– Иди сюда.
– Я не… – голос у неё прорезался. Не вовремя.
– Ты – да, – говорю громче чем планировал, – Идёшь сюда, становишься на колени и просишь у меня прощение.
– Что – что я должна сделать?
– Все, чтобы я остался довольным! – рычу уже по настоящему. Потеря контроля – плохо. Но раз у неё такое неоднозначно отношение к происходящему, пора отрезвить. – Или мне надо учить проституток? Это ты пришла продавать себя.
На лице Искры появляется странное выражение. Губы складываются в удивленное "о", а невнятное мычание вспыхивает яростным и четким:
– Вы все не так поняли! Я не проститутка!
– Ага, и зовут тебя не Искра…
– Искра! – взвизгивает, да так тонко, что я морщусь, – Но я не продавать себя пришла! Я от издательства!
– Какого блять издательства?
– Вашего! Моего…
Что то не так. Или девочку поднатаскали и разъяснили, чем я занимаюсь по жизни, чтобы легенда выглядела правдоподобно? Ну не может же она и правда быть от издательства, никто бы не рискнул ко мне сунуться без предварительной договорённости. Я не пускаю в дом кого попало. К тому же это её имя… И то, как она реагирует – реагирует ведь, я не могу в этом ошибаться…
Здесь кое-кто тупо напрашивается на наказание. Выпрашивает буквально. Не буду отказывать.
Девочка в мое лицо вглядывается. Понимает что-то. Ойкает, на шаг отступает и кричит с особенным пылом:
– Бумаги! Бумаги посмотрите!
– Ну конечно посмотрю, – улыбаюсь даже по ощущениям язвительно. – И не смей повышать голос в моем доме. Орать будешь по другому поводу.
Снова к ней шагаю.
И замираю резко от звонка домофона.
Для человека, у которого дома никого не бывает неделями, кроме домработницы, я слишком популярен сегодня. Может мне не одну девку прислали, а две? Тогда почему они не приехали вместе? И я бы не сказал, что любитель тройничка.
Беру телефон с журнального столика, к которому привязаны все системы в доме, и смотрю на монитор.
Мужик?!
Бросаю взгляд на все еще застывшую Искру и чувствую как меня злостью снова кроет – у той на лице облегчение. Вот облегчение – это прям оскорбительно. Что вообще происходит? Такого, что не происходило с ней прежде?
– Это твой сутенер? – спросил почти риторически.
– К-какой сутенер?
Но я уже отвернулся и раздраженно в микрофон процедил:
– Кто?
– Такси. Мне сказали, что это ненадолго, – отзывается мужик недовольно, – сколько мне ещё ждать?
Блять. Ненадолго?!!! Серьёзно? Она не отпустила таксиста, потому что решила… бросаю взгляд на часы. Что за десять минут справится? И что я… скорострел? Ничего ответить не успеваю – девчонка чуть ли не врезается в меня и вопит в телефон:
– Я уже выхожу! Пожалуйста, подождите минутку!
Минутку, блять.
Отключаю телефон. Смотрю на нее…
– Отпустите меня. Это ужасно… Ужасное недоразумение. Я не хотела. Не думала, что я… Что она… Что они… Они должны были позвонить!
Я не считаю себя тупым, но, в чем подстава, распознать никак не могу. Единственное, что понимаю – трахаться с напуганной и едва ли не плачущей девицей я не собираюсь. Разворачиваю опять спиной, ремень распускаю и подталкиваю в спину с тихим:
– Вон.
И почти ненавижу её за торопливый бег в сторону двери
Продолжает что-то бормотать, пальтишко запахивает, ботинки свои даже не завязывает – просто ноги сует – и вываливается наружу. А у меня горчит на языке от понимания, что она от меня сбежала. Меня не захотела… Чертова девчонка.
Я снимаю пиджак, сажусь возле камина и закуриваю. Номер Пашин набираю.
– Какого хрена происходит? – спрашиваю вместо приветствия.
– Влад, я все объясню, – вот что в нем ценно, так это то что знает цену словам. Говорит чётко и по делу. Может потому, что знает, как можно извратить каждое слово, – Эта дура из агентства, перепутала адреса.
Я, вообще-то не о том спрашивал, но эти ответы меня более чем устраивают. Наконец картина проясняется.
– “Искра” ты имеешь в виду?
– Ну да. У тебя ж там черт ногу сломит. Она заехала в чей-то дом, её туда пустили… Веселая какая-то компания. Пока поняла, что не то происходит, пока до агентства дозвонилась, те – до меня, пока разобрались… Не успел ещё отписаться. Я знаю, ты пунктуален, но может дождёшься девочку? Я сейчас на тебя её переориентирую.
– Нет. Не дождусь, – говорю четко. И с удовольствием добавляю, – На хер иди. Вместе с девкой этой. И с…
Не договариваю.
Отключаюсь.
Затягиваюсь глубоко, надеясь этой горечью другую перебить.
Была значит проститутка. Должна была быть. А вот та, что бежала сейчас сломя голову – не она. Не моими друзьями заказана.
На огонь смотрю, а потом сигарету туда выкидываю и встаю. Под ногами что-то мешается – папки. Те самые бумаги, которые Искра, или как там ее на самом деле, к себе прижимала.
Беру их, разворачиваю… И понимаю, что меня в очередной раз накроет сейчас. Бешенством. Это настоящие бумаги из издательства. Те самые, которые я отказался подписывать. Да еще и предложения по новому роману. Который я отказался писать. И правки – по старому. Эти идиоты реально прислали ко мне свою сотрудницу без предупреждения? Они может звонили, я трубку не брал – но это их не оправдывает. На свой страх и риск отправили молоденькую девчонку, которая, похоже, даже не поняла, что едет ко мне? И что ко мне нельзя… Вот вообще.
Кидаю эту макулатуру в огонь и задумываюсь.
Идиотская ситуация. И совпадение идиотское. И будущие проблемы, которое я до конца не осознаю пока. Перепутавшая дома проститутка, одно и то же имя, девчонка пришедшая… нарочно хорошенькая и соблазнительная, как-будто не просто так именно ее послали. Она же довольно сопела, не орала поначалу, не брыкалась. Потом только. И это тоже странно. Хотела посильнее меня завести? Может подставить? Но откуда она – или они – узнали про проститутку? Друзья сдали?У них мотива просто нет. Чтобы меня таким образом увековечить в глазах общественности. Да и общественности только и подавай жареные факты.
Может это подстава от издательства? Типа записали все на телефон или еще что… Тоже глупо, ничего такого они не могут предъявить. Зато я до фига могу. И предъявлю.
Еще пожалеют о том, что попытались таким образом меня как-то продавить.
В груди клокочет жажда рекдакторской крови, но я решаю отложить пиршество на завтра. К двери входной подхожу. Открываю, на дорожку подсвеченную фонарями смотрю. Убежала ведь, судя по следам – зигзагами. Как испуганный заяц. И, уверен, если гляну на запись с наружных камер, такси уже уехало.
Шагаю назад в тепло дома, дверь запираю. Взгляд цепляется за что-то… Поднимаю. Шапка красная. Вязаная.
Усмехаюсь:
– Не тому ты пирожки принесла, Красная Шапочка.
ЧЕРТОВ ИЗВРАЩЕНЕЦ
– Он – чертов извращенец! – вопит мой внутренний голос, пока я бегу к выходу. Бегу, петляю. Ботинки не застегнуты, ноги вываливаются и вообще заплетаются, будто я пьяная. А я и опьянела! Сначала от близости его, а теперь – от ужаса перед произошедшим. И от того, что слухи о нем оказались верны. Злой серый волк. Мизантроп. Контроллер. И…вот если бы я не сбежала, он меня там же, в гостинной и нагнул? Со связанными руками?
Я буквально выпадаю из калитки. С первого раза открыла, да. И сразу прыгнула в такси. Дождался. Порядочный такой, позвонил ведь, иначе…
Что?
Уже не знаю. Влад Поздняков оказался жестче, чем я могла себе представить.
Вот только я ни при чем. Похоже, он ждал совсем другого человека – а я даже не смогла сразу объяснить, что происходит. Растерялась. Была так ошеломлена этим напором, что на мгновение поддалась…
Странно, но я не чувствую разочарования от этого “знакомства” близкого. Скорее – боль. Ту самую, что приходит вместе с теплом в обмороженные конечности. Или это розовые очки разбились, и их осколки мне в кожу впиваются? И в горло, в котором перехватывает дыхание, стоит мне снова вспомнить то, что было. В голове туман. Не вспоминать бы… Но в то же время хочется достать из памяти каждую минуту, что я провела в доме. Осознать и расставить все по своим местам. Найти что-то, что заставит меня возненавидеть. Что-то, что вернет в тихую гавань собственной жизни. Ведь глупая моя и странная влюбленность после всех этих сцен, она же должна исчезнуть, да?
Не выходит пока…
И меня действительно подставили в издательстве. Может и не думали, что именно так подставят – но они не предупредили Позднякова. Сами не смогли договориться, а пушечное мясо отправили…
А он подумал, что я из продажных этих?
Самое кошмарное, что я не могу определиться – хочется ли мне, чтобы Поздняков на самом деле ждал проститутку и потому вел себя так. Или чтобы он… Чтобы я настолько привлекла его, что он не сдержался.
– Дура, – шепчу.
Таксист коротко смотрит на меня в зеркало заднего вида. Мне стыдно, я к окну отворачиваюсь. Кулаки стискиваю.
Ситуация просто ужасна, но ужасней всего то, что, когда этот чёртов извращенец прижимал меня к окну, я чувствовала не только страх. Много чего еще, что хорошие девочки не чувствуют. Особенно те хорошие девочки, у которых парень есть. Не должны чувствовать!
А когда развернул и на губы мои смотрел, будто поцеловать хотел… Это вообще запредельно оказалось. Стальные глаза с темным ободком вокруг радужки, его дыхание, пахнущее кофе и сигаретой… Что было бы, если бы мы поцеловались? И почему он не захотел?
Поразительно, сколько всего произошло в том доме за короткое время, а меня больше всего расстроило не то, что он сделал. А то, что не сделал. Не поцеловал. И это было очень обидно. Я обиделась, понятно?
– Точно дура, – прошептала опять. Но почти беззвучно.
“И сумасшедшая”, – услужливо добавил голос внутри.
Только ненормальная будет сидеть и переживать о каких-то несостоявшихся поцелуях, а не о том, что состоялось.
Задание я провалила, Позднякова еще больше, наверное, настроила против издательства. Да и редакторы поступили со мной так, что тошно. А я сама? То стонала рядом с ним, то мямлила, то плакать пыталась. Вот почему не объяснила кто я и зачем пришла? Четко и уверенно. И на эти все его замашки не отреагировала пощечиной? Хотя ударить Влада это вряд ли кто может себе позволить… Но можно было ведь его жестко остановить. А если бы он меня насиловать начал?
"Завтра снова пойду", – напомнило внутренний голос известный анекдот.
"Заткнись", – посоветовала ему устало.
– Куда едем-то? – не менее устало спросил таксист.
Я очнулась.
Мы в город въехали уже? Даже не заметила. Открыла рот… И выдала другой адрес. Виталика. Не хочу одна сегодня оставаться. Хочу перебить странное послевкусие после этой встречи. Снова вернуться к той Искре, которая мне хорошо знакома – с моим Виталиком это можно будет сделать.
И когда протрезвею – в переносном смысле – спокойно уже все обдумать.
Многоэтажка с серыми проплешины старого снега вокруг – и ни одной елки – выглядит настолько привычно, что я начинаю успокаиваться уже на подъезде. Из машины выхожу, догадавшись, наконец, застегнуться и ботинки застегнуть. Воротник пальто поднимаю повыше – шапки у меня не оказалось. Уж не знаю, когда обронила – может бежала когда… Будет лежать теперь там, на снегу, пока не истлеет. Или по весне её не найдёт Поздняковский садовник. Дворецкого у него может и нет, а вот садовник такому саду точно нужен. Или он сам копается в земле?
Так, хватит думать о нем.
Задираю голову и натужно улыбаюсь, безошибочно находя светящиеся окна Виталика
Код на двери набираю, поднимаюсь на кряхтящем лифте. Жму на кнопку звонка. Думаю, что пора мне ключами обзавестись. Но мой парень не предлагал особо, не самой же выпрашивать? Инициатива от мужчины должна исходить. Хотя, после всех этих событий, на счет инициативных мужчин я уже не уверена.
Снова звоню. Настойчиво. Он если фильмом или игрушкой какой увлекся, может и не услышать сразу.
Распахивает с недовольным:
– Да что вы тут…
Взъерошенный. Милый. В штанах домашних. Родной почти… Выдыхаю с облегчением и в тепло маленькой прихожей шагаю. Здесь, кстати, и вешалка есть, и полочка для обуви.
К Виталику обращаюсь с улыбкой:
– Я раньше освободилась.
И только в этот момент понимаю – что то не то.
На крючке – розовая дутая женская куртка. С искусственным мехом вокруг капюшона. Мне всегда такие куртки жуткой пошлостью казались, а уж если в сочетании со сползающими обтягивающими джинсами… Но так половина города ходит.
Ботиночки на полу стоят. На каблуках.
И был бы шанс, что это просто вечеринка какая, или друзья Виталика, которые как бы и мои друзья, кино собрались посмотреть, винишка выпить посреди недели. Только вот одна эта курточка болтается – не считая Виталиковой. И выражение страха и вины на лице у моего парня тоже присутствует. Одно и всеобъемлющее.
В горле пересыхает, а руки-ноги холодеют.
