– Если что, у меня есть мёд и травяной чай. Лекарство номер один в деревне.
– Учту, – кивнул он, польщённый её вниманием.
Он привык быть сильным и неуязвимым, а тут кто-то заботился о нём так легко и непринуждённо.
Олеся, похоже, заметила его состояние, отвернулась, пряча улыбку, и промолчала, вернувшись к разделке курицы. Максим, присев на край стула, продолжал наблюдать за ней, чувствуя, как уют этого замкнутого мирка всё глубже пускает корни в его сознание, разрушая привычный холодный рационализм.
Ужин был простым, но от этого не менее вкусным. Время в приятной компании пролетело. Они снова говорили обо всём и ни о чём. Снова приоткрывали завесу в собственное прошлое, делясь весёлыми воспоминаниями. Максим вдруг рассказал, как однажды с братом строил огромную снежную крепость, а Олеся смеялась, вспоминая, как каталась на санках в балке за деревней.
– Ты часто вспоминаешь детство? – вдруг спросила она, наклоняя голову.
Максим знал ответ: никогда. Просто потому что почему-то запретил сам себе отвлекаться на пустяки. Но ответил он другое:
– Реже, чем хотелось бы. В городе слишком мало времени, чтобы предаваться воспоминаниям. Вечно какие-то дела, встречи, планы.
– А зря, – тихо сказала она. – Иногда именно прошлое помогает нам понять, чего мы хотим в будущем.
Эти слова задели его. Он не мог не признать, что в них была правда.
– А ты? – спросил он, чтобы отвлечься от собственных мыслей. – Часто думаешь о будущем?
Олеся помедлила, глядя куда-то в сторону, словно подбирая правильные слова.
– Иногда. Но не слишком забегаю вперёд. Я думаю, важно жить настоящим. Конечно, мечтать нужно, но… ты ведь не знаешь, что случится завтра, правда?
Ответ девушки развеселил. Максим всегда считал, что успеха добивается тот, кто чётко знает, куда идёт, и планирует каждый свой шаг. Для него стратегия – это цепочка выверенных действий, где каждая промежуточная цель приближает к главному результату. Этот подход был для него основой всего, чем он руководствовался в жизни.
Её же подход к жизни казался ему непростительно наивным, но в случае с Олесей в этом чувствовалась какая-то естественная гармония.
– А что, если всё это лишь красивые слова? – с лёгкой иронией спросил Максим, взглянув на неё. – Настоящая жизнь требует решительных действий, планов и чёткого понимания, куда идёшь.
Олеся, не оборачиваясь, продолжила теребить край салфетки, будто размышляя над его словами.
– Может, и так, – наконец сказала она, повернув к нему спокойный взгляд. – Но иногда нужно просто остановиться и посмотреть вокруг. Какой смысл идти к цели, если ты даже не замечаешь, что происходит по дороге? Так можно не заметить что-то действительно ценное.
Максим задумался, но тут же поджал губы, не желая соглашаться вслух. Было ощущение, что Олеся его хорошо знает и подталкивает к какому-то новому, отличному от всей его философии жизни выводу.
– Ты говоришь так, будто знаешь, куда я иду, – бросил он, стараясь снова взять инициативу в разговоре.
– А ты сам знаешь?
Его взгляд задержался на ней чуть дольше, чем он планировал.
– Конечно, знаю, – ответил он, хоть вдруг почувствовал, что его ответ звучит больше как защита, чем как уверенность.
– И какова твоя цель? – Олеся подняла на него взгляд, в котором смешались любопытство и лёгкий вызов.
Максим слегка откинулся назад, скрестив руки на груди.
– Цель? – он замолчал, обдумывая ответ. Всё, что он делал, всегда было направлено на достижение целей, которые он ставил перед собой. – Добиться того, чего хочу. Быть лучшим. Стать успешным настолько, чтобы никакие обстоятельства не могли выбить меня из колеи.
Она чуть приподняла брови и молчала, словно ожидала от него что-то ещё, но не дождавшись, снова задала вопрос, внимательно разглядывая его:
– Вот ты достиг успеха. И это всё? Где та граница, когда ты почувствуешь, что Рубикон пройден? Это всё, что тебе нужно в жизни?
Максим нахмурился, её слова резанули сильнее, чем он ожидал. Он сам себе сейчас казался каким-то убогим, однобоким, словно его жизнь лишена глубины, а он сам – чего-то важного.
– А почему нет? – резко ответил он. – Быть лучшим, обеспеченным, сильным. Разве в этом есть что-то плохое?
– Нет, конечно, – спокойно ответила Олеся, но в её голосе звучала лёгкая грусть. – Просто ты так говоришь, будто для тебя больше ничего в жизни не важно.
Он хотел ответить, но почему-то замолчал. Её слова застряли где-то внутри колючим комом. Ему хотелось возразить, доказать, что она ошибается, но почему-то не смог.
– А для тебя? – спросил он, наконец, пытаясь перевести разговор на Олесю. – Что для тебя настоящая цель?
– Быть счастливой, – девушка чуть улыбнулась, будто говоря что-то очевидное. – Не в будущем, не потом, а сейчас. И быть рядом с теми, кто делает меня счастливой. Предвосхищая твой вопрос о счастье, отвечу, что для меня счастье – это внутренняя гармония. Когда ты просыпаешься утром и чувствуешь, что всё в твоей жизни на своём месте. Когда нет ни сожалений о прошлом, ни страха перед будущим.
Максим молчал, внимательно слушая. Её слова были настолько простыми, что он едва сдержал усмешку, но вместо этого задал вопрос:
– Ты правда веришь, что это возможно? Жить без сожалений?
Олеся посмотрела на него, чуть прищурив глаза, будто пытаясь понять, издевается он или действительно хочет узнать её ответ.
– Верю, – ответила она уверенно. – Потому что сожаления появляются, когда ты делаешь выбор, не слушая себя. А если прислушиваться к тому, что внутри, можно избежать многого. И даже если ошибёшься, завтра стоит воспринимать это, как ценный опыт.
Эта простая философия была ему чужда, но что-то всё же цепляло.
– И что же говорит твой внутренний голос? – спросил он, слегка склонив голову.
– Сейчас? Что я на правильном пути. А ты? Слушаешь свой?
Олеся действительно придерживалась этих правил в жизни. Даже в расставании с Артёмом. Разрыв принёс боль, но, приняв его и честно взглянув на их отношения через призму своих принципов, она почувствовала, как рана начинает заживать быстрее.
– Без интуиции в бизнесе никуда, – ответил он, усмехнувшись.
Темы за столом поднимались философские. Можно было рассуждать до утра. Но ведь они никуда не торопились.
– А, да, ты из тех, кто живёт только бизнесом, – Олеся звонко рассмеялась, но смех её не был весёлым, скорее, он был для того, чтобы разрядить обстановку за столом.
– Бизнес – это то, что я умею делать лучше всего.
– Лучше всего? – переспросила Олеся, слегка прищурившись. – Ты говоришь так, будто это единственное, что у тебя получается.
– А если так? – он чуть наклонил голову, словно бросая вызов.
– Тогда я тебе не верю, – уверенно ответила она, посмотрев прямо в глаза.
Максим хмыкнул, похоже, что маленький воробушек решил сам оправдать его в своих глазах. Общение с Олесей было для него чем-то новым, совершенно не похожим на разговоры с его бывшими или нынешними пассиями. Оно вызывало искренний интерес, который он давно не испытывал. И он поддерживал их диалог, не стараясь прекратить.
– Почему ты так думаешь?
– Ты отлично чистишь снег!
Мужчина громко рассмеялся, откинувшись на спинку стула.
– Ну, это, конечно, талант, – отшутился он. – Но, боюсь, на этом далеко не уедешь.
– А почему нет? – пожала плечами Олеся. – Я вот недавно читала, что один канадец стал продавать снег в Арабские Эмираты. Он отсылал его в термобоксах и неплохо разбогател.
Максим хмыкнул, покачав головой.
– Серьёзно? Продажа снега? Это уже звучит, как авантюра века.
– Ну, кто-то из этого сделал бизнес, – с улыбкой парировала Олеся, наблюдая за его реакцией.
– Ну, давай, предлагай бизнес-план. Раз уж ты такая предприимчивая, может, подкинешь идею, как превратить это в дело всей жизни?
Олеся подыграла, сделав задумчивое лицо и сложив руки на груди.
– Так, сначала нужно найти подходящий рынок сбыта. Думаю, начнём с тех, кто мечтает о зимней сказке, но живёт в пустыне.
– Отлично, – кивнул Максим, поддерживая шутку. – Значит, создаём рекламный слоган: «Привези зимнюю сказку в дом».
– Вон, у нас во дворе сколько снега! Не нужно искать поставщиков!
«У нас» эхом отразилось в его голове. Он не знал, оговорилась она или сказала это намеренно, но слово задело его.
– У нас? – переспросил он, стараясь скрыть улыбку.
Олеся слегка замялась, понимая, что невольно выдала себя. Щёки её чуть порозовели, но она тут же попыталась вернуть себе невозмутимость.
– Ну… У нас во дворе. Технически ты ведь тоже тут, так что… – она сделала вид, что сосредоточилась на кружке с чаем, чтобы не встретиться с его взглядом.
Максим усмехнулся, но не стал продолжать. Это маленькое «у нас» зацепило его куда сильнее, чем он ожидал.
– Ладно, партнёр, – сказал он, пытаясь сгладить напряжение. – Если у нас такой бизнес, я точно беру на себя вопросы логистики. Ты знаешь, у тебя талант к переговорам.
– Может быть, – Олеся улыбнулась в ответ. – Только я предпочитаю говорить за чашкой чая в приятном обществе.
Эти слова повисли в воздухе. Максим не знал, как выразить то, что внезапно поднялось внутри. Олеся легко вскрывала незримые щиты, которые он годами выставлял между собой и остальным миром. Но, кажется, ему это нравилось. Вот это ощущение причастности к её «счастливому сейчас».
После ужина Олеся занялась какими-то делами, а Максим снова вернулся в гостиную. Он взял книгу, но читать так и не смог. Его мысли снова возвращались к разговору. Вроде пустячный разговор, выеденного яйца не стоит, а смотри, как зацепил.
Он смотрел на пламя в камине, задумчиво теребя край страницы, и вдруг поймал себя на мысли: «А в чём моё счастье?»
Этот вопрос звучал просто, но ответа на него не было. Всё, что он считал важным и ценным, сейчас казалось каким-то блеклым, незначительным. Успех, деньги, сделки – всё это его жизнь.
Максим нахмурился, чувствуя странное беспокойство. Ему никогда раньше не приходило в голову задумываться о таких вещах. Жизнь всегда казалась ему серией задач, которые нужно решить, и целей, которые необходимо достичь. Но теперь, рядом с маленьким бойким воробушком, он впервые за долгое время позволил себе задуматься: а что, если он что-то упустил?
Глава 6
Цель продать усадьбу начинала казаться ему всё менее важной, уступая месту неожиданным эмоциям, которые сложно было назвать деловыми. Он поймал себя на том, что ждал её возвращения в комнату.
Когда она, наконец, вошла, на ней была пушистая тёплая пижама. И Максим с сожалением подумал, что во вчерашних шортиках воробушек смотрелся аппетитнее. Максим отвёл взгляд, но ощущение, что атмосфера в комнате изменилась, стало почти осязаемым.
– Читаешь? – спросила она, подходя к камину и подбрасывая поленца.
– Пытаюсь, – вздохнул он.
Вдруг тишину разорвал резкий звук телефона. Один за другим сигналы сообщений наполнили комнату. Максим резко потянулся к девайсу, нахмурившись и начиная лихорадочно пролистывать экран. И только краем глаза он заметил, что на лице Олеси мелькнуло сожаление.
– Не буду мешать. Спокойной ночи, – произнесла она, стремительно уходя прочь.
Максим поднял взгляд, но дверь уже закрылась за ней. Её уход оставил после себя странное ощущение недосказанности, но дела требовали внимания, и он попытался сосредоточиться на экране телефона.
* * *
Проснувшись под гитарные рифы «Металлики», которые стояли у него на рингтоне будильника, Максим не сразу поднялся. Он лежал в тёплом коконе одеяла, лениво глядя на потолок и перебирая в голове воспоминания прошедшего дня. Экскурсия по дому запомнилась не только благодаря величественным залам и старинным деталям интерьера, но и из-за того, кто был её проводником. Олеся оказалась великолепным рассказчиком: её слова словно переносили его в другую эпоху, оживляя картины прошлого.
Но больше всего его поразило открытие, что Олеся – художница. Как-то раньше он не задумывался, чем она живёт и что её вдохновляет, пока не оказался в её мастерской. Картины, которые он увидел там, захватили его воображение: яркие, эмоциональные, они будто рассказывали истории без слов. Особенно его зацепили её зимние работы – они были наполнены каким-то необъяснимым волшебством.
Одну из картин он разглядывал дольше остальных. Это была усадьба в Рождественскую ночь. Дом сиял в свете множества огоньков, а на переднем плане была изображена семья – Олеся, её родители и, вероятно, бабушка с дедушкой, и ещё какие-то родственники с детьми. Они собрались вокруг ёлки, держа в руках свечи и подарки. От картины веяло теплом и светом, и такой радостью, что казалось, он слышит их разговоры и смех, видит шалости детей. Татьяна упомянула, что картине уже четыре года. Она была написана в последний Рождественский вечер, который они провели вместе, до смерти деда.
Эта картина захватила дух Максима. Он не мог перестать думать о ней. Это было не просто изображение – это был целый мир, полный воспоминаний и эмоций, которые он даже не знал, как выразить словами.
Невольно подумалось о том, что в его жизни таких моментов, которые хотелось бы запечатлеть навсегда на полотне, почему-то и не было.
Телефон на тумбочке мигнул, сигнализируя о новом сообщении. Мужчина лениво потянулся за девайсом. На экране высветилось имя секретаря, а короткое сообщение лаконично гласило: «Эвакуатор будет в десять».
Он убрал телефон обратно и провёл рукой по лицу. Слова напомнили, что его пребывание здесь подходит к концу, но радости это почему-то не принесло. Решив не думать об этом сейчас, Максим поднялся и спустился вниз, откуда уже доносился лёгкий стук её шагов.
Олеся стояла у окна, задумчиво водя пальцем по морозным узорам на стекле. Лёгкий свет утреннего солнца делал её образ почти нереальным. Её лицо было сосредоточенным, а взгляд уходил куда-то вдаль, за пределы этого дома и дня.
– Доброе утро, – тихо произнёс он, боясь нарушить хрупкость момента.
Олеся обернулась, и на её губах появилась та самая лёгкая улыбка, которую он уже начал узнавать.
– Доброе. Ты рано встал.
– Просто не спалось, – отозвался Максим, подходя ближе. – Что-то не так?
В этот момент он почувствовал, что не хочет разрушать утреннюю магию новостью об эвакуаторе. Лучше сказать после завтрака, решил он. Интуиция подсказывала, что это правильно.
