– Да ладно? – Он иронично изогнул бровь.
– Да. Пожалуйста, в следующий раз рассказывай мне все заранее. Например, если хочешь уйти, так и говори: «Я пойду один».
– Мне казалось, это очевидно. Никто ведь не обещал обратного. Давай лучше мы поступим наоборот. Если я соберусь брать тебя, то так и скажу: «Мы идем вдвоем». Не все мои тайны тебе следует знать. Но я обещаю посвятить в те, которые могут коснуться тебя саму.
– Договорились, – нехотя согласилась я.
Кажется, нагота его не смущала. По крайней мере, Платон не попытался хоть как-то ее скрыть. Так и стоял напротив, с интересом вглядываясь в мое лицо. Уж не знаю, что он там хотел увидеть, но на всякий случай взгляд я отвела и еще раз убедилась, что матирующая магия лежит плотно. Моего истинного облика он не различит.
Не только у него есть секреты, в которые лучше не погружать чужого человека.
– Ты сказала, что собиралась ругаться, – уточнил мужчина. – Что изменилось?
– Я услышала про «Семь грехов света». – Сглотнула, слова тяжело продирались сквозь осипшее горло. – Ты действительно увидел рекламу, или…
– Нет. Я спросил своего знакомого про Нику Альбеску, – покачал Платон головой и двинулся из гостиной; мне пришлось идти следом. – Как ты умудрилась перейти дорогу древнему вампиру?
Спина его тоже была хороша, широкая, мощная. Я старалась не смотреть ниже, туда, где талия обрывалась за полотенцем. Слишком уж волнительным и запретным было зрелище.
Думаю, от женщин у него отбоя не было. Раньше, до вынужденного заточения в поместье. Надеюсь, он все же соврал и ему не требуется срочно снять «напряжение».
– Не специально, – буркнула я.
– Слушай, если ты хочешь, чтобы я помог, тебе придется рассказать правду, – отрезал он не оглядываясь. – Я не готов рисковать своей шкурой ради той, которая не только скрывает собственную внешность, но и бежит от сына Арджеша.
Он попал в цель. Я застыла на месте, дотронулась до кожи, вновь проверяя наличие чар. Щеки залило краснотой, но магия держалась крепко.
Когда он мог увидеть?
Тогда, у ворот? Ему хватило какой-то жалкой секунды, чтобы рассмотреть мое лицо?!
Платон довольно хмыкнул.
– Значит, мне не показалось.
Так он не знал наверняка?! Боги… Я сама себя сдала. Осознание, что я совершаю ошибку за ошибкой, заставило пошатнуться, вдохнуть и выдохнуть через силу. Впредь нужно быть хитрее. Нельзя так запросто доверять любому брошенному слову.
Однажды это может стоить мне жизни.
– Марьяна, – позвал мужчина, обернувшись. – Перестань бояться. Я не прошу тебя снимать магию. По правде, мне абсолютно плевать, что ты прячешь. Даже если ты огромная беззубая троллиха, я не огорчусь.
– Вот и хорошо, – эхом откликнулась я. – Эй, я не троллиха! Почему вообще троллиха?!
Вообще-то, даже обидно стало.
Платон явно был удовлетворен такой реакцией – потому что я перестала панически дышать через раз.
– Да так, вспомнилось что-то, – неоднозначно ответил он, потерев бок. – В любом случае свои обещания я всегда выполняю. Я отдал твою бумагу своему информатору. Он обещал найти все, что сможет. Я не требую раскрыть мне твою подноготную – потому что и сам не собираюсь этого делать. Но если мы хотим сотрудничать, то должны быть честны хотя бы в тех вопросах, что касаются нас обоих. Я очень рискую, прося брата пойти на шоу Альбеску. Ты же это понимаешь?
Мне оставалось только отрешенно кивнуть.
Он прав. Этот мужчина дал мне кров и какую-никакую защиту. Он не лезет в мое прошлое. Он даже попытается найти моих родственников. Он уже сделал много больше, чем все до него.
Меньшее, что я могу сделать в ответ, – помочь ему и быть честной.
– Я все тебе расскажу. Но давай, кхм, немного в другой ситуации. – Я обвела взглядом его полуобнаженное тело.
– Согласен, – устало ответил Платон. – Я и сам бы сейчас не отказался поспать. Перенесем разговор на потом.
Он толкнул одну из дверей. Я услышала шум льющейся воды. Не похоже что-то на джакузи. Обычная ванная комната с крупной ванной в углу. Скомканная одежда валялась на полу кучей.
– Ты давно вернулся? – перевела опасный разговор, чтобы хоть ненадолго отпустить воспоминания про Альбеску. – Я не слышала, как ты пришел.
– Мари, я вернулся одновременно с Дитрихом и срочно окатил себя водой, чтобы история про мытье выглядела хоть как-то правдоподобно, – фыркнул Платон. – Именно поэтому сейчас я собираюсь отоспаться, как следует поесть, а уже потом обсудить с тобой Нику Альбеску. Договорились?
– Да. И… спасибо тебе.
– Как не помочь моему личному доктору, – улыбнулся Платон, подхватывая свои вещи. – А теперь, если ты не против, я бы хотел помыться… по-настоящему.
Хмыкнула, развернулась, и за спиной тут же раздался сильный всплеск. Инстинктивно обернулась – посмотреть, не замочило ли меня. А Платон, уже целиком оголившись, залез в ванную, погрузившись по самую шею.
– Эй, не мог подождать, пока я выйду? – возмущенно шикнула на него, торопясь поскорее уйти.
– Мало ли. Может, ты захочешь присоединиться. – Он произнес это так, словно я действительно могла такое предложить. А затем вдруг брызнул в меня водой, зачерпнув ту ладонью.
Я коротко взвизгнула, прячась за дверь, а Платон весело засмеялся. Как мальчишка, ей-богу!
Плотно закрыла дверь и на миг замерла, пораженная пришедшей в голову мыслью. Даже не мыслью, а скорее смутным образом. А что, если я и вправду…
Два поломанных человека, вместе. Ни к чему не обязывающая ласка, просто желание утешить друг друга, хоть на мгновение забыться в нежных объятиях. Почему-то казалось, что они будут непременно нежные у этого хмурого одинокого мужчины.
Рядом с Платоном у меня возникало чувство, что он наказывает себя за что-то. Что главные его палачи не те, кто установил непроходимый полог вокруг замка, а он сам.
Каковы были бы на вкус его губы?
Я потрясла головой, стараясь отогнать навязчивый образ. Это совершенно не нужно нам обоим, только усложнит совместное пребывание под одной крышей.
Но не успела отойти от двери, как услышала его тихий голос.
Глава 6
Марьяна закрыла за собой дверь, кажется, рассердившись на его глупое предложение. Зачем он это сказал? Только спугнет ее, поломает доверие, а ему после сегодняшнего нужен еще как минимум один сеанс «электролечения».
И тем не менее смутный, неясный образ того, что могло бы выйти, прими она его предложение, все равно закрался в мысли.
Неужели его собственные шутки Диту обернулись против него?
Да ну, бред какой-то. Он ученый и должен думать прежде всего о деле, а не о низменных плотских желаниях. Раньше так и было…
И вообще, зачем он сказал брату, что не хочет чувствовать себя подопытным? Это все чертов бес, разбередивший душу, заставивший вспомнить, воскресить то, что он считал давно забытым, истлевшим… Мало ему было за что себя ненавидеть.
А впрочем, вышло удачно, на Дита это произвело впечатление. Тот наконец поумерил подозрения.
– Какой позор. Один ползает на брюхе перед арбитрами, а другой перед ним унижается. – Голос отца над ухом вызвал скорее раздражение, чем удивление.
– Я ни перед кем не унижался, – процедил Платон сквозь зубы.
– Ну как тебе сказать, сынок, – язвительно выделил обращение Серп. – Клянчить семейный дар как подаяние – это и есть унижение.
– Просто заткнись и дай мне помыться. – Он демонстративно взял банку с гелем, выдавливая на губку.
– Не хочешь смотреть правде в глаза? Можешь отвернуться и просто слушать. Убей Дитриха, и тогда дар выберет другого достойного в вашем поколении.
– И это точно буду не я, – парировал Платон. Он уже давно догадывался, как именно отец заполучил свой дар. Ведь не просто же так все кузены Серпа Адрона погибли при таинственных обстоятельствах.
– Делов-то, останешься один, и выбора у дара не останется. Он будет твой. – Серп восторженно сверкнул глазами. – Ты ведь умеешь обходить его силу, я ведь не просто так научил тебя этому. Все ждал, когда ты сообразишь своим отсталым умишком, как использовать знания по назначению. Ты ведь единственный сын, которым я всегда гордился. Так похож на меня.
– Я не похож на тебя! – не выдержал Платон, банка геля для душа полетела в сторону мрачной фигуры Серпа. Но лишь прошла насквозь и отскочила от стены. – Я не ты.
– Да ладно тебе. От своей сути не уйдешь. Кровь не обманешь… Себя не обманешь. Ты – это я.
– Заткнись! – Даже в горячей ванне он ощутил озноб. Это было хуже, чем навязчивые мысли, хуже, чем чувство вины, преследующее его ежесекундно. Отец сейчас говорил все то, чего он на самом деле боялся больше всего на свете. Стать таким же монстром, как Серп Адрон.
– Ну-ну. Просто подумай об этом, – легко отступил отец, словно почувствовав, что его слова достигли цели и больше давить незачем. – А Дит… Пусть сходит, пообщается с Нику. Это будет как минимум весело. Когда кто-нибудь умирает, это же всегда весело!
– Ты его знаешь? – На мгновение Платон даже забыл, что перед ним галлюцинация, а галлюцинация знает только то, что знает он.
Серп хищно оскалился.
– Ты забываешься, сынок. Папа знает все обо всем. И обо всех. Так что от меня бесполезно что-то скрывать. Помнишь ваш со Златоном жалкий план по моему устранению? Думаешь, через сколько минут после того, как вы лишь подумали о нем своими скудными умишками, я уже был в курсе?
– Ты не мой отец, ты просто галлюцинация. – Платон задержал дыхание, уходя полностью под воду. Может быть, когда он вынырнет, Серпа уже рядом не будет?
Он провел под водой, наверное, минуту или даже больше. Орки могут задерживать дыхание гораздо дольше, чем обычные люди, но здоровье сейчас не позволяло ему даже такую малость.
Вынырнул, ощущая, как горят легкие, тяжело отдышался. Серпа рядом не было.
Платон долго еще лежал в тишине, ни о чем конкретном не думая. Пытаясь абстрагироваться вообще от всех мыслей. Но почему-то воспоминания о прошлом не давали покоя, не отпускали, глодали его с неимоверной силой. Закрывал глаза – и перед ними стоял образ мальчишки из прошлого.
Мальчишки, благодаря которому у него самого, возможно, будет будущее.
Если все получится.
Закончив с мытьем и насухо обтеревшись, Платон заперся в своей спальне. Взял в руки телефон.
Мамин номер был забит в быстром доступе, хотя его он помнил наизусть. Пусть и не очень часто звонил ей, даже в лучшие годы предпочитал редкие встречи общению по телефону, но как-то так получилось, что номер въелся в память намертво.
– Платоша?.. – недоверчиво спросила мама, когда в динамиках гудки сменились ее голосом.
За все время заточения он не набрал ее ни разу. Сначала не хотел оправдываться за свои поступки – а пришлось бы. Мама начала бы отчитывать, уверять, что никакие эксперименты не стоят того, чем все обернулось.
Платон был с этим не согласен. Последний его опыт пошел не по плану, но он не считал его ошибкой. Он многому научился благодаря тому, что произошло.
К сожалению, потерял тоже слишком многое. Свою сущность, свою магию, свою свободу.
В общем, первое время он не звонил сознательно. А потом ушел в опыты, погрузился в них весь, целиком, в горячей надежде вернуть себя прежнего. В этот момент звонить маме было бы вообще кощунственно. Она за него переживает, ночами не спит, а он истязает себя током и рвется за пределы особняка проводить запрещенные ритуалы.
Вот станет орком, тогда другое дело – можно пообщаться как раньше. Не чувствуя себя неполноценным, не сгорая от стыда перед матерью, которая места себе не находит.
Так думал Платон, пытаясь тем самым хоть как-то себя выгородить.
Но сегодня слишком уж накатили воспоминания о прошлом.
– Привет, мам. – Он вздохнул, потер переносицу. – Как твои дела? Как здоровье?
– Да я-то нормально, что со мной будет. – Она, кажется, всхлипнула, услышав его голос. – Соскучилась только по тебе до ужаса, каждый день думаю, как ты там. Совсем один же. Надеюсь, не голодаешь?!
– Поверь, с твоими запасами провианта голод мне точно не светит, скорее – ожирение.
– Скажешь тоже. Тебе надо здоровье поправлять, вот и кушай. Все свежее, фермерское, витаминчики. Я морепродуктов закупила на днях, а еще взяла какую-то модную йогуртницу. Хочу тебе молочные продукты тоже готовить, а то магазинное-то совсем не то.
Платон тепло улыбнулся. Мама любила готовить и всегда с легкостью переходила на тему еды. Это хорошо. Раз она заговорила об этом, значит, не злится на него за молчание.
Значит, простила за то, что он так долго не звонил. Возможно, он и не лучший сын, но мама у него определенно самая-самая.
– Только не перетруждайся. Не ночуй на кухне.
– Да ну тебя! Мне ж в радость! Платош… – Она помолчала. – А чего ты звонишь? Ничего не случилось у тебя? Ты не подумай, я очень рада. Но ты же просил время подумать… я не торопила…
– Все хорошо, – твердо уверил мужчина. – Я как раз успел о многом подумать. Прошлое вспоминал, наше с братьями детство. Как-то накатило. Ты так старалась для нас, а мы и не ценили, наверное.
– Ценили, конечно! Вы такие хорошенькие были, смешные, зелененькие мои мальчуганы.
– Я еще кое-что вспомнил, как раз в тему детства… – Он подумал, задавать ли вопрос, но решил, что назад дороги нет. – Помнишь, у нас мальчишка недолгое время жил? Марком звали. Ты не в курсе, что с ним случилось после?.. Ну, ты сама знаешь после чего.
Дело в том, что после разговора с Виктором Платон постоянно прокручивал в голове образ того мальчика. Вроде и сказал, что ничего к нему не испытывал, – а какое-то странное ощущение сосало под ложечкой.
Все-таки разбередил бес душу своей «психотерапией», сумел пробраться в самое сердце и прогрызть там дыру. Никак не получалось забыть взгляд мамы, когда Платон ей сказал ту страшную фразу про бездомных собак.
Не получалось просто сделать вид, что ничего не было.
Да и от судьбы этого Марка так или иначе зависел исход его собственного ритуала.
Он ожидал, что вопрос может расстроить маму, но она удивительно благодушно ответила:
