Екатерина Ромеро "Нелюбимая для Крутого"

Глава 2

Я сделала страшную ошибку и поняла это только тогда, когда оказалась совсем одна. Обнажена, растерзана и никому не нужная. Крутой ушел, он бросил меня как мусор, точно сломанную куклу, просто мясо, которое отдал на растерзание своим волкам.

Я помню, что ко мне какое-то время никто не подходил, а я встать не могла. Не могла кричать, не могла пошевелиться и даже плакать.

Это был мой конец, мой итог беспечности, а ведь практически до последнего дня я была уверена, что все контролирую и вдруг чего, смогу остановить ложь, и мне за это ничего не будет.

Не знаю, я просто верила, что эти взрослые мужики сами как-то разберутся, а я просто уйду. Как же глупо и наивно это было. Я начала игру, правил которой совсем не понимала, я не знала, что они такие… что Он такой.

За мной пришли и забрали даже быстрее, чем я поняла, что меня вообще ищут.

Как я могла хотя бы на миг представить, что одна смогу справится с ними всеми? Со всеми, кто против меня. Что я могла сделать против них? На кону всегда стояла сестра, и я слишком поздно осознала, что мне надо было бежать намного раньше. Это все было так непродуманно, в такой дикой спешке, я вообще ничего не понимала, и в какой-момент все просто рухнуло.

Вся моя жизнь начала разваливаться на куски. Казалось, еще я недавно я была девушкой влиятельного мужчины, который всегда защитит, а теперь он сам готов мне перегрызть глотку.

На самом деле, никакой защиты не было. Никто из так называемых “братков” за меня не вступился, и я поняла, что ни слушать, ни прощать меня никто не собирается. Это был билет в один конец, и Савелий выдал мне его в руки лично.

Брандо и Ганса там не было, но уверена, даже если бы и были, загрызли меня вместе во всеми. Особенно Брандо. Боюсь представить, каково ему теперь после потери родного брата.

“Волчий билет”. Они так это называют, и это самое страшное, что я вообще испытывала в своей жизни.

Я орала до срыва связок где-то внутри, но на деле не произнесла ни звука. Я не могла. У меня словно вырезали голос. Помню, как Крутой душил меня, как орал “ни звука”, и я замолчала, он не хотел больше слушать мою ложь, в которой я в какой-то момент увязла, точно в болоте.

Все случилось в каком-то диком дурмане, и понимала я только одно: я предала Савелия, за что он меня наказал. При всех, а после он отдал меня на растерзание своим дружкам и ушел. Просто бросил меня, как объедки.

А потом ко мне кто-то подошел и наклонился рядом. Высокий силуэт, который у меня перед глазами расплывался от слез. Меня укрыли курткой и взяли на руки. Это был мужчина, но почему-то я не могла разобрать ни его внешности, ни голоса.

Я не знала, куда меня везут, мне просто было холодно и больно. Очень. Везде. Это все, что мой воспаленный мозг еще мог осознавать.

Это был Валера. Только в больнице я узнала его, а после пришел Игорь. Он что-то спрашивал у меня, все светил мне фонариком в глаза, но если честно, я не запомнила ни одного слова. Я не могла ничего ответить, не понимала даже вопросов толком. Не знаю, что это было. Агония, пожалуй, ближе всего.

Помню, что меня чем-то укрыли, Игорь что-то быстро вколол мне в руку и меня повезли на рентген.

Врачи, не знаю, сколько их было. Все смотрели на меня, и мне хотелось от этого сдохнуть.

Мое плечо. Когда я упала со стола на пол, оно сильно хрустнуло, и с того момента я не могла шевелить рукой. Кажется, они думали, что там перелом.

После рентгена пришел другой врач, их главный травматолог. Такой здоровый дядька, он смотрел мои снимки, а после на мое горемычное плечо.

Мне было страшно, меня трясло, я боялась прикосновений, но на это никто не реагировал.

Я не могла кричать, у меня дико болело горло. Этот травматолог так меня зажал, что я думала, у меня треснут ребра, но нет. Это хрустел выбитый плечевой сустав, который он мне вправлял без наркоза.

***

Игорь

Открываю дверь палаты. Даша лежит на кровати. Я знаю, что она не спит. Она может засыпать только от препаратов, а сейчас перерыв, и я зашел специально в это время.

– Даша, поговорить надо.

Молчит. Ни звука не произнесла с момента поступления, и это беспокоит меня больше всего. Там не столько травма горла, сколько испуг, психологическое просто дно.

– Я знаю, что ты меня слышишь. Как плечо? Болит?

Тишина, даже не дернулась.

– Крутой это сделал? Я должен спросить.

Вижу, как закрывает глаза, шмыгает носом. Не скажет, хотя и так уже понятно.

– Хорошо, в общем, дела такие: я говорил с гинекологом. Рита Викторовна сказала, дети у тебя будут и ничего прям такого страшного нет. Немного времени и все заживет. Синяки за две недели должны сойти, плечо будет восстанавливаться дольше. Повязку не снимать, никаких нагрузок на руку. Хм, и да, венерических заболеваний не обнаружено, беременности не будет, мы сделали экстренную контрацепцию.

Я много чего говорил пациентам, но сейчас все равно тошно. Валера пришел вовремя. Если бы не он, Дашу бы там на куски порвали, хотя и того, что Крутой сотворил в одиночку с этой девочкой, и так достаточно.

Подхожу ближе, Даша дергается едва уловимо. Ресницы мокрые, слезы стекают по бледному лицу на виски. Восемнадцать лет, ребенок вчерашний. Крутой, сука, я ведь знал, что он опасен, я ее предупреждал, но уже поздно. Что уж плакать и причитать. Теперь это ничем уже не поможет.

– Даша, ты можешь пробовать говорить. Я знаю, глотать тебе больно, но связки не порваны. Не бойся, голос должен восстановится.

Снова тишина. Плачет. Без единого звука. Плечи вздрагивают.

– Скажи мне, кому звонить? Мама, папа, родственники какие? Ты тут под левыми документами, надо чтобы кто-то тебя по-тихому забрал. Есть кто-то на примете, к кому можно обратиться?

Едва уловимо отрицательно кивает.

– Даша, давай так, я не лезу в ваши разборки, но хочу помочь. Просто по-человечески. Валера того же мнения. Если у вас что-то произошло с Крутым, тебе надо сваливать из города как можно быстрее. У тебя есть место, где ты живешь, где сможешь прийти в себя? Чародей тебя сюда привез, он же смог бы отвезти домой или куда скажешь.

Снова качает головой. У нее ничего нет и это пиздец, как плохо, а еще я знаю, что Крутой скоро начнет ее искать и я первый, на кого он подумает.

– Ладно, придумаем что-то. Значит так: еще пару дней побудешь здесь тихонько, я хочу удостоверится, что ты начала говорить. Потом выпишу, дома отлеживаться будешь. Найдем тебе комнату временную или что-то подобное подальше от этого города. Прости, без документов долго держать тебя я здесь не могу. И это – знаю, у нас в отделении кормежка не очень, но хотя бы что-то. Пожалуйста, Даша, начинай есть сама.

Она молча смотрит на меня. Глаза красные, заплаканные. Я не лезу ей в душу, хотя и так видно, что над ней здорово поиздевались. Крутой, сучара, постарался на славу.

Я знал, что он без тормозов. И Фари такой же был жестокий, Брандо и Соловей, но они своих никогда не трогают. “Своих” тут ключевое. Даша больше не входит в Прайд, а предателей они не прощают.

Вижу, как осторожно поворачивается, тянет руку к трубке в носу.

– Нет, не вытаскивай! Это воздух. Тебе так легче будет дышать. Ладно, отдыхай. Зайду позже.

Не реагирует, так бывает у пациентов, перенесших насилие. Они либо не могут успокоится, либо наоборот, впадают в оцепенение, не могут спать.

У Даши были истерики в первые пару дней, которые мы глушили успокоительным, так что теперь она либо ревет либо спит. И еще она не говорит и не ест ни хрена. Это беспокоит меня даже больше, чем ее выбитое к чертям плечо.

Удивлен ли я? Нет, с такой силой, как у Крутого это, скорее, закономерность. Странно, как он ее реально не задушил. Синяки на шее от пальцев очень даже заметные.

Я не знаю, что с ней будет теперь, но очень надеюсь на, то что Даша быстро отойдет от этого состояния, начнет говорить и есть, потому что вызывать еще и психиатра мне точно не хочется.

Глава 3

Прихожу в себя в большом зале. Вокруг бильярдные столы, я лежу на диване и никого нет рядом. Прошел час? Нет, больше, смена даже другая.

Вообще не помню, как пришел сюда, пацаны, наверное, перетащили.

Голова гудит, перед глазами все двоиться. Я не знаю, сколько выжрал, вообще ни хера не понимаю.

Жека, бармен, говорит, что я был в отключке почти сутки. Сутки блядь, как Фари мертв. Нет его. Нет, блядь, больше с нами.

Сорок три пропущенных в телефоне. Брандо, Ганс, Соловей, Гафар даже проснулся, а я все еще с трудом верю, что жизнь поломалась на “до” и “после”. Из-за нее.

Предала сука, предала, тварь!

Боже, как же я ненавижу ее. Даша. Моя девочка с голубыми глазами. Я ей сердце открыл, а она мне в душу наплевала. Я ее в свою семью принял, а она нас погубила.

Гребанная засланная крыса с внешностью ангела, а ведь Фари был прав. Он с первого дня ее подозревал, тогда как я был настолько очарован этой ведьмой, что не слышал, не тупо воспринимал его предупреждений.

Фари, прости. Если бы я не поплыл от нее, ты был бы жив. Твой сын не остался бы без отца, а жена без мужа. Брандо не лишился бы брата, и я тоже.

– Где она? ГДЕ?!

Встаю с дивана, осматриваюсь по сторонам. Я помню, как прямо на этом столе бильярдном эту змею душил, как она извивалась, пыталась царапаться, отбиваться.

Я трахал эту ведьму и клянусь, я хотел ее удавить и удивиться самому следом.

Сначала она сопротивлялась, а после просто стонала, пищала, рыдала. Я не знаю, что это было. Какой-то ад, безумие. Я просто драл ее и ненавидел себя за то, что не смог эту тварь убить сразу.

Нет, я выстрелил в нее, но в последний момент слегка отвел руку в сторону и пуля пролетела рядом с ее ухом. Нет. Это было бы слишком просто, девочка, а легко я не хотел.

Я хотел ее боли и страданий, я хотел, чтобы Воробей хоть на секунду поняла, какого теперь мне. Какого всем нам потерять Фари.

– Савелий Романович, все в порядке?

– Где девка? Даша. Где она, Жека?

– Когда я на смену утром пришел, никакой девушки тут не было. Охрана и вы. Все. Пацаны сказали, клуб пока закрыть. Никого не пускать, пока вы тут.

Перевожу дыхание, хотя в груди все просто разрывается от боли. Мне орать хочется и биться об стену головой. Сестру потерял еще мелкой, мать вышла в окно, а теперь и Фари. Кто угодно, но только не он.

Единственный, кто меня понимал, кто был ближе брата, и это все Она. Назло. Мне назло или что?!

Я не понимаю. Я же по-доброму к ней. Подарки, квартиры, цветы. Своей уже считал. Сука. Все бабы, видно, такие твари бездушные. Ничего в них святого нет, греебанная продажная змея.

За что… почему, блядь, ты так поступила! Эта крыса сделала мне так больно, что я дышать теперь нормально не могу. Горит все внутри, переворачивается, и как оказывается, змейки моей больше здесь нет.

Свалила, а точнее, ее спасли. Очень красиво и тихо, пока я блевал у входа, ее кто-то вывел. Камеры есть внутри помещения. Скрытые, но не для меня.

Валера.

Сука, гребаный щипач Чародей!

Вот он входит, я его даже не замечаю. Вот к предательнице подходит, берет ее на руки и выносит через черный вход.

Его никто не видел. Как… Блядь, нас там было восемь человек! Он вор. Это его профессиональный навык.

И что самое интересное: трубку теперь Валера не берет. Знает, конечно же знает, что я бошку ему оторву, сучара, потому шифруется.

Если он с ней, удавлю тоже, только сначала мне узнать надо, на кого эта тварь работает. Воробей не могла все делать одна. Документы на казино она точно кому-то левому передавала.

***

Я смотрю в окно. Там пролетают редкие снежинки, хотя небо такое черное, холодное, страшное. Это мое зеркало. Это то, что у меня внутри.

Я не могу двигать левой рукой, ее туго забинтовали вместе с плечом. Недавно заходила санитарка. Принесла мне мыло, халат, расческу, тапочки и полотенце, потому что ко мне никто не приходит.

Никто крысу навещать не собирается, незачем. Уверена, это либо Валера, либо Игорь передали вещи. Не знаю, честно говоря, почему они мне помогают. Я чувствую себя изгнанницей, а такие обычно долго не живут.

Те, кто попадает вне зоны стаи, как правило, сдыхают, потому что для них больше не остается никаких благ и защиты.

Кстати о защите, Крутой как-то сказал, что всегда будет за меня. Я поверила и какое-то время защита у меня была, но она оказалась довольно быстро проходящей. Такой тонкой и хрупкой… как пергамент.

Как только меня признали крысой, в тот же миг эта мнимая защита треснула как хрусталь, и ее острые осколки со всей дури врезались мне в сердце.

Покровительство Крутого пало, рассыпалось, точно песочная крепость на солнце. Защита кончилась, он сорвал ее с меня вместе с одеждой и заставил танцевать голой. При всех.

Я не знаю, сколько прошло часов или дней, все слиплось с одну долгую черную кляксу. Когда я просыпаюсь, вижу, как медсестры меняют мне капельницы, тыкая в руку иголки и смотря на меня то ли с осуждением, то ли просто с пустым безразличием.

Я не могу сама встать и банально без помощи санитарки дойти до туалета. Ощущение такое, что меня сбил поезд и если честно, я боюсь убрать одеяло, чтобы увидеть свое тело.

Там все болит, печет, жжет. Везде, особенно ниже пояса, бедра, промежность. Крутой не церемонился, он драл меня как последнюю суку, которой я теперь для него и являюсь.

Кажется, вопрос только времени, когда меня добьют. Я уже спустилась с небес на землю, я все понимаю. Савелий Романович подписал мне приговор, и я сама в этом виновата. Я наделала столько ошибок, но время не вернешь назад, как бы долго теперь не плакала. Плевать, к черту.

Главное, чтобы моя Алиса была и дальше в безопасности. Тетка о ней позаботиться, пусть сестра простит меня тоже. Я сделала все что могла, я не хотела ничего плохого, а в итоге получилось все самое страшное, что только можно представить.