Алекса Гранд "Папа в подарок, или Шанс на новую жизнь"

Заявляю я безапелляционно и, теряя терпение, сдергиваю Нику с дивана. Тащу ее на улицу, не парясь о том, что мой шаг слишком широк для нее, и буквально заталкиваю ее на пассажирское сидение.

Не знаю, на что злюсь. То ли на ее легкомысленность и беспечность. То ли на то, что один из утырков-одногруппников сидел к ней слишком близко и приобнимал ее за плечо.

– Пила? – я начинаю допрос, поворачивая ключ в замке зажигания, и получаю едва слышное.

– Нет.

– Употребляла?

– Нет.

– Тогда на кой хрен ты сюда поперлась?

– Хотела хоть один вечер провести без вас с братом! Вы же мне шага ступить не даете самостоятельно. Нянчитесь со мной, как будто я маленькая!

– А ты большая? Сама бы перед ментами отмазывалась, если бы вас приняли?

Снова повышаю голос, взрываясь от Никиной неосмотрительности, и снова нарушаю скоростной режим.

Вероника, словно с цепи сорвалась, когда ей исполнилось восемнадцать, и мы с Серегой постоянно откуда-нибудь ее вытаскиваем. Хотя, может, она права, и мы с ним, действительно, чересчур сильно на нее давим и загоняем в рамки так, что она вынуждена сражаться за собственную независимость?

Не успеваю как следует развить эту мысль, отвлекаясь на Нику, рисующую сердечки на стекле, и невольно растягиваю губы в улыбке. Все-таки она совсем еще ребенок.

– Куда мы?

– На дачу к родителям. Новый год встречать.

– К родителям? Твоя мама на дух не переносит нас с Сережей.

– Не парься, они в городе на квартире.

Мазнув пальцами по хрупкому запястью, я пытаюсь подбодрить Нику и одновременно стараюсь не терять концентрации. Большие хлопья снега устилают землю, облепляют дворники и значительно мешают обзору.

Поэтому до места назначения мы добираемся значительно позже, чем я рассчитывал, и по очереди отогреваемся в душе. После я стаскиваю с чердака искусственную елку, и мы с Вероникой принимаемся ее наряжать.

– Высоко!

Жалуется Ника, привставая на цыпочки, и все равно не достает до макушки. Так что мне приходится ее подсадить, чтобы она водрузила на самый верх мерцающую золотистую звезду.

Справившись с миссией, Солнцева теряет равновесие, смешно размахивая руками, и мы с ней неуклюже приземляемся прямо на пол. К счастью, под нами толстый пушистый ковер, и падение выходит мягким.

Я лежу снизу, крепко обнимая Нику за поясницу. Ее руки, покоящиеся у меня на груди, немного дрожат. А мною движет то ли новогодняя магия, то ли минутное наваждение, то ли болезненная одержимость.

По крайней мере, ничем другим я не могу объяснить то, что подаюсь вперед и пробую Никины приоткрытые губы на вкус.

Глава 7

Ника

Гордей уводит Соню на экскурсию по дому, как я его и просила, а я долго смотрю в одну точку и силюсь понять, как быть дальше.

Мой телефон упорно молчит. Никто, кроме Тамары Николаевны, мне не пишет. Свекровь интересуется, все ли в порядке у нас с Сонечкой, и заверяет, что она всегда будет нам рада.

А вот Вадиму наплевать, где мы и с кем. Достаточно ли у меня с собой денег, все ли в порядке с моей картой и нашелся ли в гостинице свободный номер для одинокой мамаши с ребенком. У него сейчас другие приоритеты – всячески ублажать Вику и заглядывать ей в рот.

Тряхнув головой, я собираю волосы в пучок и тщательно споласкиваю руки прежде, чем приступить к готовке. Домашние хлопоты всегда действуют на меня успокаивающе – помогают найти баланс и хоть ненадолго избавиться от грустных мыслей.

Так что картошку я чищу с особым энтузиазмом, курицу режу с необычайным вдохновением. Укладываю все тщательно слоями. Посыпаю ломтики картофеля сыром. И отправляю мясо по-французски запекаться в духовке.

На самом деле, большое счастье, что звезды выстроились так, что Гордей не улетел отдыхать на какой-нибудь курорт на праздники и вообще оказался в городе. Счастье, что после Сережиного предательства пустил меня на порог. Счастье, что отправился вместе с нами на эту заснеженную дачу.

– Прекрасно. А бутерброды я сделаю позже.

Вымыв посуду, я убираю терку с тарелками в шкаф, убираю оставшиеся продукты на полки в холодильник и иду на звук голосов, доносящихся из гостиной.

Здесь практически ничего не изменилось с моего последнего визита. Добротная массивная мебель. Громадный шкаф с книгами, которые так любит читать мама Гордея. Декоративный камин. И густой темно-коричневый ковер с длинным ворсом, на котором удобно сидеть и пить горячий какао.

Только вот я другая. Если не сломленная, то потерянная и выбитая из привычной колеи.

– Вот вы где!

Подкравшись на цыпочках к стоящей ко мне спиной Соне, я подхватываю ее на руки и, развернув к себе, целую в маленький вздернутый нос. Ее глаза сияют ярче гирлянды, которую они с Гордеем нашли на чердаке, а губы растягиваются в мягкой искренней улыбке.

Что ж, Северский сделал все, чтобы моя малышка не грустила в этот вечер, и я ему за это благодарна до Луны и обратно.

– А мы елку нарядили, смотри!

Восклицает Соня, трогая меня за рукав, и рассказывает о коллекции самолетиков, которые ей, конечно же, продемонстрировал Гордей. А я невольно переношусь мыслями в далекое прошлое, где на моем безымянном пальце еще не было кольца, и вспоминаю все в мельчайших деталях.

И игрушечный «Туполев». И алого блестящего оленя с ветвистыми рогами. И гордый корабль в бушующем море, оживший на холсте.

Эта картина до сих пор висит у Северских на стене. Гордей купил ее когда-то на выставке только потому, что тогда я грезила путешествиями и мечтала отправиться на какой-нибудь затерянный в океане остров.

Десять лет назад мы с ним ожесточенно спорили, что лучше – дайвинг или прыжки с парашютом. Играли в правду или действие. И уничтожали курник, который приготовила его бабушка.

– Вы молодцы. Красивая.

Задохнувшись от яркости образов, я растрепываю Сонины волнистые волосы и улыбаюсь так широко, что начинают болеть скулы. Не хочу тонуть в болоте жалости к самой себе – хочу начать писать новую историю новым карандашом на белом листе.

Хотя, как пела небезызвестная певица, с чистого листа не получится. Надо поменять карандаш.

Смакую этот наполненный щемящей нежностью момент, а дальше время несется, словно на быстрой перемотке. Скоро садиться за стол, а мне нужно привести себя в порядок. Принять душ, разобрать вещи и выдохнуть.

Когда я сбегала от свекрови, я как-то не думала о том, чтобы положить с собой фен и плойку. Поэтому вымытые волосы просто просушиваю полотенцем и оставляю так досыхать. Макияж практически не наношу, только трогаю ресницы тушью – глаза устали от слез, и критически оцениваю свое отражение в зеркале.

Единственное, что говорит о празднике – это мой наряд. Струящееся платье длиной в пол изумрудного цвета скрадывает недостатки и подчеркивает достоинства.

Но я все равно комплексую. Гордей наверняка привык к компании стильных ухоженных женщин – чего одна его Диляра стоит.

– Замечательно выглядишь. Естественность тебе к лицу.

Вопреки моим опасениям, Северский окидывает меня нечитаемым взором и отпускает комплимент, от которого у меня тут же начинают гореть щеки.

Пока я купалась, он развлекал Соню и даже успел нарезать бутерброды и вымыть фрукты. Так что мне остается вытащить мясо из печи и расставить тарелки.

Благодаря стараниям Гордея, атмосфера на даче царит непринужденная. Он перемежает рассказы о курьезных случаях из адвокатской практики шутками, изображает своих чудаковатых клиентов и громко смеется вместе со мной.

Достает купленные нами в супермаркете свечи, зажигает их и щелкает выключателем. Теперь комнату заливает мягкий приглушенный свет и создается ощущение приближающегося волшебства.

В кухне нет телевизора, и это меня радует. Сегодня я не хочу слушать речь президента – хочу слушать Северского. Ловить каждое его слово и не помнить о предательстве, которое едва не отравило нам праздник.

– И держишься тоже отлично. Ты умница, Ника.

Тем временем, подбадривает меня Гордей, и мне льстит его похвала. С его поддержкой я если не готова свернуть горы, то точно смогу пережить жизненный шторм и двинуться дальше с высоко поднятой головой.

– Ну что, девчонки! За исполнение желаний?

Отправив бутерброд со сливочным сыром и лососем, произносит Северский и тянется, чтобы чокнуться сначала с Соней, а потом со мной. У Сони в бокале детское шампанское, у нас с ним – белое сухое вино.

– Солнцева, мясо по-французски – бомба.

Продолжает нахваливать меня Гордей, и я, наконец, перестаю чувствовать себя никчемной посредственностью, не способной ничем удивить мужчину. Он уплетает горячее, как будто не ел неделю, а я по-хорошему завидую его аппетиту.

От волнения мне кусок в горло не лезет. Но я заставляю себя хоть немного поесть, чтобы не опьянеть.

А дальше наступает черед бенгальских огней.

Настенные часы отбивают двенадцать. Спичка чиркает о коробок. Творится самая настоящая магия.

– С Новым годом, с новым счастьем!

– С новым счастьем!

Радостно откликаюсь я и льну к обнимающему нас Гордею. Простое человеческое тепло залечивает еще свежие раны и позволяет чуть свободнее дышать.

– А теперь идем искать подарки под елкой.

Прочно захватив лидерство, командует Северский, и мы беспрекословно ему подчиняемся. Перемещаемся в гостиную и застываем около двух коробок с красивыми бантами – побольше для Сони и поменьше для меня.

И когда он только успел их туда положить?

– Нравится?

Спрашивает Гордей у моей дочурки, когда она распаковывает набор для создания украшений, и получает пронзительное детское «очень». У меня же от переизбытка эмоций начинает щипать в носу.

Если он так трепетно относится к чужому ребенку, то каким станет отцом для своей дочери или сына? Потрясающим.

Ни капли не сомневаюсь я и украдкой стираю выкатившуюся слезинку.

– А я ничего для тебя не купила. Прости, – шепчу сокрушенно, на что Северский укоризненно качает головой и твердо заявляет.

– А мне ничего и не надо. Все есть. Не парься. Примерять будешь?

Указывает кивком на зажатую в моих руках футболку с принтом кролика и лукаво подмигивает. Ну а я не могу не поддаться его веселью и обаянию.

– Обязательно. Буду в ней спать.

Майка широкая и длинная – как я люблю. Ткань приятная на ощупь.

Прижимаю ее бережно к груди и втайне радуюсь, что Северский не выбрал ничего вычурного и дорого. Это лучший знак внимания, который он мог мне оказать.

– Спасибо.

Благодарю его срывающимся голосом не только за подарок, но и за чуткую неподдельную заботу и замечаю, что Соня сонно трет глаза. Время перевалило за полночь, и ей давно пора отправляться на боковую.

– Пойдем укладываться, солнышко?

– Но я хотела еще немного поиграть.

– Завтра поиграем. И снеговика слепим. Хорошо?

– Хорошо.

Немного подумав, соглашается моя малышка, и я провожаю ее в спальню, по обыкновению подтыкаю одеяло и сижу до тех пор, пока она не начинает дремать.

Сама же я не хочу, чтобы эта ночь заканчивалась, поэтому возвращаюсь в гостиную, намереваясь посмотреть на мигающую гирлянду и растянуть свалившееся на меня волшебство.

И у Гордея, судя по всему, схожие мысли. Расслабленный, он сидит на полу, облокотившись на спинку дивана. Перед ним стоят два бокала, начатая бутылка вина и тарелка с недоеденными бутербродами.

– Присоединяйся.

Он хлопает ладонью по ковру, и я послушно опускаюсь рядом. Выдерживаю небольшую паузу и говорю то, что должна была сказать еще по дороге сюда.

– Еще раз прости, что сломала тебе все планы. Ты наверняка рассчитывал провести Новый год с невестой, а тут я…

– Ника. Ты ведь давно меня знаешь, так?

– Да.

– Должна понимать, что, если бы я не хотел здесь находиться, я нашел бы способ вернуться к Диляре.

– Но… почему?

– Просто ты в моем обществе сейчас нуждаешься куда больше.