– Я слышал, что ваша мать погибла семнадцать лет назад? – уточнил Волков, перебив меня.
– Да, – сипло ответила я. – Со временем у многих боль потери притупляется, но не у всех. У некоторых она выпускает из тайных уголков души все самое темное, скрытое ранее. И тогда они сходят с ума, затягивая в бездну безумия тех, кто рядом. Такие люди больше не способны отпустить близких и любимых и превращаются в монстров. А самых близких и уязвимых – в свои живые игрушки. Бесправные, беззащитные, управляемые марионетки, обреченные существовать под тотальным контролем монстра, готового уничтожить любого, кто позарится на них. Теперь только он решает, когда им есть, спать, имеют ли они право любить. Им указывают, чему учиться или к чему стремиться. Подсказывают, с кем и о чем говорить. И если на балу марионетка вдруг позволяет себе несколько раз искренне улыбнуться мужчине, на которого откликнулось сердце, ее быстро ставят на место.
Волков напряженно смотрел на меня несколько мучительных мгновений. Я видела: он понял, что речь шла об их танцах с моей бедной сестрой. Понял и разозлился, и даже рявкнул:
– Есть же закон!
– Поэтому вы здесь? – с горечью парировала я.
И снова мы замолчали, глядя в глаза друг друга. Но неожиданно адмирал усмехнулся и произнес:
– Скажу вам по секрету, курсант Лель, сюда меня определили временно, чтобы пыль улеглась от, как я теперь понимаю, усилий вашего отца. Приказ о моем назначении командующим Военно-космическим флотом Земли уже подписан. Через месяц вступаю в должность. Не стоит волноваться обо мне. Самомнение тиранов часто бывает слишком завышенным. Они не настолько всесильны, чтобы влиять абсолютно на все и всех. Миротворческий корпус – это не Экономический совет и не Промышленная палата. Корпус междусобойчики не терпит и старательно пресекает. Поэтому все, что негодяй мог в моем направлении, использовал. Впустую. Видимо, рассчитывал, что в ходе разбирательств, в мутной воде отыщется какое-нибудь нарушение. Но ошибся, равняя меня по себе.
Испытав невероятное облегчение, я искренне обрадовалась:
– Поздравляю вас, адмирал-ректор!
– Благодарю. Но вы уверены, что станция «Драза» вам действительно поможет обрести спокойствие и защиту? – хмуро спросил он. – Есть и другие, менее опасные…
– Служба на станции – моя мечта! – не вдаваясь в подробности каркнула я резко осипшим от волнения голосом.
Дальше я со стучавшим в ушах сердцем наблюдала, как ректор активировал свой кибер, нашел нужную директорию, мой рапорт и изменил место практики.
– Благодарю, адмирал! Вы подарили мне жизнь! – голос окончательно сел, поэтому я скорее прошептала, чем ответила, как положено.
– Совершенно в этом не уверен, – он мрачно отказался от должности спасителя, но, увидев как я радовалась, посветлел.
– Разрешите идти? – Вытянулась в струнку.
– Да. Транспорт на «Дразу» отбывает через пять часов. У вас не так много времени на сборы осталось, – огорошил Волков новостью.
Я же думала, что завтра, как и у остальных.
Рукав Зеленого Змея находится очень далеко от Земли. Это один из последних на данный момент секторов галактики, куда добрались земляне и наши союзники. Лет сто назад в Рукаве было открыто сразу несколько новых цивилизаций, три из которых весьма схожи с нами ментально и культурно и даже совместимы с землянами генетически. А вот змеранам присущ паразитический и захватнический образ жизни, способствующий напряженной обстановке в том секторе, требующей военных действий.
До «Дразы» предстоит добираться две недели. Господи, как же мне повезло, что удалось отыскать ректора и убедить его, нет, вымолить изменить мое назначение!
– Спасибо вам за все, адмирал-ректор! – повторила я, вскинув руку к курсантской пилотке и уже хотела поспешить в общежитие.
Но Волков остановил меня движением руки. Я испуганно замерла, что адмирал сразу отметил. На его лице отразилась явная борьба чувств, наконец он решился:
– Вы сказали, что на том балу ваша сестра… Что та девушка не просто из вежливости улыбалась, а по велению сердца. Я верно вас понял?
Неужели мне не показалось?! Этот сильный и смелый мужчина не остался равнодушным к моей Элинке?
– Верно, – кивнула я, а потом предупредила: – Но, пожалуйста, будьте предельно осторожным в любых своих шагах в том направлении, адмирал. Единственная попытка моей сестры выйти замуж завершилась трагично. Жених погиб – у его мобиля вдруг отказали тормоза. А единственная за шесть лет, слишком теплая ответная улыбка герою войны чуть не стоила тому карьеры.
– Я вас услышал, – помрачнел адмирал. – Удачи вам на «Дразе»!
Я кивнула, снова отдала честь и рванула прочь. Еще слишком многое надо успеть до отлета. И опоздать на транспорт мне никак нельзя. Но сперва самое главное – попрощаться с той, кто сделал для меня больше, чем кто-либо мог представить.
Добравшись до своей комнаты в общежитии, я пару минут глубоко подышала, чтобы привести дыхание и эмоции в порядок. Успокоившись, активировала кибер и набрала номер. Привычная бесстрастная маска сама собой сковала лицо. Теперь мои эмоции сможет распознать только тот, кто знает меня как никто другой. И лишь по глазам.
Голубой экран мигнул и сетевое окно отразило лицо моей сестры. Увидев друг друга, мы привычно замерли, жадно разглядывая родные лица. Вглядываясь в глаза, согревая их теплом и пытаясь без слов поделиться любовью и заботой. Ведь по-другому нельзя, любой контакт Элины под контролем отца. Но за детские годы мы научились общаться без слов, лишь глазами, наитием и намеками.
Элина сидела за столом в домашнем кабинете. За спиной сестры висела огромная картина с морским сражением, и на фоне серо-зеленых океанских волн ее багровые волосы, забранные на затылке в тяжелый низкий узел, казались почти винного цвета. Коричневые луки бровей на овальном лице с тонкими чертами слегка сошлись к переносице, густые темные ресницы затрепетали от волнения, большие синие глаза блеснули. Чувственные мягкие губы непроизвольно поджались. На нежной, молочного оттенка коже расцветал лихорадочный румянец. Сестра сильно нервничала.
Элина. Стройная, но не до нездоровой худобы, а просто тонкокостная, отчего кажется слишком хрупкой. С изящной линией плеч и ключиц, высокой грудью, тонкой талией, округлыми бедрами и длинными ногами. Моя яркая, красивая, утонченная сестра…
Между нами разница в пять лет, внешне почти незаметная, ведь мы копии погибшей матери и похожи как близнецы. Мы стали живым напоминанием отцу о предательстве жены, о его потере и позоре. И уже семнадцать лет несли тяжкий крест наказания за мамины грехи и ошибки.
– Вера, – Элина забылась на миг, подавшись ко мне на пике эмоций, но, быстро взяв себя в руки, ровно продолжила, – здравствуй, ты давно не звонила.
– Здравствуй, Элина. Прости, не было ни времени, ни возможности. Я была слишком занята – сдавала выпускные экзамены. Не могла опозорить семью низкими баллами, нужно было постараться, – также ровно ответила я, а глазами передавала то, что сестра и без слов поймет.
Мне пришлось совершить невозможное, чтобы войти в десятку лучших и получить право самостоятельного выбора места стажировки. Чтобы улететь от Земли и отца так далеко и надолго, как только можно.
– Отец сказал, что мы скоро встретимся на лайнере Фортуны, – предупредила меня Элина, как бы между прочим, но ее глаза блеснули отчаянием и состраданием.
Я улыбнулась глазами, вглядываясь в лицо единственного любимого человека, который тоже безмерно любит меня. Ответила максимально завуалированно, чтобы отец не понял, не догадался раньше времени, что его план по возвращению строптивой игрушки не удался:
– Я очень надеюсь встретиться с тобой, когда-нибудь.
После моего намека «когда-нибудь» сестра едва заметно выдохнула с облегчением, кроме меня вряд ли кто заметил бы. Значит поняла, что нам удалось, как и задумывалось еще шесть лет назад. Тогда Элине пришлось навредить себе, чтобы отвлечь внимание от меня. И пока врачи боролись за ее жизнь, а отец в ярости угрожал всех уничтожить, если он потеряет дочь, в суматохе я ускользнула из дома и от охраны и добралась до Военно-космической академии, чтобы подписать контракт с Миротворческим корпусом. С того момента моей судьбой завладели военные, зато появился шанс обрести свободу. Когда-нибудь… Однако это слово стало кодовым, надеждой и целью жизни.
Мы молча смотрели друг другу в глаза. Обе знали, что прощались на неопределенный срок, а может и навсегда. Отец не изменится, ведь безумие не лечится, особенно у всесильных и всемогущих. Пока он жив, мы с сестрой будем его пленницами, или беглецами, как я теперь. Как бы жутко это ни звучало, надежда на свободу появится лишь с естественной смертью отца, ну или если он перейдет дорогу кому-то более сильному или безжалостному… Только в этом случае «случайными» жертвами можем оказаться и мы. Такие попытки уже случались и не раз. Порой мне казалось, что Элина даже ждет конца. Уставшая, сломленная и душевно опустошенная, она не видела для себя ничего хорошего в будущем. И боролась только за меня и ради меня.
– Я горжусь тобой, Вера! – хрипло выдохнула она, словно невзначай прижав руку к сердцу, без слов добавив, что любит.
Я повторила ее жест, ощущая, как щиплет глаза от подступивших обжигающих слез. И сипло ответила:
– Я не подведу и справлюсь, будь уверена и спокойна!
– Легкой и счастливой дороги тебе, сестра, – наконец прервала вновь возникшее молчание Элина.
– Буду надеяться на встречу, – просипела я, и обе одновременно отключились, не в силах сдерживать эмоции.
Немного времени ушло, чтобы успокоиться. В душе всегда после наших разговоров бушевал ураган эмоций, но пока я бессильна что-либо изменить. Затем я занялась сборами. Вещей у меня немного, ровно столько, сколько способен накопить за шесть лет обучения курсант Военно-космической академии с учетом скромного денежного довольствия и минимальных потребностей.
Надев вместительный казенный рюкзак на плечи, я внимательно осмотрела маленькую комнатку, в которой прожила несколько лет. Ничего не оставила и не забыла.
Общежитие я покидала одновременно с тревогой и счастьем в душе.
Глава 2
Двадцать смертников, как нас в спину шепотом назвал один из счастливчиков, оставшихся на «Дразе», оглушенных неожиданной новостью, двинулись строем за временно назначенным куратором к пандусу очередного транспортника, на борту которого нам предстояло лететь… на передовую.
Я передвигала ногами механически, словно робот, на плечи давил рюкзак с вещами, чуть подпрыгивая на бегу. Виски стискивали самые мрачные подозрения. Кто виноват в произошедшем: отец или его враги? В любом случае я по самые уши в протухших помидорах.
Мой давно задуманный, тщательно продуманный и почти реализованный план разрушился с обезоруживающей легкостью, простотой и дезориентирующей наглостью. Две недели, пока летела на «Дразу», я была твердо уверена, что останусь именно там, на огромной станции, где работают представители многих рас и миров, расположенной в опасном секторе, но тщательно защищенной. Ведь я лучшая из лучших! Я получила право самой выбрать место стажировки! Потом и кровью заслужила, и ректор закрепил это право подписью на моем назначении.
Однако, прибыв на место, я совершенно не ожидала, что мою фамилию назовут в числе двадцати курсантов, причем из разных академий, которым надлежало немедленно следовать на другое военное судно для отправки к месту стажировки. И главное – куда?!
«Рушаз» меньше «Дразы», значительно дальше и в разы опаснее. Там стоят военные бригады сразу семи рас: экипажи и штурмовые группы боевых кораблей, которые ведут регулярные космические бои со змеранами и охраняют не столько границы, сколько транспортные пути, по которым курсируют торговые караваны миров, либо недавно начавших с нами плотное сотрудничество, либо пока еще рассматривающих такую возможность. Волков назвал Рукав Зеленого Змея адом. Именно «Рушаз» служит его пеклом, а «Драза», так, контрольно-пропускной пункт.
На попытку законного отказа от нового места стажировки мне буквально в лицо сунули планшет со списком курсантов, получивших назначение на «Рушаз» и ткнули на мою фамилию. И хоть подписан новый список не ректором, а кем-то другим, несомненно, уполномоченным распределять и назначать, у военных сперва надо исполнять приказы, а уже потом обжаловать. Вот и мне предложили заняться этим с «Рушаза». Чего я в принципе не смогу сделать, ведь стоит только заикнуться о нарушении или недовольстве новым назначением, отец получит право раздуть из этого факта черную дыру, в которую быстро затянет и меня. Моргнуть не успею, как окажусь на отцовском флагмане запертой в каюте на все пять месяцев стажировки.
Следуя за куратором, хмурый строй курсантов, семнадцать парней и три девушки, взбежал по пандусу в грузовой отсек военного судна, под завязку заполненный контейнерами. Я невольно отметила, что погрузили для отправки на «Рушаз»: запасные блоки для боевых дронов, стационарную плазменную пушку, огромный ускоритель, такие не на суда, а на станциях устанавливали. Было много чего еще, но уже от первого попавшегося на глаза груза моя кожа покрылась липким страхом. Ведь будто надвигавшиеся на меня темные махины с угрожающей маркировкой безмолвно орали о том, что место, куда мы полетим, горячее во всех смыслах.
Сложно даже представить: каково было землянам в прошлом, когда на любое космическое путешествие уходили годы, а экипажам и пассажирам приходилось проходить опасные и сложные процедуры гибернации, чтобы не сойти с ума за годы путешествий в ограниченном пространстве. Благодаря научно-техническому прогрессу были созданы уникальные установки замкнутого цикла, двигатели, которым не требовалось топливо, а энергия производилась бесконечным разгоном частиц. Этим установкам хватало мощности на совершение пространственных скачков, до предела сокращая путь из одной точки в другую. И чем мощнее установка, тем на большее количество скачков она способна, а значит быстрее передвигался межзвездный корабль. Благодаря этому космос стал ближе, как бы невероятно это не звучало, если смотреть в небо, стоя на земле.
Самые мощные установки размещали на военных судах, что способствовало безопасности космических перелетов и более тесным связям заселенных планет, а впоследствии – с открытыми иными мирами или целыми цивилизациями, в которые объединялись миры, расы или виды разумных. Затем энергетическими установками стали оснащать космические станции; создали заградительную сеть у границ изученного нами космоса. Со временем сеть значительно расширилась, станции начали использовать не только земляне, но и наши союзники. Многие станции стали межвидовыми и выполняли как военные, так и научно-исследовательские функции, чтобы не рисковать мирными жителями и целыми планетами, проводя опасные эксперименты. Были и развлекательные, торговые и промышленные станции, которые создавали на астероидах богатые корпорации. В общем, в хорошо изученном космосе стало довольно тесно, порой даже случались столкновения или аварии.
Пройдя двумя широкими коридорами, мы зашли в просторное, по меркам космического судна, помещение с выдвижными, в два яруса, узкими полками для отдыха вдоль переборок, по-корабельному коек. Уже разложенные и накрытые серыми индивидуальными утеплителями и даже оборудованные пластиковыми сдвижными шторками для минимального уединения.
Столпившись в центре, мы осмотрелись и получили от нашего куратора приказание:
– Время в пути – трое суток. Располагайтесь. Прием пищи в общей столовой. Распорядок согласно корабельному расписанию.
Распорядившись, этот высокий, как и большинство военных, причем, неважно какой расы, мужчина в черной форме космического флота вышел.
Благодаря тесному сотрудничеству и постоянному взаимодействию, военно-космический флот большинства миров со временем окрасился в унифицированный черный цвет. А курсанты носят серую форму, чтобы любой служивый издалека видел, с кем имеет дело. С птенчиками, как нас снисходительно, а порой презрительно или раздраженно называют опытные космические волки.
Я еще раз быстро осмотрела нашу каюту в сумрачном желтоватом свете диодов и первой скользнула в левый угол к нижней койке. Засунув под нее рюкзак, я уселась и придвинулась спиной к прохладной переборке. Было страшно до дрожи, но скрывать страх я привыкла с детства, поэтому и сейчас никто не заметит моих чувств.
– Лель, смотрю, ты не теряешься. Выбрала самое теплое местечко, – с кривой улыбкой заметил Дариан, кинув свой рюкзак на соседнюю койку справа.
Матиас Дариан – худощавый, высокий молодой мужчина двадцати шести лет, внешне симпатичный, но неприятный. Умом не блистал и что еще хуже – плохо воспитанный, хамоватый, к тому же ленивый. При этом не скрывал неуважения к женскому полу и считал его совершенно лишним не только в космосе, но и на любой ответственной службе. Он из семьи потомственных военных пилотов, поступил в академию со второго раза, старше меня на два года. Впрочем, контракт с Миротворческим корпусом и академией подписывали в разном возрасте. Таких как я, едва достигших совершеннолетия в восемнадцать, среди поступающих было гораздо меньше, чем тех, кто решился на это в более сознательном возрасте.
Отвечать Дариану не стала – привыкла за шесть лет совместной учебы пропускать его высказывания мимо ушей и не реагировать. Под соседнюю койку слева закинула свой рюкзак Джана Новак – крупная, мускулистая девушка, тоже из семьи военных. Джана пошла по стопам отца – штурмовика-десантника. С ней мы вместе учились первые три года, дальше иногда пересекались на отдельных дисциплинах. Плюхнувшись на свою койку, она с нескрываемым возмущением выпалила:
– Я не понимаю, Лель, ты же вошла в десятку лучших и выбрала «Дразу». Так какого черта тебя на «Рушаз» отправили? Они не имели права! Это нарушение устава и традиций!
При всех своих немаленьких габаритах, Джана – симпатичная голубоглазая блондинка. Порядочная, без гнили внутри, улыбчивая, но вспыльчивая и простецкая.
– Похоже, конкуренты отца постарались, да, Лель? Подмазали кого-то – и нашу золотую девочку отправили прямиком в ад, на закуску змеранам! – не унимался Дариан, глядя на меняя со злой усмешкой.
Мой всегда отстраненно холодный вид и молчание доводили его до тихого бешенства. Только трусы не способны на открытый вызов, поэтому единственное, что он позволял себе в мой адрес, – подкалывать, ехидничать, хмыкать и прочее в подобном духе. Сейчас он напуган и оглушен не меньше меня, вот и отвлекался таким образом, чтобы не истерить.
Тем не менее он оказался прав, в кои-то веки. Моя отправка на «Рушаз» – чье-то злонамеренное вмешательство, что сомнению вряд ли подлежит. Скорее всего это действительно происки отцовских врагов. Николай Лель многим перешел дорогу, разрушил сотни жизней, карьеры и лишил будущего.
Про опасный сектор, где находится «Драза», в новостях частенько говорили в связи с разными заварушками. О «Рушазе» сообщали в разы реже, но только в самых черных и кровавых тонах. Поэтому десять минут назад однокурсники провожали нас с сочувствием и жалостью, сочтя фактически смертниками.
Абсолютно уверена: отец никогда бы не наказал меня отправкой на «Рушаз». Ведь это риск потери, на которую он ни при каком варианте не согласился бы. А вот заказчика и непосредственно исполнителя, изменившего мне конечное место стажировки, отец найдет и накажет самым жестоким образом. Виновным можно лишь посочувствовать.
Из горьких мыслей меня вырвал незнакомый парень, не из нашей академии. Здоровый, широкоплечий, сероглазый блондин весьма симпатичной наружности. Закинув свой рюкзак на койку над моей, оперся на нее ладонями и, с высоты своего двухметрового роста, демонстративно осмотрев меня, выдал с улыбкой:
– Шутите? Эта симпатичная малышка – лучшая из лучших?
Увы, ростом я действительно не вышла, по военным меркам. Всего сто шестьдесят семь сантиметров, пришлось схитрить, чтобы пройти допустимый минимум в сто семьдесят. У военных свои «усредненные стандарты» сложились: метр восемьдесят – для женщин и два метра – для мужчин. Разница в росте стала одной из многих проблем, с которыми мне пришлось столкнуться за время учебы, суровым испытанием и недостатком. Особенно в спаррингах и при прохождении любой полосы препятствий. Подумав о них, невольно передернулась, а места старых переломов заныли, подобно фантомным болям.
– Думаешь, только парни способны воевать? – предсказуемо вспылила Новак, встав и злобно уставившись в глаза чужаку.
– Судя по тебе, красавица, теперь не уверен, – миролюбиво ответил тот. Что ж, видимо не дурак, тут же сориентировался. Заодно и представился: – Андрей Чернов, прошу хоть иногда любить и жаловать.
Новак хихикнула, оценив безобидный флирт этого симпатичного здоровяка; и расслабившись, ответила ему с улыбкой:
– Ты просто не видел Лель шесть лет назад, на первом курсе. Мелкая дрыщевка, слабая неженка, которая на всех смотрела с ужасом. Никто не мог понять: что она здесь делает и зачем вообще приперлась в военную академию? Первые два года она не вылезала из медчасти, слишком хрупкая для нашей физической и боевой подготовки и тем более спаррингов. Но не сдалась, справилась. Больше того, вошла в десятку лучших! Вот так.
– По физическим и боевым нормативам ей натянули оценки! Как сову на глобус. Из жалости! Потому что наша золотая девочка – конченная заучка, и по всем другим дисциплинам была первой, – снисходительно-презрительно высказался Дариан. – Как робот: нужно, не нужно – все запоминает. Еще и на десяток факультативов таскалась… Ненормальная!
– Не равняй Лель по себе, Дариан. Как бы ты ни пыжился, на твой глобус ни одну сову не натянешь, – строго оборвал его Артем Миронов, тоже из нашего выпуска.
Присев на корточки, он заталкивал под койку два рюкзака, свой и подруги, однокурсницы Марины Царь. Маринка, разувшись, ловко забралась на верхний ярус, поджала ноги и рассматривала незнакомых парней, которые на следующие пять месяцев теперь в нашей общей группе будут стажироваться. Артем с Маринкой с третьего курса вместе и, уверена, если наша Царь не начудит, поженятся и будут вместе до гробовой доски.
На первом курсе Маринка пыталась подружиться со мной, потому что на весь первый курс на нескольких сотен парней – всего два десятка девушек. И хоть она мне тоже понравилась и хороший человек, я не могла себе позволить с ней сблизиться. Отец бы быстро «научил» ее правилам жизни и обеим указал, где ее место, а где – мое. Поэтому я со всеми держалась вежливо и отстраненно.
Марина, красивая, добрая и немного взбалмошная, на меня не обиделась. Вообще, за годы учебы отношение в коллективе ко мне несколько раз менялось в корне. К шестому курсу меня считали странной, замкнутой и всегда настороже заучкой. Красивая, яркая и желанная первокурсница постепенно превратилась в ходячую подсказку на экзамене и бесполого собрата.
Новак тоже возмутилась грубостью Дариана, хотя это скорее черта ее характера – бороться с любой несправедливостью:
– Дариан, ты бы лучше помолчал! Если бы не адмиральские погоны твоего деда, заслуги твоего отца и дядей, ты бы уже на третьем курсе из академии с позором вылетел.
Из-за перепалки вокруг нас собрались почти все курсанты. Один из незнакомых парней, кареглазый шатен, осмотрев меня, напряженную и хмурую, улыбнулся:
– Красотка, у тебя какое направление? А то, может, одно распределение получим? Я только рад буду!
Он настойчиво улыбался в ожидании ответа, пришлось сказать:
– Пилот и навигатор. У меня две специализации.
– Навигатор и пилот? Еще и лучшая?! – опешил шатен и протянул руку. – Я Макс Верник, инженер-робототехник.
Я, лишь слегка улыбнувшись, кивнула и вежливо ответила:
– Вера Лель.
А Дариан продолжил пакостить и разорялся в своем стиле, желчно сообщая незнакомым парням мои реалии:
– Вторая наследница владельца промышленной корпорации «Фортуна» Николая Леля. И не просто наследница, а, как поговаривают, перед вами будущая глава корпорации. Все думали, что она на финансовый пойдет, с такими-то мозгами отпетой заучки, но она, как видишь, решила всем доказать, что для Лелей не существует непокоренных вершин. Скоро получит диплом военного пилота и навигатора. У них же десятки транспортных межзвездников. Сама будет ими управлять. Так что, Макс, не протягивай зря руки, а то протянешь ноги.
– Что за чушь ты несешь? – заступился за меня Артем.
Его Маринка даже спустила ноги с койки, Дариан ее тоже частенько «баловал» своими «лестными» замечаниями. Правда, проходился по умственным способностям, бесконечным опозданиям, амбициям, по его мнению, царским, и нередким проблемам со сдачей зачетов или экзаменов. В сущности, ругал за то, чем грешил сам.
