Дарья Литвинова "Вопреки всему"

Они из разных миров и социальных слоёв, но, встретившись, меняют судьбы друг друга. Девушка-швея и мужчина-игроман – и неоднозначная история отношений.

date_range Год издания :

foundation Издательство :Автор

person Автор :

workspaces ISBN :

child_care Возрастное ограничение : 18

update Дата обновления : 05.10.2024

ЛЭТУАЛЬ

– Слушай, – Дьюк огляделся и вздохнул, – у тебя пожрать нечего? Я проигрался сегодня. Просил старого ублюдка дать мне взаймы, так он меня послал, чтоб его хата сгорела… Ну, хлеба там – нет?

– У меня есть сало, – сказала Клотильда и тут же продолжила, – еще сосиски и яйца. И карамельки…

Последнее вызвало у Дьюка приступ хохота.

– Карамелек мне и не хватало! Весь день хожу и ищу, где бы достать карамелек! Что ты там сказала, сало?

– Еще яйца и сосиски.

– Давай сало. Хлебом сейчас разживемся у Доры, она не даст пропасть…

«Я совершенно не обязана его кормить, – думала Кло, доставая кусок сала, который тут же исчез в кармане Дьюка. – Это мои заработанные ужины. Он съест все за один раз, а мне хватило бы до субботы. Но не могла же я соврать… хотя почему – не могла?…»

Дьюк после получения сала оживился; сообщив, что теперь нужно найти Дору, он широкими шагами направился вглубь рынка. Кло последовала за ним, и очень скоро они оказались в совершенно незнакомом ей месте: петляя меж строениями, Дьюк вывел ее к странному бараку, в котором сочетались убогость общего духа рынка и претензия на то, что ты в любом случае будешь найден для ищущих. На двери висело несколько табличек с надписями «Это рай – только свой выбирай», «Здесь рады тебе всегда», «Не скучай, зайди на чай» и прочими; Клотильда подумала, что внутри барака размещен магазин, и спросила у Дьюка, чем здесь торгуют; тот странно посмотрел на девушку.

– Неважно, – сказал он, подумал и добавил: – Хлебом. В настоящий момент – хлебом. И не торгуют, заметь, а выдают совершенно бесплатно. Дора! – закричал он и забарабанил в окно на первом этаже. – До-ра!

Занавески на окне приоткрылись и вновь задернулись, а через полминуты открылась дверь; на пороге появилась женщина неопределенного возраста, с пальцами, унизанными дутыми золотыми кольцами, и яркой рыжей шевелюрой. Она была на высоченных каблуках, но в кое-как повязанном банном халате. Ее взгляд скользнул по Клотильде, и женщина удивленно посмотрела на Дьюка.

– Дора, привет. Ты все цветешь. Купалась или работала?

– Дьюк, чего тебе надо?

– Дай хлеба голодным путникам. У нас случилась неприятная история: у крошки есть шмат сала, а денег нет. А я, знаешь ли, оголодал.

– Оголодал – ешь без хлеба. А она…? – взгляд Доры задержался на девушке.

– Клотильда, – зачем-то поторопилась представиться та. – Здравствуйте.

– Это…? – взгляд переместился на Дьюка. Тот засмеялся.

– Это приличная девушка, которая пожалела несчастного.

– Рядом с тобой приличные быстро становятся неприличными, – женщина снова пристально посмотрела на Клотильду. – Девочка, не связывайся с ним, он не из твоего круга. Вообще не заговаривай с ним больше, послушай меня. И ты оставь ее в покое.

– Хлеба дай, и я не то что с ней – с тобой больше не заговорю! – снова засмеялся Дьюк. – Ну же, сало жжет карман!

Дора покачала головой, развернулась и захлопнула перед ними дверь; Клотильда подумала, что та отказала, но спустя минуту женщина появилась с буханкой черного хлеба.

– Спасительница! – шутовски раскланялся Дьюк. – Не присоединишься к нам? Кстати, а что случилось с Зеленым? Мне рассказывали, будто его чуть не убили.

– Убили. Слишком много языком болтал.

– Бедняга. Кому он насолил?

– Кому он только не насолил. Ладно, хлеб получил – вали. А ты, девочка, держись от него подальше, – повторила Дора. – Не надо тебе таких знакомств.

– Ой, мамочка-праведница! Идем, крошка, пока святая Дора не начала рассказывать о смертных грехах… Вот стерва, – пробурчал он себе под нос, когда они отошли от барака на приличное расстояние. – Вечно свой язык подкладывает, куда не просят. Советчица.

– Мне она показалась доброй женщиной.

– Она бандерша, – пояснил Дьюк, откусывая от хлеба. – Восемь баб под началом только на рынке, и двенадцать-пятнадцать по городу. Она их не обижает, да, но и требует по полной.

– А что такое – «бандерша»?

– Крошка, ты откуда такая наивная в наше-то время? Проститутошную местную содержит.

– Что?…

Дьюк подвел ее к куче ящиков, стоявших у закрытого магазина, сел на один из них и жестом пригласил девушку присоединиться; достав из кармана видавший виды платок и маленький ножик, он быстро сделал два бутерброда с салом, протянул один Клотильде и наконец пояснил:

– У нее публичный дом. Женщины для сексуальных утех, проще говоря.

– Как?! – Клотильда была поражена. – Но это же незаконно!

– А вот это все, – Дьюк обвел бутербродом пространство, обозначающее рынок, – законно? Кажется, тут законна только ты. Ну, и пара несчастных, которые не нашли ничего лучшего, чем купить квартиру в этом районе.

– Но она не похожа на… – тут Клотильда запнулась, и Дьюк тут же подхватил:

– На бандершу? А ты много их видела? – та промолчала. – Вот-вот. Типичная! Вкусное сало. Почему не ешь? А, здорово, Жук. Ты сюда зачастил, я смотрю.

Высокий и, кажется, еще больше похудевший Жук сел рядом с Дьюком и закурил; синяки почти сошли, но от этого при свете дня он выглядел еще ужаснее: желтая кожа, светло-зеленые подглазья и потрескавшиеся узкие губы. Клотильде вдруг стало жаль его, и она предложила:

– Хотите бутерброд с салом, Жук?

Тот замер, не донеся до рта сигарету, потом повернулся и посмотрел на девушку странным взглядом. «Как мертвец», – подумала она испуганно и протянула ему бутерброд. Через паузу он ответил:

– Нет.

– Крошка, ты чего такая добрая? – удивился Дьюк. – Отдай лучше мне, раз сама не хочешь. Этот полупокойник может есть только жидкое.

– Есть сырые яйца!

Клотильда отказывалась понимать, что ею руководит, но ей искренне хотелось сделать что-то, что будет приятно этим людям. Она достала упаковку из пакета и повторила:

– Будете сырые яйца?

– Да, – спустя секунд десять ответил он. – Два.

Клотильда достала два яйца, и Жук, аккуратно разбив подобранным камнем верхушки, выпил оба; кадык жутко двигался на его тонкой длинной шее. Дьюк доел бутерброд, и Кло отдала ему свой. Жук немного посидел, потом поднялся и снова посмотрел на Кло своим взглядом, от которого веяло могилой, затем кивнул в никуда и отправился прочь.

– Помрет скоро, – предрек Дьюк, жуя бутерброд, который взял у Клотильды. – Щас ты ему неделю жизни подарила. Уже и работать нормально не может, раз на рынке ошивается.

– А кем он работает?

– Разнорабочим, – фыркнул Дьюк. – Гастролер. Грабил, убивал, а сейчас видишь – рак желудка и гортани. Он поэтому и говорит мало. Да и не с кем ему…

Кто-то в ошметьях подкатился к ним с вопросом, всех ли тут кормят, и Дьюк велел ему проваливать, после чего встал и сказал:

– Пора и нам, а то набегут на халяву. Спасибо, крошка, в следующий раз я накормлю тебя.

– В следующий раз?

– Ну ты же каждый день здесь ходишь. А я не каждый день проигрываюсь в хлам. Сейчас пойду, отосплюсь, а вечерком потрясу этих засранцев…

– А во что вы играете?

– В карты. Казино не доверяю – уж на что в картах жулье, но там нет-нет, да сорвешь куш, а в казино портки оставишь, а потом еще и с тебя кожу снимут. Так ты приходи, крошка, на недельке… ну все, пора, – он зевнул и поднялся. – Иди домой, пока родители не потеряли.

«Я одна», – хотела сказать Кло, но слова застряли в горле, и она просто кивнула. Дьюк уже увидел знакомых и поспешил к ним. А она так и не спросила, что у него с рукой, запоздало поняла девушка но тут же рассердилась на себя: охота ей лезть! Может быть, эта тема неприятна ему, да и зачем это знать…

День шел за днем, неделя за неделей. На улицы пришла весна – сначала робкая, неуверенная, с то и дело налетавшими холодными ветрами, а потом и настоящая, теплая, ароматная; в ателье все чаще заказывали отделку летних платьев, а Клотильде поручали самые сложные заказы. Это было выгодно, но тяжело: девушка пока не могла позволить себе купить манекен, а вышивать без него даже лучшей мастерице было не слишком удобно; поэтому часто она оставалась на работе до поздней ночи, для чего хозяйка ателье выделила ей запасной ключ. Девчонки сочувствовали, зная, как устают от мелкой работы глаза и поясница, и не завидовали, когда Клотильде выплачивали премии: ее заказы все равно бы никто не взял.

– Слушай, – однажды сказала Фейт, самая старшая из них, – на что ты копишь деньги?

– Ни на что, – ответила Клотильда, трудясь над подолом золотистого платья.

– Не может быть. Ты работаешь и получаешь больше нас всех – только мы гуляем по вечерам и по выходным, а ты, судя по фигуре, и ешь-то раз в два дня, какие там развлечения. Автомобиль на наши заработки все равно не купишь… ты отсылаешь их кому-то?

Клотильда засмеялась.

– Да, самой себе. У меня такая причуда.

– Ну правда, скажи.

Что она могла сказать? Только то, что панически боится вновь остаться без средств к существованию. Что эта мысль парализует ее, заставляет неметь язык и пальцы. Пережитый однажды ужас навсегда посеял в душе девушки страх потерять все и остаться на улице. Но девчонкам не объяснишь, что обувь изнашивается, зимние вещи дома не пошьешь, зонтики ломаются, а за квартиру, училище и аудиокурсы никто не заплатит, кроме нее самой. Им не расскажешь, как за бесценок покупается поношенное платье, из которого получается тот уникальный вариант, которым восхищаются в ателье. И не расскажешь, как снятся – слава Богу, всё реже, – кошмары, в которых она снова оказывается на пыльной дороге с небольшой сумкой в руках, одной банкнотой и билетом на автобус в неизвестность…

– Может, у тебя есть мечта, и ты копишь на нее? У меня есть мечта, – Фейт облокотилась о край стола. – Путешествия! По всему миру… Только Дик этого не одобряет, говорит, сначала нужно обосноваться здесь, а потом думать о путешествиях. Не знаю, может, он и прав, но это так скучно…

У Клотильды тоже была мечта. Свой собственный дом. Небольшой садик, беседка с удобным столиком. Запах нарциссов и гиацинтов весной, запах жженых листьев и дров осенью. Летний ленивый покой и зима, за которой наблюдаешь из окна, в тепле и уюте. «Неужели это так много? – часто думала она и тут же отвечала себе: – Очень много». Путешествия… если бы у нее был дом, Кло путешествовала бы по нему…

– …ну, и красивую свадьбу, – закончила Фейт свой рассказ, половину которого девушка прослушала, задумавшись о доме. – А ты о чем мечтаешь?

Клотильда пожала плечами.

– Да ни о чем.

– Кошмар! Как ты можешь красиво вышивать, если и мечтать не умеешь! Ладно, я побегу, – и Фейт упорхнула к своему рабочему месту: сегодня она была за стойкой, на продаже. Клотильда со вздохом посмотрела ей вслед и вновь включила аудиоурок. Как ни старалась она перебороть себя, все чаще во время прослушивания она думала о Дьюке; вспоминала, как они «добывали» хлеб, как он говорил с ней, как она не решилась спросить о бинте на руке… Половина уроков проходила мимо сознания, и куратор уже пригрозила, что ей придется пересдавать два предмета, если девушка не перестанет витать в облаках. Клотильда и не витала… просто это неожиданное знакомство пробило брешь в сознательном отчуждении девушки от людей. Ей не приходило в голову пойти в кафе с девочками, но бессознательно получилось немного сблизиться с людьми, которых общество избегало; более того, они стали ей интересны. И это снова отвлекало от урока…

Сначала, возвращаясь домой, она глазами искала на рынке Дьюка, но потом бросила это занятие. Усталость после работы позволяла организму только добраться до ванной, вымыться и позволить забыться на время сна. К маю поток сложных заказов схлынет, как всегда, но пока Клотильда уже не могла отвлекаться ни на что, кроме работы и сна. И все же, через несколько недель, возвращаясь практически ночью, она вдруг услышала:

– Эй, крошка!

Клотильда обернулась на знакомый голос и увидела улыбающегося Дьюка; он выглядел совершенно по-иному, и, хотя половину скрывала полутьма, девушка поняла, что он одет в новые вещи, чисто выбрит и, судя по всему, практически трезв, несмотря на бутылку в руке. Почему-то сердце забилось сильнее прежнего.

– Здравствуйте, Дьюк.

– Знал, что тебя сегодня встречу, – улыбка стала шире. – За должком пришла? У меня сегодня день раздачи долгов, так что идем!

– Куда? – не поняла девушка. Дьюк подошел к ней и легонько стукнул по плечу.

– Ну как же! Сало. Теперь я иду кормить тебя.

– О… Нет, я…

– Долги надо отдавать. Надо от-да-вать… – он уже озирался вокруг. – Так, чего бы тебе предложить? Что ты пьешь?

– Я не пью, – улыбнулась Клотильда. – И не голодная.

Последнее было обманом, однако и это Дьюка не остановило.

– Ерунда. Такие крошки всегда недоедают… Идем-ка к Лому, я ему тоже должен, заодно отдам… – он усмехнулся. – Удачный день! Играл, как на чужие. Мешок взбесился, но сегодня фортуна – моя…

– А вы работаете?

– Ну да, – ответил Дьюк, разглядывая кого-то в толпе. – Чищу корабли в доках, разгружаю товары – ничего интересного… деньги маленькие, не то что игра. Но и в ней задираться не стоит, а я часто задираюсь.

– Задираетесь?

– Можно выиграть кучу бабла, не успеть остановиться и проиграть в момент, да еще и остаться должным. Хреновые ощущения, я тебе скажу.

– А что делают с должниками?

Дьюк пожал плечами и отхлебнул виски из своей бутылки.

– Бьют, потом отпускают и ждут возврата долга. А иногда заставляют отрабатывать. Все равно ты вернешься, чтобы снова сесть за стол, если будешь живым.

– А почему вы… – Клотильда не знала, корректен ли ее вопрос, но все же задала его, – почему вы не найдете нормальную и постоянную работу?

– Зачем? – хмыкнул Дьюк и снова наполнил стакан. – Работать месяц, чтобы получить прибыль, которую я заколочу за час? Это не по мне.

Девушка промолчала. Самым страшным была для нее неопределенность, а стоявший напротив мужчина жил в этой неопределенности, и она не могла понять его мыслей.

– А если с вами что-то случится? Болезнь или…

– И что? – удивился Дьюк. – Сдохну, похоронят. Или скинут в реку, что дешевле. Я одинок, крошка, и на свою судьбу давно плюю. Жаль, что ты не пьешь. Скучно надираться в одиночку… так говоришь, не будешь есть?

Все книги на сайте предоставены для ознакомления и защищены авторским правом