Ирина Муравская "Заставь моё сердце согреться"

– Как это не собираешься? Если съедемся, придётся хоть изредка, но меня кормить. Потому что я сам с плитой дружу на уровне: вот в эту духовку теоретически можно засунуть голову, когда всё достанет.

Полная кружка слишком резко ставится на столешницу, оставляя коричневый развод на поверхности.

– У меня есть парень, помнишь?

Пока что. С ним, конечно, ещё предстоит разобраться, но всё же…

– Ты не даёшь об этом забыть.

– И? Предлагаешь замутить шведскую семью? – подтирая лужу, возвращаюсь к сковородке, где, судя по запаху, уже подкоптилась очередная порция оладьев. – Тут просто какое дело: для тебя полиаморные отношения, может, и не проблема, но ты учитывай тот факт, что не все придерживаются этой же религии.

– Ошибаешься. Я как раз-таки абсолютно полигамен. И собственник, я тебе это уже вроде говорил.

– Говорил. Но я никак не могу понять твоей самоуверенности. Неужели правда веришь, что я променяю проверенные годами отношения на первого попавшегося типа, спящего со всеми подряд?

– И которого ты знаешь всего несколько дней, – напоминают.

– И это тоже.

– А ещё чертовски обаятельного, – хитро добавляют.

– А вот это под вопросом.

– Нет. Это аксиома. Как и народные мудрости. Одну хочешь озвучу? Между первым и вторым – выбирай второго. Если бы первый был – то самое, второй бы не появился.

Отлично. Он теперь ещё и крылатыми цитатами из пабликов прикрывается. Да с каким апломбом.

– Слушай, – усаживаюсь напротив с кружкой чая. – Твоя решительность и настойчивость, несомненно, впечатляют, но ты же не станешь отрицать – о чувствах речи не идёт. Тогда что это, физиология? Спортивный интерес?

Меня что-то начинает подбешивать эта его непрошибаемая невозмутимость. Что ни скажешь – всё встречается с фееричным спокойствием.

– Не романтик ты, Ярик.

– Я реалист.

– А вот я романтик, – усмехаются, обмакивая в сметану олад… чёрт, а как в единственном числе просклонять? Оладью? – И Пушкин тоже был романтиком. Помнишь стихотворение, которое он посвятил Анне Керн? А сколько лет он её добивался, знаешь? Но это нисколько не помешало ему хвастаться друзьям о том, как он её завалил с божьей помощью.

– Такими подробностями не располагаю.

– Не читала его письмо Соболевскому?

– Нет.

– Почитай. А вообще, я веду к тому, что физическое влечение – это естественно. Не вижу ничего плохого в том, чтобы хотеть кого-то.

Да я, в общем-то, тоже к сексу претензий не имею, однако речь ведь не об этом. Открываю было рот, чтобы посоветовать ему хотеть кого-то более доступного и желательно свободного, когда квартиру пронзает дверная трель.

Это ещё кого принесло? У Дианы есть свои ключи, курьера я не жду. Значит, посторонние. Или газовщики, которые в нашем доме пасутся чуть ли не каждый месяц, пытаясь срубить бабла на доверчивых пенсионерках, либо сосед снизу, что частенько просит взаймы на сигареты.

Может, сделать вид, что никого нет дома?

– Смените звонок, – морщится Влад, когда трель, ещё противнее и настырнее, повторяется.

Нет. Игнорировать не выйдет.

– Согласна. Звук такой, будто войско Саурона наступает, – неохотно плетусь отбривать кого бы то ни было, но вместо заросшей физиономии в растянутых трениках замечаю в "глазке" совсем другое.

– Драсте, – открываю, удивлённо разглядывая пышный веник хризантем, за которым едва видно Лёшу. – Не ожидала так рано. Ты хоть спать ложился?

Судя по виду – нет.

– Ярик, ты это, прости меня. Сам не ожидал, что сорвусь.

– Извинение на троечку, но хоть цветочки догадался купить, – ехидно замечают позади, выныривая из-за угла с кружкой кофе.

Блин, Бессонов! Тебе вот прям обязательно нужно отсвечивать, да? Ещё и в таком виде!

***

Хризантемы чахнут со скоростью света. Прям вижу, как они, словно в замедленной съёмке, обесцвечиваются, морщатся и кукожатся.

Так же, как лицо Лёши.

Не отрицаю, со стороны ситуация и правда выглядит максимально неоднозначно, однако…

– Если сейчас начнётся гневная тирада с очередными обвинениями – лучше разворачивайся и уходи, – сразу пресекаю потенциальный скандал. – Если готов мирно поговорить – проходи, там как раз завтрак остывает.

– Не остывает, а сгорел, – назидательно замечает Влад, и лишь тогда до меня самой с опозданием доходит тянущийся с кухни запашок.

– Блин!!! – бросаю всё и бегу спасать сковородку. Потому что этой порции оладьев уже точно ничего не поможет. Всё в мусорку.

Пока я пытаюсь реабилитировать свои опозоренные кулинарные способности, за моей спиной разворачивается невербальная битва.

Вы когда-нибудь видели, как два здоровенных лба включают детскую вредность, пытаясь одновременно втиснуться в узкий коридор и наотрез отказываясь пропускать друг друга?

Я – да. Вот прямо сейчас смотрю.

– Цветочки не помните, мальчики. И поставьте их в водичку, – даже услужливо достаю из верхнего шкафа стеклянную вазу, плеская туда воды. – И садитесь есть.

Выполняют.

Кое-как протискиваются бочком, стирая "суперстойкую" краску со стен, и усаживаются. Не забывая при этом заниматься взаимным испепелением. Наверное, стоит припрятать ножи.

Абсурдность ситуации зашкаливающая. Два агрессирующих парня и между ними, как между двух огней, я. Кухарящая. Тарелку подать, чаю Лёше налить, сахарницу поставить…

Причём больше статуса официантки раздражает снова вылезшее откуда-то чувство вины. Абсолютно неуместное, но при этом упорно не уходящее из-за накалившейся обстановки.

– Тебе никуда не пора? – хмуро интересуются у Бессонова.

Если у Лёши только что эмаль зубная не трескается, настолько сильно он стискивает челюсть, то безмятежности Влада позавидуют античные боги.

– Не а, – меланхолично отзываются, продолжая как ни в чём не бывало уплетать оладья. Один за другим. Куда только столько вмещается!? – А тебе? Мы так мило сидели, а ты пришёл и всё испортил.

– Уж прости, что пришёл к СВОЕЙ девушке.

– Прощаю. Всё равно этот статус себя изжил и скоро сменится.

Звон.

– Брейк! – оперативно вклиниваюсь, тормозя грузно поднявшегося со стула Лёшу. – Чтоб никаких разборок в квартире! Хотите выяснить отношения – валите на улицу. И ложку подними.

Да какая там ложка.

– На улице так на улице. Выйдем? – выплёвывают ядовито Бессонову.

– Не а, – ко всеобщему изумлению прилетает отказ.

– Что так? Очко сжалось?

– Хм… Да не, с очком вроде всё нормально. Работает исправно. Просто я ещё не доел, – с этакой позёрской ленцой усмехается Влад, облизывая испачканную сметаной ладонь.

– Ты сюда жрать пришёл или что?

– И пожрать, и девушку твою приватизировать. Совмещаю приятное с полезным.

– Да он нарывается!

Снова торможу Лёшу, начиная и сама закипать.

– Брейк, я сказала! Вы меня оба уже достали, – не выдерживаю. – Один – павлин с неподъёмным чсв, второй – косепор с гонором. Я точно не лишняя в этом идеальном тандеме?

– Ни в коем случае. Без тебя вообще никак, ты ж наш криптонит! – усмехается Влад.

– Или осёл на верёвке, которого можно перетянуть по прихоти!?

– Осёл… Ммм, не. От ослика в тебе только если упрямство, но меня лично это прёт. Упрямая, бойкая, с характером – вот говорю, и уже завёлся.

– Чел, да у тебя борзометр зашкаливает, – Лёша подобен быку, перед которым с садомазохистской навязчивостью машут красными труселями в белый горошек.

Кулаки сжаты, ноздри раздуваются. Только что дым из ушей не валит.

– В чём это выражается? – зато Бессонов бровью не ведёт. Удобно откинулся на спинку и взирает на него с вызовом. – В моих открытых намерениях? Или я должен подкладывать подлянки по тихому? Как крыса? Чтобы что… чтобы ты не чувствовал себя уязвимым?

Ох, Влад. Нарываешься.

– Заткнись.

– Родной, у нас в стране свобода слова. Не умеешь воспринимать критику – обратись к психиатру. Я, конечно, слышал, что спортсмены нежные личности, но не до такой же ст…

Всё.

Лёша, как и следовало ожидать, не выдерживает насмешек. Кулак летит в сторону смазливого фейса, но Влад оказывается к этому готов и уворачивается.

Стулья летят на пол. Всё, что стоит на столе – туда же. Недопитый кофе и нетронутый чай в не удержавших равновесия кружках стекают на паркет лужей, размазывающейся по всей кухне вскочившими парнями.

– Подход пещерного жителя? Руками махать научился, а диалог выстраивать нет?

Получается не драка даже, а какая-то тупая куча-мала, в которой Бессонов больше старается тормозить агрессию, чем поддерживает её, однако оппонент уже входит в ту стадию, когда ни слов, ни препятствий не замечается.

Включая меня.

По нелепому везению пропускаю пронёсшийся в каких-то миллиметрах от моего лица локоть и поспешно ныряю в коридор, а оттуда в ванную.

Вместо воплей: "успокойтесь!" за меня это делает полный тазик ледяной воды. Обычно Ди в нём застирывает свои стринги с лифчиками, но в этот раз у зеленого пузатика другая миссия.

Закаливающий душ заказывали?

– Эй, меня-то за что! – обиженно трясёт башкой Влад, отряхиваясь подобно мокрому псу.

– За провокацию, – не знаю, насколько грозно смотрюсь с тазом в обнимку, однако настроена я решительно. – Вон, – указываю обтекающему Лёше на коридор. – Немедленно.

– Да ну он сам же…

– Вон!

Не сразу, но подчиняются, понуро утопывая.

– Правильно. Пускай антизверинчика примет, а то нервный слишком, – это поразительно, но Бессонов опять тянется к оладьям!

У человека бровь рассечена, кровь тонкой струйкой по скуле стекает, одежда насквозь мокрая, лужа вокруг растеклась, а ему лишь бы пожрать!

Перехватываю миску, с раздражением всучивая ту ему. Целиком. Пусть уже обожрётся и лопнет.

– Ты тоже свободен!

– Я не могу быть свободен, потому что занят. Тобой.

– ПРОВАЛИВАЙ!

– Какая ты милая, когда злишься. Я прям будто в пасть льву смотрю.

Он меня до нервного тика решил довести?

– Засунь туда голову, умоляю.