Робин Хардинг "Тонущая женщина"

С этими словами женщина поворачивается и уходит.

Глава 6

Мне бы еще немного поспать, но я насквозь промокла, в волосах застряли водоросли, на одежду и кожу налипла зеленая склизкая тина. От меня разит отвратительным соленым запахом залива Пьюджет-Саунд. Мне необходимо принять душ и переодеться. Обычно удается пару дней обходиться без душа, но в таком виде, как сейчас, на работу в кафе я прийти не могу. В неярком утреннем свете я быстро снимаю мокрые джинсы и, извиваясь, подпрыгивая, с трудом натягиваю облегающие черные лосины, которые сборятся на мокрых ногах. На куче грязной одежды на заднем сиденье лежит вчерашняя футболка. От нее пахнет жиром, спереди пятно от горчицы – или это яичный желток? – но, по крайней мере, она сухая.

Голова тяжелая, ватная, но я знаю, что должна собраться с мыслями и выработать план действий. Четкое понимание своих последующих шагов – необходимое условие для выживания, если ты бездомная. В округе наверняка есть общественный бассейн, где можно принять горячий душ, но я понятия не имею, в какой он стороне. Будь у меня мой смартфон, я бы погуглила, а в тупофоне Интернета нет. Я решаю двинуть на юг, в более знакомые районы, где обитают люди с невысокими доходами. Перед тем как тронуться с места, я прячу часть своих вещей в густых зарослях, чтобы не таскать их с собой. Вечером ведь все равно сюда вернусь. В этом укромном уголке я спала мирно… если не считать сегодняшнего пробуждения от плача женщины, которая пыталась утопиться.

Она не идет у меня из головы. Я думаю о ней, проезжая мимо спящих особняков и выруливая из лесистого анклава на шоссе. Полиэтилен на окне беспрестанно хлопает, что меня жутко раздражает. Должно быть, ее муж – чудовище, если она решила покончить с собой несмотря на то, что купается в роскоши и богатстве. Но зачем топиться? Есть куда более эффективные и безболезненные способы расстаться с жизнью. Впрочем, нельзя не принимать в расчет поэтическую натуру подвергающейся насилию женщины. Для нее войти в ледяные воды океана и отдаться на волю волн – красивая смерть. Если бы только я ей не помешала.

И все же было в ней нечто притягательное… Безыскусная элегантность, утонченность. Это было заметно даже когда она, грязная и дрожащая, сидела на склизких камнях после того, как я вытащила ее из воды. Обе насквозь промокшие, мы передавали друг другу бутылку виски, и я чувствовала, что очарована ею.

Наверное, потому что я отчаянно устала от одиночества. Когда моя жизнь стремительно полетела под откос, друзья разбежались от меня, как крысы. А моя лучшая подруга, родная сестра, меня ненавидит. Мне не хватает близкого человека, родственной души – того, что я принимала как должное, пока всего не лишилась. По своей вине. Я сама все разрушила. Но это не значит, что я не жажду дружеского участия.

Чем ближе к городу, тем плотнее поток машин на дорогах. Я еду мимо центра Сиэтла, направляясь в знакомый район. Я стараюсь не очень часто ходить в одну и ту же душевую – нельзя рассчитывать на вечную доброжелательность персонала, – но сейчас, пребывая в растрепанных чувствах от переутомления, я еду на автопилоте. И, неожиданно для самой себя, оказываюсь на той же самой парковке. Соблазн поскорее встать под горячий душ и помыться с мылом столь велик, что я не раздумывая иду в здание бассейна.

– Привет, – мямлю я, остро сознавая, сколь неприглядное зрелище собой являю. – Я потеряла пропуск.

На этот раз за стойкой администратора мужчина с густыми бровями и седой шевелюрой. Лицо у него суровое, отмеченное следами пережитых невзгод. Мне сразу становится ясно… в его сердце почти не осталось места для сострадания.

– Бассейн только для платных посетителей, – бесцеремонно отрезает он.

– Я заплачу. – Я лезу в карман за деньгами, что заработала в качестве чаевых. – Без проблем.

– Нет, – рявкает он, взмахом узловатой руки прогоняя меня. – Ты сюда не плавать пришла. Убирайся.

У меня нет сил притворяться.

– Пожалуйста, – умоляю я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Я только приму душ и сразу уйду.

Он смотрит на меня с отвращением, почти с ненавистью.

– Здесь не приют. Бродяг мы сюда не пускаем.

В вестибюль входят две женщины. Они весело болтают, но, завидев меня, умолкают. Их чистые волосы собраны в «конские хвостики», кожа, увлажненная лосьоном, сияет свежестью. Не так давно женщины, подобные этим, приходили в мой ресторан, с восхищением отмечая, с какой непринужденной уверенностью я управляю своим заведением, как мастерски нахожу взаимопонимание с персоналом и посетителями и получаю от этого истинное удовольствие. Я бы подошла к их столику, уточнила, все ли их устраивает, предложила бы дижестив за счет заведения. Возможно, они даже позавидовали бы мне. Но теперь я вижу в их глазах только подозрительность. И жалость.

И это еще оскорбительнее, чем грубость администратора.

Я спешно покидаю вестибюль.

* * *

В конце концов я нашла центр Ассоциации молодых христиан, где можно за плату воспользоваться спортзалом и душевой. После я отправилась в прачечную самообслуживания, где подремала на стуле, пока стирались и сушились моя одежда и спальный мешок, а потом поехала на работу. Как я ни старалась быть приветливой с посетителями, чаевых мне это не прибавило, и к концу смены я уже перестала утруждать себя любезностями. Со скудным заработком в кармане я снова еду на север в тот элитарный район, возвращаюсь в свое укромное ночное пристанище. В темноте ищу сумки, спрятанные мною в зарослях; вот они, на месте, к ним никто не прикасался. Я убираю вещи в багажник, раскладываю кресло и ложусь спать. Сплю крепким глубоким сном. Пока меня не будят.

Из забытья меня выводит резкий стук по стеклу над моей головой. Я резко сажусь, ощупью нахожу нож, лежащий у меня на коленях, хватаю его и вижу в окне лицо, освещенное сзади лучами восходящего солнца. Это не коп, не вор, не насильник. Это она.

Тонувшая женщина.

Глава 7

Я нерешительно открываю дверцу и выхожу из машины. Утреннее небо окрашивает персиковая заря, предвещающая ясный день; в свежем воздухе уже чувствуется дыхание тепла. На женщине другой дорогой спортивный костюм; темные волосы убраны назад, открывая безупречное лицо, на котором нет ни следа косметики. Но она выглядит иначе, мягче. Улыбается.

– Я вдруг поняла, что так и не поблагодарила тебя, – произносит она. – За спасение.

– Пустяки.

– Я думала, что хочу умереть. Но нет, не хочу. И я рада, что ты подоспела на помощь.

Я пожимаю плечами. А что тут скажешь?

Женщина снимает со спины маленький рюкзачок, расстегивает его.

– Я тут кое-что принесла. В знак благодарности. – Она вкладывает мне в ладонь маленький предмет. Гладкий, белый, с отверстием в середине.

– Это нэцкэ, – объясняет она. – Традиционно японцы-мужчины использовали такие фигурки в качестве подвесок на своих кимоно. Эта вещица вырезана из кости.

Я смотрю на миниатюрное изделие – изящную фигурку свернувшейся в клубок змеи.

– Мой муж их коллекционирует, – продолжает женщина. – Эта сделана в начале девятнадцатого века.

Я предпочла бы пакет бубликов. Или латте.

– Спасибо.

– Она довольно ценная. Сколько стоит, не знаю, на это авторская вещь, с подписью. – Перевернув фигурку, я вижу на дне фамилию мастера, написанную японскими иероглифами. – Продай, если хочешь. Или сохрани. Поставишь в своем новом доме, когда встанешь на ноги.

И сколько же такая может стоить? Спрашивать неудобно. Но если мне предложат за нее хотя бы сто баксов, продам не раздумывая. Ценю чувства незнакомки, но деньги для меня сейчас важнее, чем безделушка.

– И еще… – женщина снова запускает руку в рюкзак и вынимает бумажный пакет, – …завтрак.

Это уже существеннее. Еда. Да еще бесплатная. У меня урчит в животе.

– Поедим на берегу? На восход посмотрим? – Не дожидаясь моего ответа, она идет к тропе. Бросает через плечо: – За машину не бойся. Я каждое утро здесь бегаю и ни разу никого не видела.

Я следую за ней к океану.

* * *

Мы устраиваемся на обесцвеченной серой коряге, которую некогда вынесло на берег волнами, и женщина раскрывает бумажную упаковку.

– Я – Хейзел, – представляется она, передавая мне булочку с кунжутом. – Сама испекла пару дней назад. Ничего свежего приготовить не могла. Бенджамин бы заметил.

Бенджамин. Ее муж. Садист.

– Так что с тобой случилось? – любопытствует она, кладя мне на колени блестящее красное яблоко. – Почему ты живешь в машине?

Рассказать ей, что я была преуспевающим ресторатором? Что наконец-то осуществила свою мечту незадолго до того, как разразилась эпидемия ковида? Что сделала все возможное и невозможное – законное, незаконное, аморальное, – дабы удержать свой бизнес на плаву? Нет, не могу.

– Пандемия, – бормочу я, откусывая булочку – воздушную, мягкую, с начинкой из арахисового масла и меда. Это вкус моего детства, и у меня сдавливает горло от тоски по более беспечным временам.

– Да, многие пострадали, – признает она, устремив взгляд на горизонт. – А Бенджамин, наоборот, еще больше разбогател.

– А с тобой что случилось? – спрашиваю я. – Чем ты занимаешься?

– Делаю то, что мне велят, – пожимает плечами она, поворачиваясь ко мне.

– Бенджамин?

Она снова отводит глаза, смотрит на океан.

– Да.

– Но у тебя же наверняка есть своя собственная жизнь.

– Как тебя зовут? – отвечает она вопросом на вопрос.

Я почему-то медлю с ответом, подумывая о том, чтобы назваться не своим именем, но в конце концов говорю правду:

– Ли.

– Так вот, Ли, мой брак исключает всякую возможность иметь свою собственную жизнь.

– Не понимаю.

Хейзел смотрит на часы «Эппл».

– Черт. – Она вскакивает на ноги. – К половине седьмого мне нужно быть дома.

– Почему?

– Иначе буду наказана.

– Хейзел, в нормальном браке так не бывает. Это скорее отношения между хозяином и рабыней.

– Так и есть.

Она уже карабкается по камням к тропинке, и я не успеваю спросить, всерьез ли она.

Глава 8

На следующий день – зарплата. А у меня выходной, но я с утра еду в кафе, чтобы получить заработанные деньги. Я надеялась, что Хейзел опять придет, принесет мне на завтрак что-нибудь, тайком прихваченное из дома, и мы немного поболтаем. Но она не пришла. Может быть, Бенджамин разрешает ей совершать пробежки не каждое утро? Или она решила, что одно бесплатное угощение и японская фигурка – достаточная благодарность за спасение ее жизни.

Рэнди по прилавку придвигает ко мне конверт с деньгами, на вид – совсем легкий. В кафе я работаю нелегально, и он вправе платить мне столько, сколько пожелает. Правда, относительно жалования договоренность между нами есть, так что этого вполне должно хватить на замену стекла в машине, и еще останется. Меня ждут в автомастерской, расположенной в нескольких милях от кафе «У дядюшки Джека». Мастер, говоривший со мной по телефону, обещал заменить стекло в тот же день, но предупредил, что за срочность возьмет дороже. За починку машины я готова отдать все свои сбережения. По ночам слишком холодно, чтобы спать практически на улице, к тому же это небезопасно. Идти в меблированные комнаты я боюсь, ведь там за стенкой может оказаться отсидевший в тюрьме преступник, торговец наркотиками, а то и кто-нибудь похуже. А ночевать в приюте мне пока гордость не позволяет.

В автомастерской я – первый клиент. В конторе сидят четверо механиков в рабочих комбинезонах, потягивают кофе, треплются о том о сем.

– Я вам звонила, – говорю я, входя в помещение. – Мне нужно заменить стекло в машине. Сегодня. – Я протягиваю ключи, которые у меня забирает немолодой мужчина с седыми волосами, завязанными в жидкий конский хвостик.

– Можно и сегодня, но это будет недешево.

– Знаю.

Он окидывает меня взглядом водянистых глаз, скептически вскидывает брови.

– Деньги-то у вас есть?

Я знаю, что похожа на нищенку: нездоровая бледность, непричесанные волосы, мятая одежда. С течением времени я утратила облик компетентной, энергичной, уверенной в себе женщины. Теперь все во мне говорит о том, что я слаба, сломлена, на мели.

– Есть, – резко отвечаю я.

Он ставит на стол чашку с кофе.

– Хорошо. Заберете машину в конце рабочего дня.

– Я подожду здесь.

– Ладно. – Он кивает в сторону кофейника, рядом с которым стоят стопка бумажных стаканчиков и банка с сухими сливками. – Для клиентов кофе бесплатный.

Механики неохотно разбредаются по рабочим местам. Мое присутствие им мешает. Я наливаю себе стаканчик, добавляю сухие сливки и размешиваю их палочкой. Кофе на вкус отвратительный, но приступы голода притупляет. В выходные в кафе меня бесплатно не кормят, так что приходится искать способы питаться подешевле. Во всяком случае, в комнате ожидания тепло и безопасно, никто меня не прогонит. Я же клиент. Мне можно сидеть здесь целый день.

После третьего стаканчика кофе я чувствую, что мне становится нехорошо. Горло щекочет, и я списываю это на счет мерзкого напитка. Но когда меня начинает знобить и появляется ломота в костях, я понимаю, что заболела. Должно быть, это простуда, а может, и грипп. Неудивительно, что я подцепила какой-то вирус. Я недоедаю, изнурена, к тому же, спасая Хейзел, сильно замерзла. Но болеть мне нельзя. Выживать и так непросто, даже будучи здоровой.

Мне бы выпить куриного бульона и чаю, принять лекарство от простуды. Поспать часов двенадцать в удобном положении. Но в автосервисе нет ни бульона, ни чая, ни лекарств, да и спать здесь нельзя. Я должна сидеть и быть начеку. Это коммерческое предприятие. Я обхватываю себя руками, прижимая свитер к телу. На минуту закрываю глаза, жалея себя. Вселенная наказывает меня за мои грехи. Я заслужила эти страдания.

Через какое-то время в конторе появляется один из механиков, за ним идет клиент. Они подходят к рабочему столу, начинают обсуждать стоимость замены треснувшего лобового стекла. Я опускаю глаза, неотрывно смотрю на остывший кофе. Мужчины как будто меня не замечают, хотя меня бьет мелкая дрожь. Я еще крепче обнимаю себя, потираю предплечья. Здесь включен кондиционер? Почему мне так холодно?

Механик удаляется в мастерскую, клиент идет к выходу. Когда проходит мимо меня, я бросаю на него мимолетный взгляд. Он среднего роста, но со спортивной фигурой; одет в потертые джинсы и тонкую футболку, подчеркивающую мускулистость его тела. Жилистые руки украшают татуировки. Одна из них – череп – явно сделана не в тату-салоне. Он примерно моего возраста, может, немного моложе. В былые времена я, возможно, улыбнулась бы такому парню, даже пококетничала бы с ним. Но, когда он бросает в мою сторону ответный взгляд, я опускаю глаза, смущенно меняю позу. Выгляжу я, должно быть, так же ужасно, как чувствую себя, а то и похуже.

Мужчина уходит. Оставшись одна, я подтягиваю к груди колени, кладу на них голову. Все тело пульсирует, в носовых пазухах нарастает давление. Я не ела со вчерашнего вечера, но аппетита нет. Однако подкрепиться бы не мешало. Тогда, возможно, меня бы не так сильно мучили тошнота и головокружение.

Входная дверь открывается. Я резко поднимаю голову. Это он, тот самый клиент, который только что ушел. Он вернулся и смотрит прямо на меня, озабоченно сдвинув брови. Его губы – угрюмая складка. Он протягивает мне руку. В ней – апельсин.

Наши взгляды встречаются. В его глазах не жалость и сочувствие – просто человеческая порядочность. Я невольно обращаю внимание на их цвет: они светло-коричневые, с зелено-золотистыми крапинками. Я принимаю его дар. Это всего лишь апельсин, но у меня от волнения ком встает в горле.

– Спасибо.