я все ему рассказываю – четко и по полочкам, как оно было. В конце истории сержант неожиданно нагибается ко мне через стол. Взгляд такой пристальный – до глубины души. К тому же, Беренс молчит. Я смотрю ему прямо в глаза и жду. Наконец, он говорит:

– Молодец. А теперь предоставь это дело полиции.

– Ну уж нет, сержант Беренс. Это мой выпускной экзамен.

– И как же ты до него дожил, если так плохо знаешь теорию?

– В смысле?