– Да черт со мной, – ответил я. – Что ты здесь делаешь со сломанной рукой, без клинка и со стаей порченых, кусающих тебя за неуклюжую задницу?
– У меня крутая задница. И зависть тебе не к лицу.
– Хорошо, что ты не забыл прихватить остроумие, когда оставил меч.
Вздрогнув, Лаклан опустился на корточки в кровавый снег, чтобы собраться с силами. В своей жизни он терпел и худшие поражения, это правда, но я видел, что и сейчас ему здорово досталось. Недолго думая, я потянулся за трубкой и санктусом.
– Я был в Оссвее по приказу Серорука. – Лаклан взглянул на юго-запад, и его красивое лицо помрачнело. – Вроде как помогал беженцам пересечь границу.
– Странная работа для среброносца.
– Это была чертова работа, брат. Последние несколько месяцев вся страна катится в бездну. Хуже, чем раньше. – Он поморщился, потирая кровоточащую руку, и голос у него стал темным, как смоль. – Черносерд захватил Дун-Мэргенн.
– Семеро гребаных мучеников. – Я взглянул на Диор, излучавшую высшую степень любопытства. – Несколько месяцев назад мы наткнулись на беженцев на дороге. Они сказали нам, что Дивоки сровняли с землей Дун-Кинн. А теперь у них в руках и столица?
– Ага. Ублюдки разнесли это место на шесть новых жоп мира, как я слышал.
Я щедро набил трубку и протянул ее старому другу. Он кивнул в знак благодарности, глубоко вдохнув, когда я обхватил чашу ладонью и чиркнул по огниву.
– Ну, это все равно не объясняет, что ты делаешь здесь без меча, Лаки.
Молодой среброносец надолго задержал дыхание, позволяя санктусу омывать его изнутри. Глаза у него покраснели, и он наконец выдохнул.
– Ветры мне принесли весточку от аббата примерно шесть недель назад, – ответил он мне. – Он отзывал назад в монастырь всех угодников-среброносцев. Все братья, независимо от миссии, должны были как можно скорее вернуться в Сан-Мишон. Я шел вдоль Мер на север, а вчера заметил дым.
– Дым?
– Да. – Он сделал еще одну глубокую затяжку, вдыхая красное причастие. – Дым валил из Авелина.
Диор напряглась, шагнув вперед, а мое сердце пропустило два удара.
– И почему Авелин дымился? – спросила она.
Лаклан пожал плечами, сплевывая кровь на иней.
– Потому что там был пожар, парень.
– Благая Дева-Матерь, – выдохнул я. – Что там, черт возьми, произошло?
– Не смог подобраться поближе, чтобы выяснить. – Лаклан докурил трубку, дрожа, пока санктус лечил его раны. – Два высококровки набросились на меня в темноте. Разрубили надвое моего сосья. Так я потерял меч и большую часть снаряжения. – Тут он похлопал по пяти колесцовым пистолетам у себя на груди. – И хотя я в долгу не остался и тоже проделал в них несколько новых лунок, чтоб подумали, порченых было много, а пуль осталось мало. Пришлось делать ноги, справиться с ними я бы не смог. Но, судя по тому, что я видел, Авелин в ужасном состоянии. Крепость на холме разбита в осколки, как стекло.
Кровь у меня застыла, когда Диор встретилась со мной взглядом.
– Аарон, – прошептала она. – Батист…
Живот скрутило, желудок сжался, превратившись в комок маслянистого льда, а дыхание стало слишком холодным, чтобы его можно было уловить. Поднявшись на небольшой холм, я поднял подзорную трубу и направил ее на юг. Снег падал густой пеленой, и мне не удалось разглядеть никаких признаков Шато-Авелин сквозь завесу, повисшую над гнилыми деревьями. Но теперь, когда Лаклан упомянул об этом, я мог поклясться, что здесь, на открытой ветрам возвышенности, я учуял слабый запах…
– Дым.
Диор подошла ко мне и убрала развевающиеся волосы с лица. В ее взгляде читался невысказанный вопрос, но я взглянул ей прямо в глаза и покачал головой.
– Мы не можем.
– Но Аарон. И Батист…
– Знаю.
– Ты же хотел навестить их сегодня утром! Я была бы мертва, если бы не они!
– Знаю. Но сейчас это слишком опасно.
Я стиснул челюсти, сердце у меня заныло.
Каждое следующее слово, которое я произнес, весило чертову тонну:
– Лучше быть сволочью, чем дураком.
– Габи, мы не можем просто оставить и…
– Мы не можем так рисковать! – рявкнул я, понизив голос до шепота, чтобы не услышал Лаклан. – Мы не можем рисковать тобой. Не сейчас, когда мы уже столько поставили на карту. Это война, Диор, а Аарон и Батист – солдаты. Поверь мне, они поймут.
Она поджала губы, глядя вниз на реку.
– Ну, я не солдат. И я не понимаю.
Прохрустев сапогами по снегу, Диор бросилась к Лаклану и выхватила у него окровавленный меч. Подойдя к сосья, она вскочила в седло.
– И куда это ты, черт возьми, собрался? – вздохнул я.
– Домой к твоему папа?, – выплюнула она. – Отыметь твою мама?, чтоб он видел.
– Моя мать умерла. Как и тот мужчина, который регулярно ее пользовал.
Я подошел к ней по снегу и схватил Пони за поводья.
– И ты никуда не пойдешь, Диор.
Она поджала губы, пылая гневом.
– Ты сказал, что этот путь я должен выбрать сам.
– Это было до того, как ты решил засунуть голову себе в задницу.
– О, как смешно. Ты хочешь помочь мне или посмеяться надо мной?
– На самом деле мне показалось, что я уже посмеялся, – отрезал я. – Потому что я же не то чтобы много знаю о вампирах – ох, подожди, все-таки знаю, и много, – но ты не имеешь ни малейшего представления о том жутком потоке дерьма, который выльется на тебя, если ты сейчас умчишься. О силе, которую описал Лаки. О лошади, разрубленной пополам. О замках, сокрушенных, будто они из песка. Именно в этом и заключается сила крови Дивоков, Диор. Сила Неистовых. Они мощны, как демоны, напитанные двумя десятилетиями тотальной бойни в оссийских кампаниях. Если они все еще в Авелине, это война, на победу в которой нам даже надеяться не стоит. А если уже ушли, тебе и смотреть не захочется на то, что осталось после них.
– Габи говорит правду, парень, – сказал Лаклан, откидывая назад свои окровавленные волосы. – Поверь мне, мало кто под небесами знает жестокость Неистовых лучше, чем я.
Я смотрел на своего бывшего ученика, пока он говорил, вспоминая тот день, когда нашел его: почти ребенок, с оскаленными в рыке клыками, он сражался за свою жизнь на стенах Бах-Шиде.
Боже, только подумать, с чего он начал. И каким человеком стал…
Затем рядом заговорила Диор, и голос ее был мягким, но острым как нож.
– Я знаю, что это опасно, Габи. Знаю, что это уведет нас с нашего пути. Но как мы сможем жить дальше, хотя бы не узнав, что случилось с Аароном и Батистом? Они любят тебя. Ты любишь их. Твои друзья – высота, которую ты не сдашь, помнишь?
Я посмотрел ей в лицо и глубоко вздохнул.
– Я боюсь не смерти, Диор.
– Знаю, – улыбнулась она, сияя глазами, и сжала мою руку. – Но мы должны хранить верность тем, кто нам дорог. Мы должны попытаться. Или для чего все это, черт возьми?
Посмотрев на юг, я почувствовал себя так, словно с меня содрали и кожу, и плоть, обнажив кости. Я мог бы заставить Диор уйти – привязать ее к седлу и утащить. Но она никогда бы мне этого не простила. Я мог бы пойти в замок один, но я ни в коем случае не мог оставить Диор здесь с Лакланом после того, как мои товарищи пытались убить ее в Сан-Мишоне.
Я вздохнул, на сердце давила тяжесть. Годы, что мы с моим бывшим учеником провели порознь, теперь казались лишь мгновениями, а годы, когда мы сражались с ним бок о бок, были так близко, что я мог прикоснуться к ним. Мы с Лаки не всегда сходились во взглядах, но, Боже, встретив его снова… я понял, как сильно скучал по нему. Он присел на корточки, по щеке струились серебряные розы, жесткие зеленые глаза смотрели на меня. Я научил его всему, что знал. Мой ученик, мой друг, мой брат переплыл океаны крови, и если бы мы отправились на юг, его клинок сражался бы на моей стороне. Но, в конце концов, он оказался верным сыном Ордо Аржен, каким я его и воспитал. И таким он представлял для нас угрозу.
Для Диор и для меня.
– Тебе нужна лошадь, чтобы вернуться? – спросил я.
– А ты хочешь поехать в Авелин? – Лаклан приподнял бровь. – Я знаю, что ты был близок с ними, брат, но Серебряный Орден назвал Аарона де Косте и Батиста Са-Исмаэля предателями.
– Меня тоже назвали предателем, Лаки.
– Может быть. Но я знаю тебя, Габи.
– Знаешь? Уверен?
«Кто наплел тебе, что я герой?»
Я покачал головой, помогая моему старому другу подняться на ноги.
– Ужасно, конечно, что мы, встретившись после стольких лет, вынуждены так быстро расстаться. Но… Боюсь, нам придется попрощаться.
– Да тебе мозги, что ли, выбило, брат. – Лаклан повел плечом, морщась от боли. – Есть только одна причина, по которой Неистовые напали на такую крепость, как Авелин, и мы оба ее знаем. Но если ты собираешься затеять драку с выводком Черносерда, я ни за что не позволю тебе сделать это в одиночку.
– Я думал, аббат отозвал вас в Сан-Мишон?
– При всем моем уважении к Сероруку. Хоть я и обожаю этого сварливого старого мерзавца, но он может подождать пару закатов. – Лаклан протянул свою уже зажившую руку и мягко сжал мою. – Мы не виделись с тобой десять лет, брат. Но все будет так же, как в старые времена. Черный Лев из Лорсона всегда мог рассчитывать на клинок Лаклана а Крэга. Хотя… – Он посмотрел на Диор, одарив ее дерзкой улыбкой. – Возможно, в этот раз клинок мне придется одолжить.
Диор неуверенно смотрела на молодого угодника и мочала, будто язык проглотила. После всего, что произошло в монастыре, общение с членом Серебряного Ордена представляло для нее неизмеримую опасность. Кроме того, хотя Селин по-прежнему нигде не было видно, она рано или поздно обязательно явится, и одному Богу известно, как к этому отнесется мой старый ученик.
Но отказаться от помощи Лаклана, когда мы так уверенно направлялись навстречу гибели…
– Зачем тебе все эти пистолеты? – спросила Диор, взглянув на перевязь с колесцовыми пистолетами на груди Лаклана. – Ты такой до хера крутой стрелок?
Лаклан усмехнулся, не желая попасться на ее наживку.
– Мой старый наставник говорил, что даже у лучшего стрелка случаются неудачные дни.
Я улыбнулся, кивнув девушке.
– На Лаки можно положиться, Диор. Он и вправду крут и тверд как скала.
Тогда девушка вздохнула, бросив ему сребростальной меч.
– Только отдай, когда закончишь.
Лаклан ловко поймал меч и приподнял воображаемую шляпу.
– Я верну его тебе в целости и сохранности, парень, клянусь. Если, конечно, к концу путешествия хоть кто-нибудь из нас останется целым и невредимым.
Я забрался на спину Медведя и повернул его на юг, в сторону Авелина. Если то, что я подозревал, было правдой, значит, это та самая глупая затея, о которой говорила Селин. Но, как я всегда утверждал, и как напомнила мне Диор, мои друзья – это высота, которую я не сдам. И хотя это увело нас с пути, бросить их, даже не взглянув…
Краем глаза я посмотрел на Диор. Девушка была права. И одновременно ошибалась. И я не знал, что еще делать, кроме как довериться той единственной вере, которая у меня осталась.
– Клянусь, иногда тебя бывает достаточно для головной боли до самой задницы, – выругался я.
Она натянула треуголку пониже, чтобы защититься от ветра, и ухмыльнулась.
– Хорошая фраза.
– Я придумывал ее с тех пор, как встретил тебя.
– Ну, говорят, с возрастом работа мозга замедляется.
– Может, приложишь еще немного усилий, чтобы стать настоящей стервой?
– Конечно. – Она пожала плечами. – Но прям сейчас-то я вообще ничего не прилагала. Это врожденный талант.
Я опустил голову, потирая щетину, чтобы скрыть улыбку. Позади нас на борт, то есть на Самородка, забрался Лаклан и прищурил свои обведенные черным глаза, глядя на сухостой впереди. Только Бог знал, насколько кровавым будет лежащий перед нами путь, но, по правде говоря, мне было легче, когда со мной рядом шагали друзья. На мгновение мне показалось, что я снова попал в добрые старые времена.
Ну и дурак же я был, забыв, какими темными были те ночи на самом деле.
VI. Руины
Я учуял правду задолго до того, как мы ее увидели.
