– Мрут, суки! – заорал Хуеморген. – Мрут!
Витенька принялся палить из пистолетов залпами, остальные наши навалились на темных всей Ордой и принялись месить самым некультурным образом, а Кузя, засранец, бегал по ближайшей крыше и орал:
– Я заснял, я заснял!
* * *
На самом деле Проспект понес серьезные потери в уличных боях и при прочесывании кварталов. Не меньше трех десятков было убито и полсотни – ранено за последний час.
Воодушевленные первыми легкими победами, одержанными благодаря негаторам и внезапности, вооруженные люди и нелюди бросались в опрометчивые атаки, вступали в перестрелки и рукопашные схватки – и гибли от темного колдовства. Мы с ордынскими не могли прикрыть всех, точно так же, как и ограниченный радиус действия полицейских артефактов не мог обеспечить защитой каждого из отрядов Щербатого и Евгеньича. Я даже подумал, что несколько групп из наиболее опытных и экипированных бойцов действовали бы более эффективно, но после того, как один из двух негаторов Щербатого был продавлен совместными усилиями дюжины темных и лопнул, взорвавшись тысячью осколков и искалечив пару десятков снага, – бросил судить о войнах Тверди земными мерками.
После часа боев темных осталось около двадцати, они отступили на фабрику альтернативного протеина, недалеко от клиники Финардила и той самой «бабы с цыцками». Евгеньич, весь в пыли, грязи и – почему-то – в паутине, отплевываясь и выковыривая мусор из бороды, подошел ко мне и сказал:
– Умыли нас кровью, гады… Но мы тринадцать сукиных детей выкурили и прикончили. Я стрелков расставил по крышам, лупят по окнам фабрики, если хоть занавеска шевельнется. А у вас что?
– В первом бою десять прижучили, потом народ раздухарился, начали лезть на рожон… Погибших и раненых много, сейчас в клинике ими занимаются. Горазды они драться, эти темные, а? Но молодые все, неопытные! Кидались на нас чуть ли не поодиночке, вот и дохли… А если б сразу, одним кулаком…
– Я думаю, Бабай, ты сам не представляешь, насколько прав. Тут одна молодежь. Слабосилки, пустоцветы. Ни одного настоящего мага! Вот, смотри. – Евгеньич открыл ладонь и продемонстрировал два колечка из какого-то странного черного материала с невзрачными камешками. – Вот тебе и плети. У меня есть один парень – Шмель, тоже пустоцвет, но магию чует. Говорит – без этих цацек ни черта бы у них не вышло. Черный туман – это их максимум. А черный туман что? Пшик! Страху нагнать, с толку сбить… Еще и за ссыльных их выдали, смекаешь? Если бы Ермоловы хотели взяться за Маяк всерьез – они прислали бы парочку своих боевых магов, и тогда мы все тут жидко обосрались бы. Ладно, ладно, у тебя и девчонок твоих, может, что и вышло бы, но…
– И я бы тоже жидко обосрался, – кивнул я. – Что уж тут скрывать.
Роксана, например, в свое время скрутила меня в бараний рог и ляпнула о рубероид, ничего не спрашивая. Ну да, тогда я еще не делал антимагические татуировки, но лопнувший артефактный негатор показал, к чему может привести самонадеянность в противостоянии с чародеями. Да и Роксана не была боевым магом, она на медэвакуации специализировалась. И на разбивании мужских сердец – тоже. Интересно: как-то там поживает Петенька Розен? Взяла она его в оборот или еще нет?
Подошел Щербатый вместе с какой-то тетенькой в грязном розовом брючном костюме, претендовавшем когда-то на стиль и качество. Тетенька тоже когда-то претендовала на стиль и качество: на голове ее виднелись следы пышной прически, на лице – макияжа и пирсинга, на руках – ногтевых имплантов, модных в этом сезоне. Важная женщина, должно быть. Была. Каких-то два-три часа назад.
– Это-нах Вера Павловна-ять, владелица фабрики-врот, – сказал Щербатый. – Она хочет что-то попросить.
Мы выжидательно уставились на Веру Павловну. Тетенька помолчала какое-то время, а потом сказала:
– Можно я убью хотя бы одного из них?
Однако, заявочки! Не совсем то, что ожидаешь услышать от респектабельной бизнес-вумен.
– Идея в общем-то понятная, – сказал Евгеньич. – Но хотелось бы подробностей. Не в смысле способа умерщвления врагов, а в смысле причин такой просьбы.
– У меня девочки работали… – Вера Павловна покачалась с носков на отлетевшие каблуки и обратно. – Хорошие девочки, молоденькие. Я их в земском интернате под Псковом забрала, год назад, сразу после выпуска. Как дочки мне были. Общежитие я им сделала тут же, около фабрики. Ремонт, электричество, водопровод. Зарплата нормальная. Я ведь сама интернатская, хотела, чтоб… А темные с ними… Там главный у них, старый такой – очень страшный, вытворял ужасы…
Вдруг она зарыдала. Твою-то мать, ну что за дрянь-то такая? Определенно: Тьма – это не моя тема. И не урукская, скорее всего, хоть мы и зовемся черными. «Вытворять» – это не наш метод. Дать дубиной по голове и утащить – это может быть, но прямо чтоб «вытворять»… Евгеньич в это время приобнял Веру Павловну за плечи, женщина плакала взахлеб, не могла остановиться.
– Негатор у кого-то остался? – мрачно поинтересовался я.
Щербатый извлек из недр своих штанов нечто округлое и блестящее, похожее на снитч из Гарри Поттера. Евгеньич отстранился от плачущей фабрикантки и вынул из разгрузки еще один золотой шарик.
– Надо? – Ушлый тип, еще две штуки-то где-то заныкал!
– Давай. – Я поймал их, один за другим, и сунул в карманы кофты. – Эй, друг Хурджин! Нужна твоя помощь!
– Ты чего задумал? – поднял бровь бородатый сталкерюга.
– Урукский метод воспитания, – мрачно усмехнулся я. – Действует безотказно.
* * *
Прижатые огнем из стрелкового оружия и ручной мортиры Щербатого, темные и носу не казали из фабрики. Мы с троллем перебежали небольшую забетонированную площадку перед воротами в погрузочный цех. Из-под пластинчатых рулонных ворот клубился черный дым. Синяя шкура Хурджина покрылась пупырышками, он ежился. Еще бы ему не ежиться – с какого-то хрена я затупил и забыл про то, что атомарная татау у тролля выцвела – точно так же, как и все остальные! Магия его могла плющить в полном объеме. Как это вообще работало, почему у того же Хуеморгена татау держалась, а у тролля или Лаврика – нет? От чего это зависело?
Версия у меня имелась, но какая-то довольно идиотская, так что я не торопился брать ее за аксиому. Тем более – времени думать не было.
– …Месть беспощадная всем супостатам!
Всем паразитам трудящихся масс!.. – рычал я сквозь зубы, настропаляя себя, пока Хурджин подобно домкрату поднимал ворота одной лишь силой своих мускулов.
Мышцы великана-тролля бугрились, вены вздулись, тяжелая металлическая конструкция сантиметр за сантиметром поднималась. Вокруг разверзся ад: наши, проспектовские, в пару сотен стволов принялись гасить по окнам и всем остальным отверстиям фабрики, отвлекая внимание. Едва расстояние между кромкой ворот и бетонным полом оказалось достаточным, я принял упор лежа и покатился колбаской внутрь, нежно прижимая к себе кард.
Темные не были идиотами, они засекли попытку проникновения и всемером ждали меня тут же, на металлическом настиле-возвышении в противоположном конце цеха. Их главный – похожий на птицу седовласый мужчина с горящим взором – тоже был тут.
– Убейте его! – закричал седой и ткнул в меня пальцем, как будто в этом была какая-то необходимость.
– У него негатор! – истерично выкрикнула какая-то деваха в черном плаще, вся истыканная пирсингом, как новогодняя елка – игрушками.
– Грузим! – Команда последовала незамедлительно, и я почувствовал, как один из драгоценных артефактов стал жечь мне карман, нагреваясь.
Эти суки и подумать не могли, что у меня их два! И уж точно не ожидали, что я в перекате умудрюсь выхватить почти добитый негатор из кармана и швырнуть – прямо в лоб седому падле! Швыряться ультраредкими артефактами ценой, наверное, во всю эту фабрику? А почему бы и нет, это ведь не мой негатор! Полиция спонсирует!
Глаза седого и всех его клевретов с максимальным недоумением следили за полетом диковинного снитча, но их напряженные лица говорили о том, что моментально прекратить «грузить» темные не могли. Седой успел отдернуть голову, и в рожу ему шарик не попал… Но легче от этого выродку не стало: артефакт лопнул за спиной главы налетчиков, и башка его тоже лопнула, получив самую большую порцию золотых осколков.
Остальным тоже пришлось несладко, особенно после того, как я добрался до них с кардом и стало очевидно, что одного выведенного из строя негатора недостаточно, чтобы предотвратить их скорую и зверскую гибель. Я разрубил на четвертинки двоих, прежде чем остальные поняли, что темные плети не причиняют мне вреда, и, подпустив туману, попытались скрыться внутри здания.
Раздался крик Хурджина, возвещающий о том, что ворота подняты, послышался топот ног соратников. Я решил не терять времени и побежал по заполненным мраком коридорам за паникующими темными. Идиоты, они захотели сбить с толку черного урука тьмой и чернотой!
За моей спиной тролль месил своими огромными синими кулаками какого-то выловленного им среди стеллажей с ящиками парня. Так вот что значит «оставить мокрое место»!
Через секунду я уже проник внутрь завода и замер, пытаясь осознать произошедший здесь кошмар. Картины разрушений, отвратительного насилия и бессмысленного вандализма на фоне и без того блевотных ферм по изготовлению сырья для альтернативного протеина производили самое гнетущее впечатление. Расчлененные и изломанные тела, кровь и дерьмо на стенах, повсюду – какие-то ошметки и огрызки, вся мебель – разбита, в цехах и комнатах царит зловоние…
Впереди замелькали фигуры пытающихся удрать врагов. Никто не хочет расплачиваться за свои деяния!
– Куда-а-а?! – Я подцепил кардом одного из вопящих темных за ключицу и подтянул к себе. – Иди сюда, пас-с-с-скуда!
В глазах этого плотненького прыщавого джентльмена плескался ужас: он ведь раз за разом пытался призвать свое главное оружие – темные плети, но ни хрена у него не получалось. Я ухватил его за глотку и поднял в воздух:
– Откуда вы вообще беретесь, а? И поверить не могу, что оттуда же, откуда все остальные мальчики и девочки! Что за порода существ такая, которая, получив малую толику власти и силы, начинает вести себя как настоящие мрази! Слушай, обязательно было мучить девочек, а? Тебе лично какой с этого прок, придурок?
Ответить он, конечно, не мог. Рожа его посинела, как у того Хурджина, язык вывалился… Вот же ять, так и убью его и ничего не узнаю! Прислонив ублюдочка к толстому стеклу одной из протеиновых ферм, я дал ему по щам раз-другой, так что голова его моталась туда-сюда по весьма впечатляющей амплитуде, и очень вежливо спросил:
– А сколько вас всего на Маяк пришло?
– Мбрбрбдесят… – выдавил из себя темный.
– Что это за язык морских ежей, а? Можешь нормально сказать? Или мне открыть крышку и запихать тебя в этот аквариум? Нет? Кажется, то, что вы сделали с местными, было менее милосердным, а? – Ну да, говорящий о милосердии урук – это оксюморон, но я-то был не совсем уруком, мне как бы не возбраняется.
– Пятьдесят семь… Шестнадцать отроков и сорок детских… И Седой Антип… – Кажется, мой собеседник обделался от страха, но по сравнению с окружающим меня кошмаром это было пустяком.
– А?! – Местные реалии мне были еще не очень хорошо знакомы, но я понял, что это имело отношение к чему-то вроде княжеских дружин. – Ермоловские? Кто послал?
С Седым Антипом вроде всё уже было предельно ясно, добавочной информации не требовалось.
– Младшая дружина… Личная сотня его благородия Клавдия…
– Поня-а-а-тно… – протянул я, шваркнул темного башкой о бронестекло, потом связал руки и ноги его же плащом и заорал во всю мощь луженой урукской глотки: – ЕРМОЛОВСКИЕ, СДАВАЙТЕСЬ! ВСЕ ЧЕТВЕРО!
– Нас семеро! – крикнул кто-то из глубины фабрики.
– ДА МНЕ ПОХЕР! СДАЮТСЯ ЧЕТВЕРО! ОСТАЛЬНЫМ ЖОПА!
Надо будет еще пройтись посмотреть, не выжил ли кто из подранков в погрузочном цеху. Децимация по-урукски не терпит разночтений: выживает каждый десятый. Надо будет кому-нибудь из ублюдков руки обрубить, если вдруг шестой живой нарисуется. Если их было пятьдесят семь, то выжить должно пять целых семь десятых, получается!
– Какая страшная математика, – сказал Евгеньич, присоединяя новый магазин к автомату и передергивая затвор. – Никогда не слышал ни о какой урукской децимации.
Он со своими бродягами уже, оказывается, проводил зачистку помещений. Мероприятие им было хорошо знакомо, разве что вместо хтонических чудищ противниками выступали ермоловские темные паскуды.
– Держи негатор, – протянул я ему золотой шарик и подумал, что с дурной привычкой размышлять вслух нужно завязывать как можно скорее.
– Спасибо, пригодится. Второй шарик угробил? Эх, Перепелка разозлится… А что с теми четверыми мразями делать будем? Ну, если они действительно сдадутся? – Мужчина смотрел на меня испытующе.
– Сделаю каждому татуировку члена на лбу и отпущу обратно к их ублюдочным хозяевам, чтобы и пердануть в сторону Маяка боялись, – категорично заявил я.
– Хо-хо! – Щербатый тоже был уже тут, в окружении своих зеленокожих прихлебателей. – Мне нравится!
– Но это объявление войны, – резонно заметил рассудительный Евгеньич. А потом запустил пятерню в свою густую шевелюру и задумчиво проговорил: – Но они первые начали, верно?
– Мы сдаемся! Но нас семеро! – снова закричали из глубины заводских помещений.
– Децимация, значит? – Сталкер пожал плечами. – Ну пусть будет децимация. Первых четверых пакуем, остальных я пристрелю. А! Еще одного нужно Вере Павловне оставить.
– А можно… – Щербатый кровожадно переглянулся со своими снага.
– Можно, – сказал Евгеньич. – После того, что они тут сотворили – можно.
И мне как-то не хотелось с ним спорить.
Глава 6. Инструктор по фитнесу
Сан-себастьянский полицмейстер полчаса материл Перепелку последними словами, а потом сорвал с него погоны и отобрал полицейский значок. Киборг стоял как оплеванный, но кибернетический монокль старого вояки яростно сверкал, говоря о тяжелой внутренней борьбе, которая происходила в душе вахмистра, а еще – о том, что его аугментированные органы теперь работают.
– …шомполами запорю! – закончил полицмейстер, и его брыли прекратили трястись. – До конца жизни расплачиваться будешь у меня!
Вообще, глава местных стражей порядка оказался на редкость неприятным типом: толстый, краснорожий, пуговицы мундира едва-едва держались на объемном пузе, штаны с лампасами, казалось, порвутся на массивной заднице. Бакенбарды у полицмейстера были потные, а фуражка напоминала авианосец – огромная, с охренительным трамплином. Я чувствовал: еще немного, и Перепелка его убьет. А потому во избежание такого досадного развития ситуации подошел к этой парочке, перешагивая через уложенные ровными рядами трупы темных, и спросил нараспев, вспоминая одного опального земного певца с сомнительной общественно-политической позицией:
– Сколько денег? – И проникновенно посмотрел в глаза большому чину.
– А? А ты что за образина, мать твою? – удивился полицмейстер.
– Сколько денег нужно тебе, чтобы стать счастливым? Сколько? – поинтересовался я.
– Два негатора, – мрачно проговорил Перепелка. – Пятьдесят тысяч! Бабай, не лезь. Это мое дело.
– Ошибаешься, Кузьма Демьяныч. Это НАШЕ дело. Очень хорошее дело, и сделали мы его вместе, и отвечать за него тоже будем вместе! – Я хлопнул вахмистра по плечу, тому, которое состояло из мяса и костей и не было покрыто хромом.
– Вы как себя ведете, когда разговариваете в присутствии муниципального полиц-мей-сте-ра?! – Кажется, если бы начальник полиции надулся еще немного, то его бы на хрен разорвало.
– …Встать, когда говоришь с под-по-ру-чи-ком! – передразнил его я. – Падажжи, ща все порешаем, будут тебе твои деньги! И не ори на вахмистра, ладно?
– Да ты! Да я! Я тебя! – Он воздел руки к небу и, кажется, надеялся, что Зевс разверзнет небеса и поразит меня молнией из жопы.
– Ни-хре-на ты не сделаешь мне, господин полицмейстер. – Мне и вправду было смешно. – Сейчас, буквально через три секунды, ты выпучишь глаза и побежишь отсюда…
– Что-о-о-о?
– …сверкая пятками, потому что…
– Комисса-а-а-а-ар! Аре… – Он не успел договорить и заткнулся, действительно выпучив глаза, потому что сирена гражданской обороны завыла со страшной силой, возвещая о начале нового инцидента.
– …потому что начнется инцидент, – усмехнулся я. – А денежки вахмистр выплатит, даже не сомневайся.
Тот самый комиссар, который должен был меня арестовать, мигом врубился в ситуацию и приказал своим тяжеловооруженным добрым молодцам сопроводить полицмейстера в конвертоплан. А не таким добрым молодцам – экипированным пожиже и служащим к земле поближе – пришлось грузить трупы ермоловских темных в полиэтиленовых пакетах в броневики.
Они все свалили, весь этот спецназ, все эти крутые парни с модными стволами и в классной экипировке, и оставили нас – шелупонь и отребье из трущоб – разбираться с инцидентом. Отчего бы и не разобраться? В конце концов, летучие мыши с размахом крыл в полметра и со свинскими рожами – это в целом пустяки. Дело житейское.
* * *
Наверное, стая полетела бы в Новый Город, и с ней пришлось бы воевать полиции, турелям, роботикам и прочим обитателям благополучной части Сан-Себастьяна. Но мы, как назло, целой толпой бродили по улицам и разгребали бардак, оставленный темными, помогали пострадавшим и налаживали новые торговые цепочки и межличностные отношения. Даже «буржуйчикам» уже было понятно – Маяк должен держаться заодно. И мы были отличной мясной приманкой для монстров.
Так что атаки летающих тварей нам пришлось отбивать тоже вместе. Всё-таки три сотни бойцов, готовых к сражению – это не то же самое, что обыватели, которых инцидент застал со спущенными штанами – на унитазах и с ложками борща в руках – на кухнях. Мы задали тварям перцу!
Может, это и глупость, но мне было очень интересно проверить себя, понять, на что способно это тело, прокачанное при помощи экстракта дерева Пха и татау. Да и набить тварей, сиречь – добыть черепов – хотелось побольше: после того, как Кузя притащил мне ящичек со стилом и я все же изобразил на мордах у темных довольно-таки анатомические половые органы, у меня внутри поселилось некое чувство пустоты. Как говорят – «сосало под ложечкой», будто в предчувствии чего-то малоприятного и тревожного. Видимо, так давал о себе знать недостаток энергии, той самой «маны», «праны» или «саирины», как угодно. Я магом не был и в РПГ тут не игрался – никаких иных критериев, шкал или полосочек синего цвета над головой у меня не было.
Так что я выбрался в самый центр площади, как раз рядом с той «бабой с цыцками» – то бишь чаровницей Медеей из легенды про золотое руно, – и заорал:
– Сюда, сюда! Свежее мясо, свежая орчатина в собственном соку! – И штук двадцать перепончатокрылых чудищ, хрюкая и повизгивая, устремились ко мне.
Из окон фабрики альтернативного протеина и клиники доктора Хьянда уже лупили короткими очередями в самую гущу стаи десятки стволов, и всё же большая ее часть устремилась сюда, к зажиточным кварталам, оставляя в покое Проспект. Хотя и там слышались привычные для сан-себастьянского прорыва хтони звуки боя – многие ведь не пошли с нами, остались защищать свои дома и имущество. И защищали.
Стрельба стрельбой, но большую часть работы приходилось делать ручками. По неизвестной хтонической причуде летучие свинки налетали маленькими группками – по пять-семь особей – и пытались одновременно вцепиться в мои руки, ноги, голову и грудь. Эх, был бы я обоеруким мечником, два клинка пришлись бы куда как кстати! Но – приходилось справляться одним полуторным кардом.
