Валентен Мюссо "Тайна Дома трех вязов"

– Я же не дезертировал… Просто ушел на пенсию.

Генерал весело усмехнулся.

– Не будете скучать по работе? Это, должно быть, трудно; ведь вы раскрыли столько громких дел, а теперь остались… как бы это выразиться… вне игры.

– Возможно, через несколько месяцев так и будет, но сейчас я чувствую облегчение.

– Облегчение?

– О, я мог бы провести в криминальной полиции еще не один год, но, кажется, я окончательно потерял веру.

– Не может быть! Все знают, что до недавнего времени вы проявляли огромную самоотверженность. Взрывы на Этуаль и неудачная попытка переворота, которая привела к ликвидации «Кагуляров» [1 - «Кагуляры» (фр. La Cagoule) – под таким обиходным названием, придуманным газетчиком, вошла в историю Тайная организация революционного действия, фашистская антикоммунистическая лига, проводившая акции устрашения и начавшая 15 ноября 1937 года путч, который потерпел поражение ранним утром следующих суток, толком не развернувшись. Cagoul – скрывающий лицо головной убор с прорезями для глаз; именно в таких проходили встречи организации.]…

Форестье чуть смущенно отвел взгляд.

– Вы же понимаете, что я не могу подробно останавливаться на этих вопросах. Даже на пенсии я связан профессиональной тайной.

– Конечно… Но вы так и не ответили на мой вопрос. Не пожалеете, что перестали гоняться за преступниками?

– Я уже вышел из этого возраста. Да и чертова нога не дает покоя.

– Да, я заметил, что вы прихрамываете… Получили травму на службе?

– Смотря о каком департаменте речь, – ответил Форестье, проводя рукой по бедру. – В девятьсот четырнадцатом году на Восточном фронте меня ранило осколком… Ничуть не сомневаюсь, что мне на смену придут другие полицейские, более бдительные и энергичные. К тому же, видите ли, зло бесконечно. Какой смысл раскрывать одно преступление, если знаешь, что минуту спустя совершится другое?

Гранже помрачнел.

– Пессимистичный взгляд на мир… Но вы правы: зло никуда не исчезнет. Да и люди не перестанут враждовать…

С этими словами он развернул газету, открыв первую страницу.

29 сентября 1938 года

Большие надежды на мир в Европе

Господа Даладье, Чемберлен, Муссолини и Гитлер встретятся в Мюнхене сегодня в 15:00

Форестье скривился, разглядев название газеты, которое не видел раньше: «Ле журналь». В прошлом газета была рупором консервативных и католических взглядов, а теперь стала откровенно националистической и не скрывала симпатий к Гитлеру и фашистской Италии. Странно, что ее читает Гранже, близкий к правящим радикалам. Полицейский неодобрительно сжал губы, чего его собеседник, видимо, не заметил.

– Как вы думаете, комиссар, чем кончится эта история?

– Если честно, считаю, что кончится все плохо. На мой взгляд, Франция и Англия слишком благодушно относятся к этим диктаторам.

– Диктаторам? Они заботятся только о своих интересах.

– Австрия… затем Судетская область… Это огромные территории!

– А что вы предпочитаете? Войну? Я был на войне и достаточно насмотрелся там ужасов, чтобы не желать их повторения. Если мы хотим избежать бойни, придется пойти на компромисс с Гитлером.

– Пойти на компромисс или на сделку с совестью? Боюсь, что, пытаясь избежать войны, мы получим лишь бесчестье.

Гранже уже собирался ответить, как раздались ружейные выстрелы. Собеседники повернулись к лесу, наполовину тонувшему в тумане.

– Вы охотитесь, комиссар?

– Приходилось, хотя должен признать, что страстным охотником так и не стал. А вы?

– Нет. Возможно, это вас удивит, но я с меньшей страстью выступлю против убийства человека, чем против убийства животного.

Генерал произнес эти слова так холодно, что у Форестье по спине пробежала дрожь.

– Вы серьезно?

– Абсолютно. Животные действуют, повинуясь лишь инстинктам, у них нет желания навредить. Почему же мы должны их мучить? Говорят, что некоторые люди лишены морали, но это бессмыслица.

– Что вы хотите этим сказать?

– Человек без морали был бы подобен животному. Именно мораль, а точнее сознательное и добровольное желание ее нарушить, толкает людей на преступления. Я никогда не видел, чтобы животные испытывали стыд или угрызения совести.

Генерал затянулся сигарой, сложил газету и продолжил:

– Вот преступники, которых вы арестовали… Я знаю, что в наши дни модно утверждать, будто они действовали вопреки себе, движимые неким социальным детерминизмом. Однако на самом деле Бог дал нам свободу воли, и только от нас зависит, как мы ею воспользуемся.

Форестье, никогда не любивший философских дискуссий, сменил тему:

– Простите за любопытство, а вы давно знакомы с графом?

– Да. Наши семьи давно общаются, и мы никогда не теряли связи. Монталабер иногда приглашает меня сюда. Он живет затворником, но, как мне кажется, ненавидит одиночество. А вы?

– Я познакомился с ним на одном из расследований…

– Дело об исчезновении бриллиантов?

– Вы об этом слышали?

– Кто же не слышал, комиссар! Отыскав драгоценности, вы оказали хозяину большую услугу. Эти камни, должно быть, стоили тысяч двести франков…

– Более чем в два раза больше.

– Вот так так!

Форестье перевел взгляд на дом. В окне наверху он разглядел фигуру – похоже, за ними наблюдали. Возможно, там стоял дворецкий, Анри.

– Генерал, вы знаете, кто составит нам компанию в эти выходные?

– Понятия не имею. Ив любит удивлять. Ему нравится сводить тех, у кого нет ничего общего, – так сказать, скрашивать их пребывание в гостях. А вы впервые в «Трех вязах», комиссар?

– Да.

– Еда здесь превосходная, вот увидите. Полагаю, что такой кухни нет ни у одного из ресторанов в округе. И я не преувеличиваю.

«К сожалению, я приехал не для того, чтобы пировать», – подумал Форестье. Ему вспомнилось полное тревоги письмо, которое он неделю назад получил от хозяина дома.

Глава 3

Аноним

Когда Луи Форестье переступил порог кабинета, Ив де Монталабер как раз поправлял стрелки небольших часов, увенчанных херувимами.

– Входите, комиссар. Прошу прощения, что не исполнил обязанности гостеприимного хозяина. Надеюсь, Анри оказал вам теплый прием.

– Все прошло прекрасно.

– Тем лучше. Я знал, что ему можно доверять.

Комната средних размеров показалась Форестье неопрятной, особенно по сравнению с остальными помещениями в доме. Повсюду, даже на полу, в беспорядке валялись книги. В кабинете хранились самые разные экзотические вещицы. Здесь были и сувениры, привезенные из путешествий: огромный глобус, африканские идолы и маски, окаменелости и старинная керамика. Сквозь два высоких окна, задернутых красными бархатными шторами, проникал осенний свет.

Граф с трудом поднялся и пробрался сквозь беспорядок.

– Удобно ли вас устроили?

– Очень удобно, большое спасибо.

– Я выделил вам комнату моего покойного отца. Уверен, вам понравится, ведь там самый большой камин. – Граф указал на внушительный портрет сурового старика над письменным столом. – Жана де Монталабера все время знобило. Он любил, чтобы камин топили часто, почти каждый день, независимо от погоды.

– Кажется, ваш отец скончался совсем недавно…

– Через несколько недель исполнится год. Девяносто две весны, как ни крути… Я надеюсь его в этом обогнать.

Форестье засомневался, исполнится ли эта надежда. Граф заметно постарел, и при взгляде на него возникала мысль, не болен ли он. Он очень осунулся, смуглая кожа на лице болезненно обвисла. В свои пятьдесят пять хозяин выглядел на десяток лет старше.

– В последние дни он погрузился в меланхолию. Не из страха перед смертью, а из отчаяния оттого, что его род угасает.

Форестье нахмурился.

– У вас нет сына, но есть дочь…

– Ах, Луиза, – произнес граф явно без воодушевления. – Вы же понимаете – это не одно и то же… Я даже не знаю, удастся ли мне выдать ее замуж.

Комиссар не смог скрыть изумления.

– Я видел ее фотографию в вестибюле, когда приехал, – очень красивая девушка… Мне трудно поверить, что за ней никто не ухаживает.

– Внешность обманчива… Но давайте поговорим о другом, а? Как вам нравится дом?

– Очень впечатляющее здание.

– Впечатляет, да, но мне не по вкусу. Слишком большой и не слишком удобный. Знаете ли вы, что в нескольких километрах отсюда есть замок, которым когда-то владела моя семья?

– Нет, об этом мне неизвестно.

– В революцию он сгорел. И вовсе не по причине беспорядков – Руан никогда не славился кровавыми выступлениями. Мой предок, Тибо де Монталабер, построил этот особняк во времена Реставрации.

– Почему усадьбу называют «Домом трех вязов»? Я не заметил поблизости таких деревьев.

– О, это из-за нашего фамильного герба. – Монталабер посмотрел на геральдический щит, висевший над входной дверью: на серебристо-лазурном фоне были изображены средневековая башня и три дерева вокруг. – Знаете ли вы, что вязы почитались в Средние века? Их сажали на церковных площадях, и именно под этими деревьями вершилось правосудие. Говорят, что на них же иногда вешали бунтовщиков…

Хозяин кабинета и гость сели за стол друг напротив друга.

– Прошу прощения за беспорядок, – сказал граф, – но я не люблю, когда посторонние лезут в мои дела: горничной разрешается убирать здесь только в моем присутствии. – Он закрыл циферблат часов стеклянной крышкой. – Анри сказал, что вы встретились с генералом…

– Верно.

– Довольно странный человек, вы не находите? На первый взгляд дружелюбный, но во многих отношениях жесткий. Из тех, кто всегда стоит на своем.

– Правда ли, что он близок к новому правительству Даладье?

Граф поморщился.

– Кто вам сказал?

– Так. Слухи…

– Порой за слухами не слышно правды. Опасайтесь глупой болтовни… – С лица графа слетела улыбка. – Благодарю вас за то, что приняли приглашение. Наверное, вам интересно, почему я окутал его такой тайной.

– В письме, которое вы мне прислали, действительно звучала тревога. «Вопрос жизни и смерти» – это ваши слова. Чтобы я наверняка приехал?

– Нет. Не собираюсь вам льстить, но полагаю, что такому человеку, как вы, невозможно что-либо навязать. Если вы и приехали, то, должно быть, из любопытства. Ваша тяга распутывать преступления наверняка не исчезла.

– Преступления?

– Перейдем к делу. За последние несколько недель я получил три письма, которые можно назвать необычными и загадочными. Но судите сами.

Он открыл ящик стола и достал несколько листов бумаги, которые и протянул комиссару. Письма были составлены из слов, вырезанных из газет. Форестье начал читать первое письмо вслух:

– «На вашем месте я бы не спал так спокойно. Никогда не знаешь, что принесет будущее. Те, кто должен платить, заплатят. Месть и возмездие не только в Божьих руках».

Два других письма были в том же духе: в них смешивались предупреждения и угрозы, ни о чем конкретном не упоминалось. Естественно, все они были анонимными.

– Когда именно вы их получили?

– Тринадцатого, девятнадцатого и двадцать шестого сентября. Последнее прибыло в тот же день, когда я написал вам.