Роджер Желязны "Подменыш. Дикая магия"

Глава одиннадцатая

Старик в выцветшей синей мантии брел по улицам спящего города, мимо темных витрин, запаркованных машин, страдающих безудержной рвотой мусорных баков и граффити, которые он не мог прочесть. Шаг его был тягуч, дыхание – тяжело. Время от времени он останавливался и отдыхал, повиснув на посохе или привалившись к стене дома.

Медленно, неохотно с темного неба начал сочиться свет; палевая волна, вздымаясь, одну за другой гасила звезды. Далеко впереди показался, маня, тенистый оазис – в конце широкой авеню колыхались, колеблемые едва слышным утренним ветерком, купы деревьев.

Палка тыкалась в асфальт все тяжелее. Старик пересек переулок и нетвердым шагом одолел еще квартал; протянул руку, схватился за фонарный столб – рука заметно дрожала. Пока он стоял там, пыхтя и качаясь, мимо проехало несколько машин. Когда горизонт очистился, волшебник отлепился от фонаря и перешел магистраль.

Еще немного.

Уже близко.

Уже качаются ветки и птичьи песни звенят, пронзая раннее утро, – вон, там, впереди!

Старец неуклюже ковылял к деревьям; слабые голубые искры приплясывали на конце его палки и гасли, без сил разгореться. Ветер принес тихий цветочный, кажется, аромат.

Еще один угол, последний…

Он еще разок отдохнул, постоял, тяжело дыша, почти задыхаясь, потом двинулся дальше деревянным шагом. На середине улицы упал, но машин в этот безлюдный час не было, и он благополучно поднялся и потащился, скрипя, к заветной цели.

Небо за крошечным парком порозовело. Посох, из которого вытек последний свет, неловко пропахал клумбу, и цветы мгновенно сомкнулись, непотревоженные, позади него. Он даже не услышал едва слышное шипение аэрозолей, когда брел по фальшивой траве и обнимал из последних сил ствол «дерева зеленого, стандартного, для городских парковых зон, модель № 2».

Он лишь вдохнул аромат, который давно надеялся учуять, слабо улыбнулся, когда утренний ветерок принес его прямо в ноздри, и проводил гаснущим взором бабочек, пляшущих в свежем, несмотря ни на что, свете юного солнца.

Посох выскользнул из слабнущих пальцев, и дыхание остановилось на мгновение, а затем зачастило – то бесчисленные прошлые утра слились с нынешним воедино и расплескали все краски, все запахи по бескрайнему полотну реальности.

И она рассказала ему все – ту самую сказку, которую он всегда жаждал отыскать, уловить, смеющуюся, мелькающую за привычными предметами.

Бабочка, пролетевшая слишком близко на своем невидимом лучике, оказалась захвачена последним биением жизни, и присела, трепеща крылышками, на повернутое к небу запястье – совсем рядом с родинкой в виде дракона.

И с ревом и скрежетом город ожил над ними.

Глава двенадцатая

Странные чувства накатывали и улетали прочь – и каждый раз, приходя, были чуть сильнее прежнего, а, уходя, оставляли по себе нечто… какое-то послевкусие. Шут их знает, что они такое, думал Дэн, вгоняя колышек в заборный столб; возможно, сама земля их нагоняет – это место, эти края, такие знакомые, такие… родные.

Все здесь было ему странно по вкусу.

Рядом остановилась корова и вдумчиво проинспектировала его работу.

Ну уж нет, вали отсюда, мысленно пожелал он. Туда ступай! – и запястье тут же степлело, и что-то перелилось через край и заструилось с кончиков пальцев. Корова без вопросов послушалась и ушла.

Вот так-то, подумал Дэн. Ужасно правильно оно ощущается – и получается все лучше.

Молоток расквасил колышек, и крупная щепка полетела ему прямо в лицо.

В сторону! – приказал он, даже не подумав.

Что-то рефлекторно всколыхнулось, и ошметок дерева, свернув, усвистал вправо.

И так каждый раз.

Улыбаясь себе под нос, он доделал работу и принялся собирать инструменты. Через луг уже пролегли длинные тени; позади простирались метры и метры отремонтированной изгороди. Пора мыться и готовиться к ужину – а там и к концерту.

Уже четвертый день он квартировал у Нориного дядьки: спал в сарае, делал всякую работу по хозяйству, для которой у старика уже здоровья не хватало. Язык за это время порядком подтянулся, как Мор и обещал… – будто бы Дэн не учил его, а вспоминал.

Мор… Почти о нем забыл, спохватился Дэн.

Память по собственному почину заперла всю его дорогу сюда под замок, упрятала в отдельный ящик дальнего шкафа – и не дотянуться! Слишком уж оно было странно – вроде бы шел себе и шел, а потом… пришел. Вот сюда прямиком.

Но сейчас впечатления подуспокоились, и Дэн украдкой оглядывался назад, на этот волшебный путь, и заодно гадал, как-то его исчезновение отозвалось там, в его собственном… в прежнем мире. Поразительно, но его прошлая жизнь уже начала блекнуть, терять реальность, превращаясь не то в сон, не то…

Зато эта страна ей взамен – прямо ух!

Он вдохнул поглубже. О да, эта была реальна и вдобавок ощущалась как дом. Надо бы еще побольше с соседями зазнакомиться.

Он почистил инструменты и разложил все по местам. Сегодня в полях со стороны города собирались жарить бычка. Вот она, настоящая деревенская жизнь! Именно такую ему и надо. Есть на свете места и похуже, чтоб застрять до конца своих дней.

И да, после трапезы он им сыграет. У него аж руки весь день по гитаре чесались. Эти новые спецэффекты – парамузыкальные, так, пожалуй что, будет правильно! – которые ему вдруг открылись… надо поэкспериментировать с ними еще. Ну, и повыставляться, конечно, перед соседями…

Перед Норой.

Нора.

Ухмыльнувшись про себя, он вылез из тяжеленной рабочей блузы дядюшки Дара и зашагал к ручью – купаться. Надо будет потом нарядиться наконец в свое. А она ведь хорошенькая, эта Нора. Просто жуть, что ее так напугал этот их местный изобретатель механических игрушек…

Который (как там его – Марк Мараксон?), получается, Майклов сын. Никому не нужные дарования – где-то мы это уже видели; не иначе как генетический фактор работает. Чертовски жалко, что этот парень не у себя дома и не в папином бизнесе: они бы с Майклом отлично поладили.

И все же пока Дэн смывал с себя пыль и пот, в голове свербела еще одна мысль, упорно не давая покоя: он-то здесь почему?

Мор говорил, дело не терпит отлагательств – зачем-то он здесь нужен и срочно. Но зачем? Что-то связанное с изобретениями Марка…

Дэн фыркнул. Ну, да, как раз из тех вещей, о которых говорят максимально расплывчато и никогда не напрямую. Что за механическую катастрофу настолько простое общество могло породить всего за одно поколение? И зачем для борьбы с ней им понадобился музыкант?

Нет уж, дудки. Во-первых, информации категорически недостаточно, а, во-вторых, интригу ведет таинственный старик, одержимый алармистскими фантазиями. Впрочем, жертвой обстоятельств Дэн себя совершенно не чувствовал. Надо только осмотреться как следует, прикинуть, что к чему, разузнать побольше… И так уже ясно, что это место в разы лучше того, откуда он ушел. Почему бы не заделаться, правда что, настоящим менестрелем?

Он вытерся обрывком дерюги и натянул свободную белую рубашку с длинными рукавами, в которой сюда и прибыл, и к ней черные джинсы. Сапоги снимать не стал: они ему отлично подошли, да и были куда лучше ботинок, в которых он прогулялся между мирами.

Потом Дэн расчесал волосы гребнем, вычистил грязь под ногтями и широко улыбнулся своему отражению в воде. Что ж, пора брать гитару, Нору и ее дядюшку и двигать в город.

По дороге к дому он что-то весело насвистывал.

Горели костры, фонари отбрасывали причудливые тени. Остатки пиршества до сих пор собирали по всему полю.

Сначала Дэн думал, что последние несколько кружек вина были, пожалуй, лишними… потом – что нет, точно не лишними. Какого черта! Праздник у них сегодня или не праздник? Он познакомился с кучей деревенских – все просто мечтали отвлечься от неприятных событий последних дней! От вопросов насчет родины он умело отвертелся, и теперь… – теперь он был готов творить.

Дэн повозился еще немного, пока люди не расселись по склонам невысокого холмика, вершину которого он отвел для себя, и не умолкли. Фонари поднесли поближе, окружили ими импровизированную сцену.

Дэн вышел вперед – не слишком быстро, – разорвал круг, поднялся на самый верх, ощущая знакомый вес гитарного футляра в правой руке. Толпа встрепенулась, зашелестела негромкими аплодисментами, вызвав у него улыбку. Всего несколько дней на новом месте, а тебе уже рады.

Расщелкнулся кейс, лямка легла на плечо. Короткая настройка – и он начал играть.

Где-то к середине первой вещи он наконец расслабился. Благодушие снизошло на него. Дэн поиграл еще немного и запел – на своем языке. Попробовал первую песню, которую рискнул перевести на местный, – ее приняли хорошо, и он сразу же взялся за вторую.

В свете фонарей ему были видны только самые ближние лица – одни улыбающиеся, другие сосредоточенные. Дальние ряды частично тонули в тени, но судя по полной неподвижности – и по своевременным взрывам аплодисментов во время пауз, – дарили его столь же неослабным вниманием. Слева, в стороне сидела рядом с дядюшкой Нора.

Она улыбалась.

Дэн урезал виртуозное инструментальное соло собственного сочинения – вдохновляющую, заводную вещь с неуклонно убыстряющимся темпом. Ему внезапно до ужаса захотелось повыпендриваться. Лупя по струнам, он качался на стуле взад и вперед; вокруг незаметно поднялся ветер, взъерошил волосы, заиграл одеждой…

Скорее всего, он услышал далеко не первый «ах» – предыдущие заглушала музыка. Но дело было даже не в нем – теперь там, где раньше царили лишь восхищенная тишина да аплодисменты, катался невнятный ропот. Из задних рядов донесся нечленораздельный вопль. Дэн прищурился, пытаясь разобрать, что там творится…

– Дьявол! – закричали уже куда отчетливее и ближе.

Что-то темное просвистело мимо его головы.

– Меченый! Меченый! – услышал он, и следующим номером в плечо ударил камень.

– Драконье пятно!

Тут только до него дошло, что правый рукав у него закатан почти до локтя – для последнего, видимо, номера, – выставляя на всеобщее обозрение родинку. Но с какого перепугу она вызвала такой ажиотаж?

– Детсон!!

Его аж встряхнуло. Старый Мор говорил, что его настоящее имя… погодите – Пол Детсон! Но…

Следующий камень треснул его прямо в лоб.

Дэн почти бросил гитару в футляр и поскорее захлопнул его – от греха подальше. Гитаре повезло, а вот в него угодил следующий снаряд.

Зрители уже все повскакивали на ноги.

Внутри у Дэна плеснуло жгучей яростью, а запястье дернуло, как никогда раньше. Со лба ручьем текла кровь. В грудь тоже попали – черт, больно!

Он зашатался, попробовал заслониться кейсом, отвернуться. Камень угодил в шею, еще один грохнул о футляр.

Толпа потекла вперед, через хлипкий заслон фонарей, медленно вверх по склону – не забывая наклоняться за метательными объектами.

Прочь!

Он не знал, крикнул ли это вслух или только у себя в голове – во всяком случае, рука описала широкий полукруг, словно что-то отметая.

Люди шатались, спотыкались о фонари, падали. Те фонари, о которые не споткнулись, повалились сами. Воздух пестрел темными снарядами, но в Дэна ничего не попало. Трава у подножья холма занялась огнем. Долетавшие наверх крики звучали не столько злобно, сколько со страхом, отчаянием.

Прочь!

Еще один взмах. Через всю руку, до кончиков пальцев и дальше, покалывая, хлынуло тепло. Внизу падали еще люди, их обнимало пламя.

Сжимая гитару, Пол развернулся и помчался вниз по противоположному склону холма, перепрыгивая через лежащие тела и невысокие костры, а потом взял курс на темную стену леса к северу, за густо заросшим полем. Он всхлипывал на каждом вдохе; ярость уже улеглась, место ее заступил нарастающий ужас.

Оглянувшись у самой опушки, он, кажется, заметил погоню. Что, если у них есть лошади? Крестьяне знают местность как свои пять пальцев, а он даже не в курсе, куда направляется. В любой момент его окружат, загонят в ловушку и тогда…

Почему?

Мысли бились у него в голове, пока он лавировал между стволами, с хрустом продирался через подлесок, смахивал с лица паутину, вытирал капающую в глаза кровь. Почему они все на него набросились? Всего-то увидели родинку… – о чем она им сказала? Что она значит?

Споткнувшись в третий или четвертый раз, он наконец встал, пыхтя и задыхаясь, и прислонился к громадному дереву. Непонятно, насколько они уже близко – все заглушали еще собственное натруженное дыхание и лихорадочный грохот сердца. В любом случае ломить так дальше, не разбирая дороги, совершенно бесполезно: только устанешь в два раза быстрее и вдобавок оставишь явный след. Нет, надо двигаться осторожно и беречь ресурсы – во всех отношениях. Короче, с этой цифры тактику мы меняем.

Мор говорил так, словно у него есть некая сила… и не заметить кое-какие эффекты, сопровождавшие поспешное отступление, – это надо быть слепым. Дома… в том, другом мире он всегда старался подавлять такие выплески, держать под контролем – ну, за исключением игривых интерлюдий в продымленных ночных клубах. Здесь же его, можно сказать, в открытую обозвали не то колдуном, не то ведьмаком, и если эта сила может послужить ему в дальнейшем – что ж, он готов учиться. Готов овладеть ею – чтобы посрамить врагов.

Есть очевидная связь… эта родинка на запястье. Пол задышал ровнее, и сей же час почувствовал знакомое тепло и биение крови.

Что конкретно мне сейчас нужно? Безопасно выбраться отсюда… безопасное убежище – вот что, решил он. Способность видеть, куда иду, и ни на что не натыкаться в темноте.

Он попытался как-то это… приказать. Сила внутри шевельнулась, и в следующий миг он отчетливо различил пятно в форме дракона у себя на руке, несмотря на кромешную лесную тьму. Оно словно бы двигалось, разгоралось – а потом соскользнуло с кожи и повисло в воздухе перед глазами, слабо и переливчато мерцая.

Дальше дракончик поплыл куда-то влево, тускло, но уверенно освещая округу, и Пол послушно двинулся за ним.

Он утратил всякое ощущение времени. Кругом расстилался бесконечный ночной лес. Дважды юноша делал привалы – он устал до чрезвычайности – и недолго отдыхал; во второй раз – на берегу ручья, из которого от души напился.

Из этой первой ночи своего бегства он почти ничего не запомнил – никаких особых деталей; вот разве что в какой-то момент оказалось, что он идет вверх по склону холма… а потом сквозь лиственный свод над головой начал сочиться зябкий свет раннего утра.

Тут усталость окончательно взяла над ним верх – все прошедшее с концерта время как будто бухнулось разом на плечи, – и он начал невольно оглядываться по сторонам, ища, где бы прикорнуть. Понятливый дракон-светлячок сразу же свернул направо и поплыл вниз по пологой дуге – кажется, в первый раз за много часов.

Через лабиринт валунов он привел Пола в маленькую, защищенную со всех сторон скалами лощинку и там завис в неподвижности. Пол согласился со знамением и бросился на траву. Откуда-то неподалеку доносился шум бегущей воды и веяло холодной свежестью.

Заснул он почти мгновенно.

А проснулся, кажется, уже за полдень.

Призрачный проводник исчез. У Дэна болело во многих местах, и он был зверски голоден.

Однако первым делом он вынул гитару из чехла и внимательно изучил на предмет повреждений. Повреждений не было: инструмент прошел через ночные ордалии невредимым. Дальше он отправился искать воду и нашел ее – крошечную речушку в сотне метров в сторону от скал, – вымылся целиком и промыл полученные раны. Ручей оказался слишком студеный, и долго в нем прохлаждаться Дэн не стал. Солнце уже стремительно катилось к горизонту – можно было продолжать путешествие в относительной безопасности.

Продолжать? Путешествие?

И с какой же цифры его бегство вдруг превратилось в путешествие? В этом Дэн (или Пол?) уверен не был – возможно, это случилось, пока он спал. Видимо, мерцающий дракончик не только увел его от разгневанных селян: теперь Пол (или Дэн?) чувствовал (интуитивно, разумеется; никакой логики в этом не было), что впереди его ждет какая-то совершенно определенная цель: к ней-то блуждающий огонек его и влек. Ну, что ж, значит, продолжим путь… только вот сначала не худо бы отыскать какой-нибудь еды.