Только вот время идет, а доктор все не появляется. Смотрю на часы, хмурюсь. Прошло уже больше часа моего ожидания.
Сказали же, он скоро придет, так почему до сих пор его нет?
Вздыхаю. И продолжаю терпеливо ждать.
Лечащий врач моего сына не простой человек, он может быть занят на операции или быть на консилиуме. В конце концов, у него мог быть обход!
Весь следующий час я занимаюсь тем, что пытаюсь найти логическое объяснение отсутствию новостей и нахожу еще несколько десятков причин почему ко мне никто не приходит.
А после…
Не в силах справится с нетерпением отправлюсь на пост.
Раз врач не приходит, так может меня проводят к сыну. Не могу уже больше ждать!
– Подскажите, можно мне увидеть Ванечку? – спрашиваю ту самую медсестру, которая показывала палату.
От одной мысли, что мой маленький мальчик где-то там один, на глаза наворачиваются слезы.
– Лечащий врач к вам подходил? Он разрешил? – тут же прилетают вопросы.
– Нет, – признаюсь голосом, полным разочарования. – Ко мне никто не приходил. Я так и не дождалась врача.
Девушка хмурится.
– Странно, – задумчиво произносит и переводит внимание на монитор.
– Что странно? – уточняю у медсестры, но она словно не слышит меня. Что-то читает, пишет и снова читает, а затем переводит на меня виноватый и растерянный взгляд.
– Он уехал, – ошарашивает меня новостью.
– Куда? – не понимаю. – На обед? – уточняю у нее.
Вполне нормальное объяснение отсутствия человека на своем рабочем месте, а если еще учесть время, то все может быть.
Конечно, мне дико неприятно, если так, ведь можно было зайти, а потом отправляться обедать, но ничего страшного. Потерплю.
Встречи с сыном я ждала долгие девять месяцев, затем еще пять дней в роддоме, так что еще час вполне подожду.
– Нет, не на обед, – сообщает с прискорбием. – Вячеслав Анатольевич сегодня больше не вернется. Он будет завтра.
– А… – слов нет. Горечь душит. – ААА… как же… я?
Медсестра смотрит на меня с сочувствием и печально поджимает губы. Мне так плохо, что я не могу сдержать слез.
Обидно.
– Мой сын где-то в вашей клинике, – произношу крепко стискивая зубы. – Один, – добавляю крайне эмоционально.
– Он не один, он под присмотром, – медсестра пытается меня успокоить.
– Он без меня! – вспыхиваю. Набираю в грудь побольше воздуха. – Проводите меня к нему! – требую.
Девушка округляет глаза, она явно не ожидала от меня такого напора и на некоторое время даже теряется.
А затем берет трубку и начинает куда-то звонить.
Пока ждет ответа, я все пытаюсь понять кому именно она набрала и почему-то первым делом на ум приходит охрана. Не врач.
Перед глазами тут же возникает картинка, как я отбиваюсь от бугаев, кричу и требую немедленно проводить меня к сыну. Меня внутри начинает трясти.
Только вот я в очередной раз делаю усилие над собой и крепко стискиваю зубы. Никому не позволю увидеть собственную слабость!
Держусь ради своего малыша.
– Пойдемте, – вдруг ни с того, ни с сего говорит медсестра. – Я провожу вас. – объявляет.
– В палату? – спрашиваю скептично, ведь ничего другого не ожидаю. – Дорогу знаю, не убегу.
Ловлю на себе красноречивый взгляд и замолкаю. Видимо, я не права…
– Я провожу вас к вашему сыну, – говорит терпеливо.
А у меня от этой новости сердце принимается стучать с бешеной скоростью.
– Правда? – спрашиваю на выдохе, медсестра кивает.
Нетерпение зашкаливает и мне его становится уже не удержать.
– Так пойдемте скорее! – прошу озираясь по сторонам не зная куда именно идти. Если бы знала, то точно уже была там.
Глава 4. Слава
– Кир, на твоём месте я бы ещё раз проверил пациента на наличие трахеопищеводного свища, – делюсь своими мыслями с другом.
Для меня картина болезни совершенно ясная и я не понимаю почему Игнатов с его гигантским опытом отвергает самый логичный вариант.
– Все косвенные признаки указывают именно на него, – кладу на стол историю болезни и смотрю на Кирилла.
Реально. Других причин быть не может.
– А я говорил! – с победоносным выражением лица заявляет Саня Хмельницкий. Он как и я шикарный диагност. – Вот видишь, даже Славка на моей стороне, – ухмыляясь кивает на меня. Салютует.
Я салютую в ответ.
– Ну не может его там быть! – восклицает Кирилл и в сердцах ударяет кулаком по столу. Он полон расстройства. – Я два месяца назад делал ревизию. Всё было в порядке. Ребенок прооперирован, пищевод пробужирован. Все хорошо.
– Все, да не все, – подначивает Саня.
Бросаю в сторону Хмельницкого предупреждающий взгляд.
Санек, конечно, тот еще фрукт. Он любого выведет из себя, но отстоит правду и сегодняшний консилиум собрался именно по его инициативе.
Они с Кириллом во мнениях разошлись.
– Может быть два месяца назад так и было, а сейчас снова нет, – убеждаю Игнатова.
Пусть он заведующий отделения в федеральном центре, но помимо этого статуса Кир еще отличный врач и должен понимать, что вполне мог пропустить свищ. Человеческий фактор, такое бывает.
Все мы не идеальны, как ни крути.
Иногда и самым лучшим из нас требуется помощь, ведь не даром говорят, что у каждого врача свой список спасенных и свое кладбище. Только вот чем врач сильнее, тем список спасенных длиннее.
Только вот далеко не все и не всегда зависит от врача.
– Кир, а ведь Слава прав, – подключается Скворцов.
Никита самый молодой из всех нас, но его имя уже на слуху. Ник шикарнейший нейрохирург, он со своими пациентами творит самые настоящие чудеса, иначе не скажешь.
– Слушай, – произносит задумчиво и перелистывает страницы выписных эпикризов, смотрит на даты. – Понимаю, что мой вопрос прозвучит некорректно, но я все-таки должен его задать.
– Говори уже, – отмахивается Кир.
– Ты не мог случайно повредить трахею? – уточняет. И тут же ловит на себе убийственный взгляд.
Но Ник упрямо смотрит на Игнатова и не тушуется, не отступает. Продолжает стоять на своем.
– Случайно, – еще раз повторяет и делает особый акцент на этом слове. – Все мы люди и от ошибок никто не застрахован.
– Надеюсь, ты прикалываешься сейчас, – недобро щурится Кирюха.
Опасненько… Есть вещи, которые лучше вслух не произносить.
– Кирюх, бракованного тросика не могло быть? – разряжая накаляющуюся обстановку в кабинете к разговору подключается Димка Ланской.
Он еще недавно работал в моей клинике, а теперь перешел к парням. Мне, конечно, его не хватает, но мы вырастили с ним достойную смену. Ник, Пашка и Марк многого стоят.
Они еще покажут себя.
– Сам знаешь, бывают такие партии, – продолжает развивать тему. – Заводской брак, подделка. Да мало ли что могло привести к повреждению!
– Исключено, – тут же отметает предложенные Димой варианты Серега Карпов. Он реаниматолог и ему явно виднее. – Поверь, если б в партии был брак, мы с Саней точно знали. Сам знаешь, такого пациента после обследования только прямиком к нам и отвозить.
О, да… Таких анестезиологов-реаниматологов, как Карпов и Хмельницкий днем с огнем не сыщешь. Мне порой кажется, что они с пеленок знали как людей спасать.
– Ну да, – кивая головой соглашается Саня. – Серега прав, брак отметаем. Здесь что-то другое, – произносит задумчиво. – Кир не мог повредить трахею. Думаем ребята.
– Тогда только образование нового свища, – соглашается со мной Никита и миролюбиво разводит руки в разные стороны. Пожимает плечами. – Другие вариков нет.
– Я делал ревизию, – жестко заявляет Игнатов. Он упрямо стоит на своем, не сдвинешь с места.
Вот и как его переубедить?
– Кир, ты ведь мог его пропустить, – добавляю спокойно, пытаясь понять, как такое в принципе могло выйти. – Сам знаешь, человеческий организм непредсказуем, а свищ-то крохотный, ребенок растет, пищевод и трахея тоже, вот и получается, что свищ увеличился.
Крайне редко, но такое бывает. Я лично с подобным не сталкивался, но как-то пару лет назад присутствовал на научной конференции и слушал доклад по заболеваниям трахеи. И про трахиопищеводные свищи в том числе.
– Нужно делать бронхоскопию, – безоговорочным тоном заявляет Скворцов.
– За эти два месяца у ребёнка было две пневмонии и три бронхита, – продолжая отстаивать свою точку зрения открываю историю болезни и показываю пальцем на прикрепленные выписки из инфекционного отделения соседней больницы. Там диагнозов хоть отбавляй.
– При каждой госпитализации были высеяны вирусы, – не уступает мне Миша Майоров. – Заметь, при каждой, – кивает на выписные эпикризы.
– Бокавирус? Риновирус? Парагрипп? – перечисляя обнаруженные у ребенка возбудители не скрываю своего скептического настроя. – Вы смеётесь? – изумленно смотрю на друзей.
Нет, конечно, отрицать трахиопищеводный свищ и сваливать всё на инфекцию куда проще, чем дать ребёнку очередной наркоз, провести ревизию трахеи и пищевода, а после этого готовить к очередной операции. Только вот никакого иного способа подтвердить или опровергнуть догадку у нас нет.
Достаточно сделать бронхоскопию и сразу станет понятно кто прав, а кто ошибался.
И почему-то я просто уверен, что ошибочное мнение у Майорова и Игнатова. Не у меня.
– А я вам говорил, что инфекционистам верить нельзя, – с ехидной ухмылкой заявляет Марк Гнатюк. Он как всегда в своем репертуаре, наш извечный приколист. – Нужно смотреть на клинику, – показывает жестом на историю болезни. – Она у тебя как никогда чёткая. Признаки смотри, а не чужие эпикризы считай!
– Это будет двадцатый наркоз у шестимесячной крохи, – Кир обречённо хватается за голову.
Он не меньше моего знает, чем это чревато. Только вот иного выхода нет.
Без наркоза невозможно провести обследование и выявить реальную причину. Нельзя провести операцию и иссечь свищ.
– Я буду с тобой, – отзывается Хмельницкий. – Дам самый лайтовый наркоз, – заверяет.
Прыскаю со смеху. Ну-ну.
Только ленивый не знает, что если хочешь избежать проблем и провести операцию без форс-мажора,то ни в коем случае нельзя идти в паре с Хмельницким.
Там, где Саня, всегда завал.
– Пожалуй, на обследование я лучше пойду с Серегой, – беззлобно говорит Игнатов. – Сань, без обид.
– Да ну тебя! – отмахивается Хмельницкий.
Ржем.
Мы с друзьями еще некоторое время обсуждаем другие варианты, все отметаем и приходим к выводу, что кроме свища ничего другого такую клинику не даст.
