Робин Хардинг "Тонущая женщина"

«Чека», конечно, никакого нет. Рэнди платит мне черным налом. Это противозаконно, но выгодно – и ему, и мне. В сущности, счета в банке я тоже больше не имею. Если бы был, все, что я зарабатываю, изымалось бы в счет погашения займов.

– Я не выдаю авансов, – отрезает Рэнди, отпивая глоток пенистого пива.

– Да я и не прошу всю сумму целиком, – не сдаюсь я. – Только сотню баксов. И всего на несколько дней.

– Нет. – Он ставит бокал на стойку. – Это мой принцип.

– Ну пожалуйста, – умоляю я. – Мне очень нужно.

Взгляд его непроницаемых глаз скользит по мне, оценивает. За несколько недель, что я работаю у Рэнди, я заметно подурнела: сказались стресс и нужда. Мне тридцать четыре, но я чувствую себя – и выгляжу – старше. Будь у меня косметика, я затушевала бы следы усталости и переживаемых невзгод, но сейчас все это без прикрас отражается на моем лице. Волосы я стянула на затылке резинкой, однако несколько завитков выбились и пушатся от влажности, исходящей из кухни. Неужели мой босс принимает меня за наркоманку? Думает, что деньги нужны мне на дозу?

– Моя машина припаркована за кафе, – быстро добавляю я. – Можешь сам убедиться, что окно разбито. Грабитель стащил мою сумку и телефон.

– Если я уступлю твоей просьбе, значит, мне придется и другим не отказывать, – равнодушно пожимает он плечами. – Извини.

Сердце в груди трепещет от паники. Я не могу спать, оставаясь легкой добычей для всех и каждого. Весенними ночами на улице свежо, но не холод, а страх не даст мне заснуть. Если объяснить Рэнди, что машина – это мой дом, что, если я буду спать в тачке с выбитым стеклом, меня могут изнасиловать или убить, пойдет ли он мне навстречу? Но я не могу ему это сказать. Гордость не позволяет. Плотно сжав губы, я иду на кухню за очередным заказом.

К столику у окна я приношу две тарелки с сосисками, яйцами и блинами. Меня благодарят кивком, и я выдавливаю вежливую улыбку. Мои усилия минимальны. Не то что в собственном ресторане. Там я постоянно была в зале, встречала и очаровывала посетителей. Здесь я официантка – подай-принеси. Я подхожу к соседнему освободившемуся столику, сгребаю в передник оставленную мелочь, собираю грязную посуду. На тарелке – полпорции подрумяненного на гриле сыра, соблазнительно нетронутого. По прибытии на работу я съела чизбургер, перед уходом поем яичницу, а сыр мог бы стать завтрашним завтраком. Чтобы не поддаться искушению, я опрокидываю на него чашку с остатками кофе. Не опущусь до того, чтобы есть объедки с чужой тарелки. Во всяком случае, пока.

В глубине кухни я сваливаю грязные тарелки и бокалы в раковину, а потом слышу:

– Эй, Ли.

Тон дружелюбный, располагающий к разговору, и я не сразу соображаю, что обращаются ко мне. Поворачиваюсь и вижу, что меня окликнул Винсент, наш повар. Он чуть моложе меня, подтянутый, жилистый, невероятно энергичный. Мог бы сделать неплохую карьеру, если бы не татуировки на лице, ограничивающие его перспективы. Над левой бровью выгибается скорпион, правую скулу украшает маленькая звездочка. Если у Рэнди глаза холодные, голубые, то у Винсента они черные, жгучие, аж дрожь пробирает. Мне он не нравится. Почему? Сама не знаю. Мы почти не общаемся, разве что по работе.

– Слышал, тебя ограбили? – интересуется Винсент, подходя ко мне.

– Да.

– Новый телефон нужен? – тихо спрашивает он, придвигаясь ближе.

Еще месяц назад я не представляла свою жизнь без смартфона, но сейчас новый мне конечно же не по карману. Тот, что был раньше, с моим всегдашним номером, я выбросила в мусорный бак за рестораном, а в дороге, пока колесила по стране, купила другой. Но теперь для меня Интернет – роскошь, не имеющая никакого значения для моего выживания. Да и не звонит мне никто. Разве что Рэнди может набрать, чтобы предложить поработать сверхурочно. Однако мне станет спокойнее, если я буду знать, что при необходимости смогу позвонить и попросить о помощи.

– Сколько?

– Я могу достать тебе тупофон[1 - Тупофон (англ. Dumbphone) – сленговый термин для примитивных сотовых телефонов-раскладушек, вновь ставших популярными в Америке после пандемии. (прим. ред.).], с предоплатой за два месяца вперед. Тридцать баксов.

Кнопочные телефоны служат разменной монетой: их обменивают на услуги, наркотики или деньги. Винсент, по всей вероятности, имел сомнительные связи, может быть, приторговывал наркотой. На телефоне, что он мне предлагал, не будет Интернета, но по нему я смогу звонить и посылать эсэмэски. Смогу обратиться в несколько автосервисов и выяснить, в каком из них замена стекла обойдется дешевле. Смогу договориться о том, что привезу машину на следующий день после получения зарплаты. Смогу написать сообщение сестре, просто чтобы выяснить, все ли у нее хорошо. Номер будет ей незнаком. Но, может быть, она и ответит.

– По рукам.

Винсент окидывает взглядом кухню.

– Мой приятель будет ждать тебя за кафе после твоей смены, – сообщает он и снова отходит к грилю.

* * *

Остаток вечера проходит довольно спокойно, без особых происшествий. Завязалась одна драка, но Рэнди и Льюис быстро уняли забияк. В полночь я сдаю свою смену, и Винсент ставит передо мной тарелку яичницы с беконом. Я ужинаю в глубине кафе, за маленьким столиком рядом с уборной для персонала. Кафе работает всю ночь, и в зале по-прежнему многолюдно – публика сменилась на более шумную и пьяную. Я ем неторопливо, тяну время, с ужасом думая о том, что мне придется провести ночь в открытой машине. Убедившись, что Винсент и другие работники кухни заняты своими делами, я украдкой сую в карман ржаной тост.

Наконец, беру свои сумки с пожитками и перехватываю взгляд Винсента. Тот кивает мне. Его приятель с телефоном ждет за кафе. Я выскальзываю из кухонной двери на улицу.

На тесной парковке четыре автомобиля и автофургон, доставляющий продукты. Пытаясь спрятать от чужих глаз разбитое окно, свой пострадавший автомобиль я поставила впритык к бетонной перегородке. В темноте светится красный огонек сигареты. Я иду на свет. Приятель Винсента стоит на краю стоянки, близ улочки. Он маленького роста, невзрачный, в худи и джинсах. При моем приближении лезет в карман джинсов и достает телефон-раскладушку.

– Предоплата за два месяца, – произносит парень. – Сорок баксов.

– Винсент сказал тридцать.

Он окидывает меня взглядом, видимо, решая, стоит ли со мной торговаться, но потом пожимает плечами.

– Ладно. Тридцать.

Я даю ему деньги – заработанные за вечер чаевые. Парень вручает телефон, сальный на ощупь. Я раскрываю «раскладушку». В лицо мне светят кнопки. Спасительное средство связи. Я бросаю телефон в сумку.

– Спасибо, – тихо благодарю я и, повернувшись, иду к своей машине.

Парень бросает окурок на тротуар.

– Хочешь подзаработать?

Я знаю, что ничего хорошего или законного он не предложит, но мне очень нужны деньги. Я не могу себе позволить швыряться предложениями.

– Допустим.

– Я мог бы тебе помочь, – улыбается он, играя пальцами в передних карманах джинсов. – Если ты поможешь мне.

Дальнейших объяснений не требуется: я знаю, чего он хочет. И впервые понимаю, как легко происходят такие сделки. Если ты в отчаянии, если у тебя больше не осталось ничего ценного, всегда можно продать себя. И всегда найдется кто-то, кто готов заплатить. Я смотрю на похотливый блеск его глаз и осознаю… что это займет всего несколько минут. И мои денежные проблемы будут решены, может быть, я даже сумею заплатить за ремонт машины. Но нет, до такого я еще не дошла. Надеюсь, никогда не дойду.

– Отвали.

– Как угодно, – пожимает он плечами. – Просто подумал, что тебе это может быть интересно.

Словно сделал одолжение мне. Натянув на глаза капюшон, парень прогулочным шагом идет прочь по улочке, а я кидаюсь к своей машине.

Глава 4

Я еду на север по шоссе I-5, поглядывая то на дорогу, то на датчик уровня бензина. Обычно так далеко я не уезжаю, но топлива еще почти полбака. Я направляюсь в фешенебельные прибрежные районы, где обитает интеллектуальная элита – владельцы небольших компаний в сфере современных технологий, врачи, юристы. Там я буду в безопасности – по крайней мере, от преступного элемента. В этих респектабельных жилых кварталах опасность для меня представляют частные охранники или какой-нибудь ревностный коп, желающий произвести впечатление на богачей. Они не могут допустить, чтобы утратившие гражданские права бродяги спали в своих машинах среди особняков, бассейнов и дорогих внедорожников. Но ведь меня же не арестуют… не должны. Скорее, просто попросят уехать, припарковаться где-нибудь в менее привлекательном месте.

Я аккуратно съезжаю с шоссе, не превышая дозволенной скорости. Водительских прав у меня теперь тоже нет, не хватало еще, чтобы меня остановили за пустяковое нарушение. Как восстановить водительское удостоверение, не имея при себе номера социального страхования? Или каких-либо доказательств того, что я жительница штата Вашингтон? Как вообще доказать, кто я такая? Но сейчас я слишком устала, чтобы думать об этом. Я еду на побережье. Мне всегда хотелось иметь домик на берегу океана. Конечно, нынешние обстоятельства – не то, о чем я мечтала, но пока сойдет и так. Местность мне незнакома, впрочем, как и весь город, но я петляю по тихим улицам, мимо погруженных в темноту солидных домов. Почти два часа ночи, и этим «белым воротничкам», промышленным магнатам необходимо хорошо выспаться. Невозможно заправлять миром с усталой головой.

Листва здесь густая. Большие деревья и пышная растительность скрывают жилые дома. Я еду все дальше, двигаясь в направлении охраняемой парковой зоны. Дома постепенно остаются позади, дорога заканчивается, упираясь в укромный пятачок – идеальное местечко под сенью гигантских кедров в окружении колючих кустарников ежевики. Мне представляется, как днем какая-нибудь семья оставляет здесь свою машину и пробирается через густые заросли к каменистому берегу, лежащему в нескольких ярдах ниже.

Припарковавшись, я тихо открываю багажник, достаю из него спальный мешок и бутылку виски. То, что осталось от заработанных за смену чаевых – всего восемь долларов, – я кладу в бумажный пакет, в который мне положили вчерашний маффин. Деньги я держу в разных местах, чтобы одурачить очередных воров. Однако в этом районе я избавлена от случайных грабителей.

Устроившись в водительском кресле, какое-то время я блаженствую в тишине и покое. Почему я раньше об этом не подумала? В каждом городе я прибивалась к товарищам по несчастью. Думала, что в сообществе бродяг мне гарантирована безопасность. Но такой вариант лучше, толковее.

Отхлебнув виски, я рукавом вытираю телефон. Заряда еще много, но завтра все равно надо будет купить с рук дешевое зарядное устройство. Номер сестры я до сих пор помню наизусть – раньше звонила ей с телефона в своем ресторане. Пальцы застывают над клавиатурой… Но что я ей скажу?

Только одно: прости. Впрочем, Тереза никогда не примет моих извинений. Да и с какой стати? Я поступила с ней жестоко, думая лишь о себе. И неважно, что я была в отчаянии, тряслась от страха, опасаясь за свою жизнь. Больше я ей не сестра. Это были последние слова, что я слышала от нее.

Я снова прикладываюсь к бутылке виски, пытаясь заглушить чувство отвращения к самой себе. Бросив телефон в бардачок, я кладу на колени нож. На всякий случай. И засыпаю, убаюкиваемая шумом океана, который врывается в разбитое окно.

* * *

Следующие несколько ночей после смены я езжу на север по шоссе I-5, пустынном в это время суток. Этот зеленый уголок становится моим ночным пристанищем. По утрам, просыпаясь, я по-прежнему ощущаю онемелость и ломоту в теле, иногда легкое похмелье, но голова менее ватная, и глаза не так сильно воспалены. Здесь тихо, сонное царство, так что легко поверить, будто в стоящих вокруг домах никто не живет. И все же признаки жизни есть: собака – большая, агрессивная – лает по ночам, охраняя чью-то собственность; бывает, где-то вдалеке заурчит роскошный автомобиль; рано утром садовник включает газонокосилку.

Но на третье утро я слышу нечто необычное. Звук тихий, но различимый в плеске волн, облизывающих берег. Который час? Бледное небо розовеет: значит, брезжит рассвет. Наверное, часов пять или шесть утра. Мне бы поспать еще пару часиков, чтобы хоть немного восстановить истощенные силы, но этот странный звук не дает уснуть. Я сажусь в своем разложенном кресле, напрягаю слух. Это женщина. Плачет.

Я открываю телефон. На дисплее высвечивается 5:52. «Ложись спать», – говорю я себе, снова откидываясь на спину. Какое тебе дело до незнакомки, плачущей на берегу? Но плач не прекращается. Всхлипы начинают действовать мне на нервы.

– Прости! – вскрикивает женщина.

И затем я слышу всплеск.

Я резко сажусь в разложенном кресле. Сердце гулко стучит, в крови гудит адреналин. Я никак не могу проигнорировать происходящее. Какого черта делает эта женщина? Сейчас апрель, вода в Тихом океане ледяная. Я вылезаю из машины, нахожу тропинку. Она заросла, почти не различима, но я продираюсь по ней к берегу. Едкий соленый запах океана чувствуется еще до того, как я выхожу к воде. Это каменистая бухта между скал. Камни покрывает мохнатая зелень водорослей. И я вижу ее – женщину. Она стоит по пояс в воде. На вид примерно моего возраста, с сияющими темными волосами, как у меня когда-то. На ней спортивный костюм по фигуре, дорогой. Всхлипы ее стали тише, но плечи трясутся. Она закрывает глаза. И уходит под воду.

Может, окунуться решила, поплавать? Но я знаю, что это не так. Не в одежде же, не в ледяной воде. И все же я жду несколько секунд, надеясь, что она вынырнет. Тогда я смогу вернуться к машине, посплю еще с часик, прежде чем снова отправлюсь на работу. Не хотелось бы вмешиваться и привлекать к себе внимание. Но я уже иду по скользким камням, на ходу сбрасывая обувь. Потому что женщина не выныривает.

Я забегаю в воду, меня обжигает ледяной холод. Очень скоро она, да и я тоже, окоченеем, не сможем пошевелить ни руками, ни ногами. Зайдя в воду по пояс, я начинаю плыть. Незнакомка ушла под воду в этом месте, но ее здесь нет. Должно быть, заплыла дальше, на глубину. Я набираю полные легкие воздуха и ныряю. Вода жжет глаза, все тело вибрирует.

Вот она. Уплывает от меня, но медленно – еле-еле двигает руками и ногами. Совершенно очевидно, что жизненные силы покидают ее. А потом она и вовсе перестает двигаться, ее тело обмякает. Длинные волосы вьются вокруг ее головы, как морские змеи. Энергично взмахивая и загребая руками, я быстро нагоняю ее.

Хватаю за куртку, вытаскиваю на поверхность.

Глава 5

Только мои ноги касаются каменистого дна, я чувствую, что женщина очнулась. Ее бездыханное тело оживает, и вдруг она начинает вырываться, отбивается от меня. Кричит:

– Отпусти! Что ты делаешь?!

– Спасаю тебя, – кричу я в ответ.

– Не надо! – вопит она. – Отстань от меня, убирайся!

Я отпускаю ее, но мы уже у берега. На заплетающихся ногах мы выбираемся из воды и падаем на камни. Я смотрю на женщину. Она хватает ртом воздух. Кожа у нее бледная, губы синие. Возможно, у нее переохлаждение или очень близкое к тому состояние.

– Побудь здесь, – говорю я мягко, но твердо, и по скользким камням карабкаюсь к тропинке.

Мой автомобиль открыт – кто хочешь залезай, садись и уезжай. Но в округе все еще спят. Взяв спальный мешок и виски, я возвращаюсь на берег. Женщина сидит на камнях – съежилась, обхватив себя руками и лбом уткнувшись в колени. Я накидываю ей на плечи спальный мешок и открываю бутылку. Делаю глоток и предлагаю выпить ей.

Пару секунд она смотрит на бутылку, потом молча берет ее и пьет. Мы несколько раз передаем виски друг другу, пока я не замечаю, что она уже не так сильно дрожит. Встает солнце, воздух постепенно теплеет, но у меня по-прежнему от холода зуб на зуб не попадает. Утопленница замечает это и приглашает меня под одеяло. Для меня такая близость непривычна, но я не отказываюсь – лишь бы хоть чуть-чуть согреться.

Какое-то время мы, сгорбившись, молча сидим рядышком, согреваясь под спальным мешком виски и теплом собственных тел. На занятиях по плаванию учат, что надо снять с себя мокрую одежду, дабы противостоять переохлаждению, но это было бы уже за гранью. Да и не очень-то долго мы находились в ледяной воде. Глотнув виски, я наблюдаю за проплывающей мимо моторной лодкой. Наверное, это вышел в море какой-нибудь любитель порыбачить на заре. Спас бы он эту женщину, если бы я не подоспела? Но, кажется, нас он вовсе не замечает; его лицо обращено к горизонту. Если бы я не услышала плач незнакомки, она бы утонула. Как, очевидно, и было задумано.

– Зря ты меня спасла, – произносит женщина. Голос у нее хриплый от спиртного и долгого крика. – Я не хочу жить.

– Я действовала, повинуясь инстинкту. Плаванием много занималась.

– Ну и дура, – усмехается женщина, искоса глянув на меня.

– Почему? – спрашиваю я. – Почему ты пыталась утопиться?

– Мне ненавистна моя жизнь.

– Мне тоже.

– Ты не понимаешь.

«Нет, это ты не понимаешь», – хочу возразить я. Вряд ли этой женщине в модном спортивном костюме и кроссовках, которые, наверное, вкупе стоят дороже моего автомобиля, живется хуже, чем мне. Но я не намерена с ней откровенничать. Да и вообще о чем тут можно спорить?

– Я несчастна… в браке. Моя жизнь невыносима. Муж жестоко обращается со мной.

– Так разведись. Зачем топиться-то?

Она издает невеселый смешок.

– Ты не понимаешь.

Она права. Это выше моего понимания. Моя личная жизнь уныла, не расцвечена страстями. Для меня на первом месте всегда была работа. Когда мне было двадцать с чем-то, я познакомилась с одним парнем – Андре. Мы с ним прожили вместе три года. Романтика изжила себя, пав жертвой невнимания и безразличия. Расстались мы по-дружески. Он оставил мне диван. С тех пор у меня были любовники, но серьезные отношения я завязывала редко. На это никогда не находилось времени, любовь никогда не становилась приоритетом. Пока я концентрировалась на своей карьере, меня вполне устраивал ни к чему не обязывающий секс. Так было проще.

– Мой муж – адвокат по уголовным делам. Он богат. Пользуется огромным влиянием. – Она делает очередной глоток. – И по сути своей садист.

Возможно, она преувеличивает – как только люди не называют своих партнеров, – но от ее слов я холодею. Что-то подсказывает мне, что ее характеристика точна. Муж этой женщины возбуждается, избивая и унижая других. Свою жену, например.

Она внезапно поднимается на ноги.

– Мне пора.

Я следую за ней по тропинке. Прямо у моей машины наши пути расходятся. Может, притвориться, что это не мой автомобиль? Что я тоже живу в одном из роскошных особняков, стоящих вокруг? Женщина смотрит на автомобиль, потом на меня, и я вижу, что лукавить бесполезно: она все поняла. Это – моя «Тойота». Это – мой дом.

– Тебя подбросить? – с запинкой спрашиваю я.

Ее взгляд скользит по затянутому полиэтиленом окну, по холодному тосту на приборной доске, по дешевому телефону в бардачке. На заднем сиденье – одежда: какие-то вещи аккуратно сложены, какие-то навалены ворохом. А потом я вижу нож на водительском кресле. Он лежал у меня на коленях перед тем, как я вылезла из машины. Она тоже его заметила?

– Я живу тут неподалеку, – отказывается она, отводя взгляд в сторону: она меня стыдится. – Восемь тысяч квадратных футов, на самом берегу. Но это тюрьма.

– Все лучше, чем жить так, – бормочу я, не отрывая глаз от своего дома на колесах.

– Нет, – возражает она. – Не лучше.