Достав из кожаного пенала векорасширитель, кивнул Бальду, чтобы тот не зевал и держал голову. Болохов сел на ноги соотечественнику, буркнув что-то ободряющее на росском. Вместе с Громилой они крепко прижали его к земле. Капитан, появившийся словно бы из ниоткуда, извлёк из ножен кинжал на тот случай, если всё пойдёт не по плану.
Ланцетом я проколол отёк, рассёк ткани, и Бальд тут же сунул к ране бинты, даже не морщась от запаха. Я сосредоточенно работал, не обращая ни на кого внимания, видя, как в помутневшем зрачке отражаюсь не я, а то, что скрывается за ним. Гадина развивалась слишком быстро.
Приходилось гнать лошадей, быть грубым, резать без всякого изящества. Точно неумелый фельдшер какого-нибудь гренадерского полка после того, как солдаты попали под картечь.
Белый край глазницы, рассечение конъюнктивы, мышц, а после зрительного нерва. Дрянная работа. Как только я убрал глазное яблоко, то сунул в окровавленную дыру зажим и зацепил личинку. Она уже успела отрастить ручонки и, даже несмотря на все мои предосторожности, извернулась так, что едва не оттяпала мне мизинец. Её уродливое, похожее на человеческое личико исказилось от ярости, когда это не получилось. Я отшвырнул тварь вместе с инструментом куда подальше, уступив Бальду право остановить кровь.
Как уже говорилось, зона в пределах кольца сосен безопасна для людей и смертельна для существ Ила. Личинка кукловода визжала, корчилась, испускала дым. Сила Рут – это не шутка.
– Хорошая работа, – одобрил Капитан, убедившись, что тварь сдохла. – Точно только одна? Я не хочу, чтобы вторая такая забралась ему в мозг и начала управлять телом, нам во вред.
– Чисто, – бросил Бальд, отбрасывая окровавленную турунду и вкладывая в глазницу новую. – Я проверил за Медуницей. Всё уже. Отпускайте его.
Громила с облегчением поднялся, вытирая рукой выступившую на лбу испарину. Болохов поднялся следом – этот, в отличие от великана, потеть от такой ерунды не собирался. Зажим я возвращать не стал, вымыл инструменты и руки в ручье. Настроение было мерзким. Розовый месяц поднялся над соснами и выглядел как никогда зловеще.
Разбудили меня довольно грубо.
Никаких тебе поцелуев, кофе и тостов с говядиной. Просто резко потрясли за плечо.
Я раскрыл глаза, выбираясь из тягучего, кажется только-только начавшегося сна, и увидел склонившегося надо мной Голову.
Стёкла в его очках ловили отблеск вечного розового месяца, который продвинулся по небосводу совсем немного, что означало лишь одно – спал я не больше полутора часов.
– Поднимайся, – шепнул Голова. – Кое-что случилось.
Ну… ещё одна особенность Ила. Здесь «кое-что» всегда случается. Обычно в негативном аспекте.
– Никифоров?
– С ним всё хорошо. Он спит. Поднимайся.
Я сел, но не спешил. Голова кружилась. Дал себе минуту, чтобы хоть как-то прийти в адекватное состояние. Усталость накапливается, и во мне её было что свинца в утке, которую нашпиговали из древнего мушкетона.
Возле места силы что-то обсуждали Капитан, Болохов и Толстая Мамочка.
Пожалуй, стоит сказать о килли особо. Никто не знает, как эти дружественные людям существа, живущие на Шельфе, выглядят на самом деле. Хотя с «никто» я, конечно, поторопился. Полагаю, некоторые из Светозарных видели их истинный облик.
Килли – это рыцари нашей эпохи. Хотя бы потому, что их тела заключены в сплошные доспехи. Они не снимают арбузные или пирамидальные шлемы, не едят и не пьют. Во всяком случае, на людях. Когда килли погибает, то доспехи оказываются пусты.
Этот немногочисленный народ Шельфа редко появляется в людских землях. В свои подземные города они никого не пускают, и я видел лишь троих из их племени, не считая Маман. Одна из них живёт в доме моей родственницы и помнит, как говорят, ещё моего прадеда.
Эти создания зверски сильны. Настолько, что их странные тонкие, похожие на спички металлические ножки способны выдерживать вес массивного доспеха и… шестифунтовой пушки.
Толстая Мамочка – козырь «Соломенных плащей». Тяжёлый бог огня. Она в состоянии легко, на огромной цепи, таскать бронзовое орудие, которое в других случаях тащит четвёрка лошадей. И, кроме этого, килли несёт на спине два герметичных бочонка с порошком из сухого солнцесвета, а также три ядра и десять картечных зарядов в деревянных футлярах. То есть эта обычно молчаливая натура заменяет нам целую пушечную команду. Главное, не пускать Мамочку на болотистую почву – увязнет из-за веса, и семь потов сойдёт, прежде чем её выволочешь.
– Что стряслось? – Из-за того, что я не выспался, настроение у меня было как у медведя с больным зубом. Хотелось кого-нибудь сожрать.
– Кто-то использовал магию, – поведал мне Капитан. Не сказать, что он выглядел обеспокоенным. Впрочем, он не выглядит обеспокоенным, даже когда кто-то прижимает ствол пистолета к его затылку.
Я с невысказанным вопросом повернулся к Болохову. Росс провёл по пшеничным усам, подкрутил пальцами кончики и глухо пояснил:
– Перламутровая ветвь.
Все носители магии, каждый колдун, обладает той или иной гранью дара. Их принято называть ветвями и классифицировать по цветам, оттенкам или материалам.
Было глупо спрашивать у Болохова: «Ты уверен?» Он не ошибается.
За всю свою жизнь я был знаком лишь с одним таким носителем магии.
Одной.
Потому сказал:
– Перламутровые колдуны большая редкость. Сколько таких в Айурэ?
Капитан, наш великий всезнайка, задумчиво протянул:
– Один служит лорду-командующему и еще… несколько – Домам. Но сейчас армейские корпуса Грачей и Журавлей в Иле. Вероятно, в каком-то из них был такой маг.
Экая недосказанность. Капитан тактично умалчивает, что армейские корпуса этих Домов попали в переплёт, когда ломали ульи, не добились своего и теперь, разодранные в хлам, отступают, сами не знают куда, надеясь добраться до Шельфа.
Я устало потёр глаза, в которые словно песка насыпали:
– Возможно. Хотя и очень сомнительно. И?.. Нам какой толк от этого? Мы же всегда сами по себе.
– Антон говорит, что там растеклась кровь и надо подтвердить возможную смерть мага.
Я не хотел никуда ехать:
– Колдун Перламутровой ветви погиб? Серьёзно, Капитан? Это только если на него одновременно напала стая жеребят. А еще толпа мечтателей. И кто-нибудь из мозготрясов. А мы слишком близко к границе, здесь такие твари в подобном количестве не водятся. Не мне тебе рассказывать.
– Надо подтвердить, Медуница. – Он был любезно-настойчив. Грубо говоря, на нашего Капитана как залезешь, так и слезешь.
Я пощёлкал языком, посмотрел на всех них с едва скрытым раздражением. Право, нет худшего человека на свете, чем я, когда не высыпаюсь. В Иле мы давно, и за время путешествия сна у меня было катастрофически мало. Приходилось приглядывать за безопасностью отряда (с переменным успехом).
– Я, признаюсь, плохо соображаю, Капитан. Но понимаю, что если что-то убило колдуна, то это что-то может прихлопнуть и нас. Это первое. Второе же куда более существенно – Болохов не может использовать свои способности, если отряд наших разведчиков прижмут. Мы только что насытили цветок кровью того бедолаги, если потратим эту силу, то второй раз зарядить его не получится, даже если прибить Колченогого. Мы тут застрянем неясно на какой срок. Со всеми вытекающими последствиями.
– Не надо прописных истин, – с пренебрежением попросил росс.
Голова мягко кашлянул в кулак:
– Перламутровая ветвь – это всегда государственные служащие. Первая категория в табели полезных людей города. Они как ведущие учёные, генералы…
Я вздохнул, понимая, куда он клонит:
– Да-да. Ты на службе у лорда-командующего и не можешь проигнорировать такие новости. Особенно если кто-то из подобных людей попал в беду в Иле. По возвращении в город тебе придется доложить, и, если мы откажемся помочь, у нас будут неприятности.
Голова немного виновато развёл руками. Мол, простите, но здесь я не властен над законом.
– С нас семь шкур спустят в Фогельфедере, – пояснил Капитан, раз уж я пожаловался на то, что мои мозги с недосыпа плохо варят. Хотя и без него знал, что тайная служба лорда-командующего те ещё задницы. Проблем на наши плечи ляжет действительно много. – Если колдун мёртв, надо осмотреть тело. Если жив – узнать, не нужна ли наша помощь.
Перевожу сказанное на более понятный язык: если там мертвец, то недурно бы разжиться его личной руной и, возможно, не до конца разряженным солнцесветом. Если жив и мы поможем – это плюс «Соломенным плащам». Сильные мира сего не всегда склонны забывать добрые поступки.
– Как далеко отсюда? – с неохотой спросил я у Болохова.
Тот достал компас, поднял бронзовую крышку, наблюдая за капелькой крови, беснующейся под стеклом, возле буквы N.
– Полчаса. Или минут сорок на лошадях. Чётко на север.
Я подумал, прикинул.
– Это за Шайлестом. Ворота, полагаю. Что? В них полезем?
Ощущаете, как я горю энтузиазмом? Видела бы меня Элфи, обязательно сказала бы, что я веду себя как настоящий бука. И я бы ничего не смог ей возразить.
Бука и есть.
– Ты просто доведи, мы не пройдём мимо колдуна, пока след его волшебства остаётся.
Угу. Я ощущаю Ил и веду спутников так, чтобы он не трогал людей, не проникал в них какое-то время.
– Мы можем никого не найти на кладбище. Там твой компас бесполезен.
– Попытайтесь. – Проклятущий Капитан легко раздаёт наставления. Ему-то что? Когда мы уедем, отправится на боковую.
– Ну хорошо, – сдался я, ибо спорить всё равно бессмысленно. Проще убедить Светозарного стать паинькой, чем нашего командира свернуть с намеченного пути. – Давай попробуем. Я, Болохов, Голова. Кто ещё?
Капитан подумал:
– Колченогий и Сычик не спят. Пятерых достаточно?
– Да.
– Толстая Мамочка, – сказала Толстая Мамочка.
– Нет, – отмёл я кандидатуру килли. – Внутрь мы тебя не протащим.
Капитан одобрил, сказав нам всем:
– Туда и обратно. Не задерживайтесь. Если что-то опасное, плюйте на колдуна, я отвечу перед Фогельфедером. Болохов старший.
Мы с колдуном посмотрели друг на друга. В его ярко-голубых глазах промелькнуло нечто похожее на вопросительную насмешку. Раньше старшим назначали меня, потому что Ил – знакомая мне территория.
– Болохов старший, – без проблем признал я. – Во всем, кроме дорог и путей, которыми я веду отряд. И если говорю «стоп», все стоят. Или бегут, когда я кричу «караул!».
Росс лишь опустил веки, соглашаясь. Как бы он меня ни не любил, понимает, что я никогда не шучу и никогда не преувеличиваю опасности этого места.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ. НЕМНОГО КОБАЛЬТА
Шайлест мы обошли кружным путём.
Люди – самые оптимистичные существа во вселенной. В них живёт глупая надежда даже если следует изжить её трезвым разумом. В истории человечества был краткий период, когда Ил сочли пригодным для того, чтобы строить тут города. Лет сто, аккурат между победой над Птицами и спятившими Светозарными, мы лезли в Ил толпами, уходя всё дальше и дальше в него.
Результаты вышли плачевными, а города оказались заброшены. Так они и стоят до сих пор. Ну… те из них, что не сгорели в дни, когда бывшие соратники Когтеточки устроили грызню из-за права владеть рунами друг друга.
Ил – дурное место. А города в Иле – того хуже. Они существуют вне времени, не разрушаясь под ветром и дождями. Те, кто вползли в них, опасны. Тот же Хоффнунг, находящийся где-то за пределами всех троп, стал приютом Комариного Пастуха, одного из самых сильных Светозарных.
Шайлест – старая деревня, место отдыха для первых из тех, кто приходил сюда искать булыжники. Она слишком близко к Шельфу, чтобы в ней завёлся кто-то крупнее мозготряса, но это не повод рисковать здоровьем. Именно поэтому мы предпочли держаться подальше от заброшенного поселения.
Я повёл отряд через Седотравные поля так, что над лесом был виден лишь трёхгранный шпиль выжженной осквернённой церкви Рут – чёрный и зловещий.
Когда мы добрались до Ворот, Болохов извлёк компас, сверился с каплей крови, одобрительно кивнул.
– Здесь.
Я обвёл рукой открывающееся пространство:
– Мне бы побольше конкретики.
Ворота – овальное озеро, расположенное в гигантской природной воронке, примерно с четверть лиги длиной. Вода в нём карминовая, с белой кромкой острой соли вдоль галечного берега. Над озером, никогда не поднимаясь выше чем на полфута, часто висит густая сметана тумана, что делает это место ещё более нереальным, я даже сказал бы – жутким. Особенно если посмотреть на противоположную сторону, где мрачными исполинами торчат створки. Всего восемь. Каждая – это три бревна, сложенных в форме росской буквы «П».
Мы называем их вратами. Кто это здесь построил – неизвестно. Слишком много времени прошло с эпохи славных дел Когтеточки. Раньше врат было гораздо больше, но вода, соль, ветер, дожди подточили древесину. Теперь обломки лежали в озере, похожие на кости огромной ящерицы, покрытые белыми кристаллами соли.
– Интересно. – Голова по привычке поправил очки.
Он рослый и грузный, с бульдожьим лицом и пронзительными маленькими глазами. Порой мне кажется, что своим взглядом Тим Клеве из младшей ветви дома Пеликана, может заколачивать в стену гвозди.
Или людей.
«Голова» он потому, что умный, работает в университете и таскает в памяти архив библиотеки. Мой товарищ – птица иного, более высокого полёта, чем я. Никакого раздолбайства, никакого пренебрежения к сильным мира сего. Постоянная работа, уважение в обществе, карьера и всё такое.
Я как-то сказал ему, что за всей этой наукой, ботаникой и историей города он не видит настоящей жизни людей. На что мне резонно заметили, что «настоящая жизнь людей» – это всего лишь склад человеческих пороков и преимущественно смотреть там совершенно не на что. Мол, в книгах гораздо больше занимательного.
Как он женился-то при таком отношении – вообще загадка. Мою иронию Тим обычно воспринимает с каменным лицом, а реагирует на весёлые шутки только в качестве очень значительного одолжения и только из-за наших давних приятельских отношений.
Голова может быть вежливым, когда захочет.
– Они все рабочие? – Он смотрел на восемь П-образных врат.
– Слишком жирно берёшь. – Болохов следил за стрелкой компаса. – Вторые, третьи и шестые пока работают. Нам нужны последние.
– Третьи тоже уснули, – сообщил я и на невысказанный вопрос легко пожал плечами. – Ходил туда два года назад.
