Адалин Черно "Дочь друга. Ненужные чувства"

– С вами, да? Вы поможете?

Будто у меня выбор есть. Я перед Яновым в долгу, обещал ему, что, вдруг что – всегда помогу, а тут вот дочка его на улице в столице.

Из кабинета мы сразу идем на кассу.

– Дин, оформи как осмотр, а? Ничего у девочки нет, госпитализация не нужна.

– А анализы? Там кровь брали. Они, кстати, пришли уже.

– Ну и анализы посчитай.

Жду, постукивая пальцами по стойке. Катя стоит рядом, заинтересованно осматриваясь по сторонам.

– Тысячу восемьсот. Картой или наличкой? – смотрит на Катю, которая от шока едва не роняет челюсть на пол.

– Картой, Дин, – встреваю, доставая из кармана телефон и проводя оплату.

Дина никак мои действия не комментирует, поэтому я решаю объясниться сразу, чтобы завтра пол-отделения не обсуждало мою личную жизнь или еще чего похуже.

– Это родственница моя. Кошелек дома забыла.

– Вот как, – улыбается. – А я уж подумала… Оплата прошла успешно. Чек нужен?

– Нет. Спасибо, Дин.

Отталкиваюсь от стойки, подхватываю под локоть явно прибитую ценой Катю и веду ее к выходу.

– Я вам… верну все. Как за стажировку заплатят, так и верну. Там у меня хватит.

– Забудь, – отмахиваюсь. – Жди тут, – оставляю ее у выхода, сам иду к стойке регистрации. – Я ушел, Ир. Никого же ко мне нет?

– Нет, иди, – отвечает, не глядя. Она, видно, занята, у нее тут пациенты стоят в очереди, так что я просто разворачиваюсь и иду к выходу, где оставил Катю, но вот ее там, где она должна быть, нет.

В первое мгновение испытываю облегчение. Баба с возу, как говорится, но дернувшись к выходу, торможу.

Вот же…

Не могу так.

Иду по коридору сначала в одну сторону, затем в другую. По пути торможу санитарку, спрашиваю про девушку, но она никого не видела. Странно. Уйти она не могла – я вдруг вспоминаю, что рюкзак ее с вещами и документами у меня.

Стоит вернуться к выходу, как вижу Катю там, где и оставил. Стоит, смотрит в пол.

– Где была?

– Я… э-э-э… туалет искала.

– Нашла?

– Нет, – виновато.

– Ладно, пошли.

Веду ее к туалету, киваю на дверь, а сам вызываю такси, потому что чувствую, что по вечернему городу ехать в пробках на своей машине просто не смогу. Не в нынешнем состоянии. Катя выходит как раз тогда, когда приложение уведомляет о прибытии такси.

– Вы меня простите, Кирилл, что я так… влезла.

– Давай без этого пока, ладно? Я дико заеб… устал, в общем. Завтра все обсудим. Мы пока едем ко мне, а поговорим, если ты не против, утром.

– Конечно.

В машине я, видимо, отрубаюсь сразу, потому что веки разлепляю от настойчивого баса:

– Уважаемый, приехали!

– Смена тяжелая была, – зачем-то говорю вслух.

– Мне, так-то, похер, вылезайте из машины, у меня заказ следующий.

Я обычно никак не оправдываюсь, и, судя по ответу таксиста – не стоило и начинать.

– Хамло! – возмущается вышедшая за мной Катя.

Не приснилось, значит. Правда приехала дочка Янова жить у меня. И как угораздило так вляпаться? У меня отродясь никто не жил, даже на ночь не оставался, но везти ее сейчас куда-то, когда я с ног валюсь от усталости, не вариант.

– Я, кстати, разбудить вас не смогла, – виновато пищит. – Наверное, он поэтому разозлился.

– Меня трудно разбудить, на будущее запомни. А разозлился он, потому что мудак. На свой счет не принимай.

Она кивает, а я херею с того, что на самом деле рассматриваю возможность ее у себя оставить. Планировал с кем-то договориться из девчонок, но об этом и правда завтра подумаю, голова не варит.

– Здесь так красиво! – не сдерживается от восторженного замечания, когда заходим в лифт. – Ой… молчу, – вспоминает мою просьбу и действительно замолкает, продолжая осматриваться.

На кнопки смотрит, на подсветку, проводит рукой по поручням, едва не попискивая от восторга. Поразительно, как металлическая коробка может приводить в такой восторг, но не думаю, что она в своем небольшом городишке такие видела.

Катю в квартиру пропускаю первой, щелкаю выключателем. Разуваюсь, привалившись к стене и наблюдая за своей гостьей. Она снимает ботинки и аккуратно ставит их на тумбочку для обуви. И вот тут я замечаю, что она без верхней одежды. Я, впрочем, тоже, но я на машине в больницу приезжаю, так что куртку на смены надеваю редко, потому что незачем. Обед мне привозят, кофе в больнице отменный, да и выйти особо некогда.

– Одежда верхняя твоя где?

Глава 3

– У Лисы, она… не услышала, наверное, как я стучала, – выдает с тяжелым вздохом.

Понятно. Значит, придется завтра зайти к Лисе. Уж больно она хитрая.

– Вы не голодный? Я готовлю неплохо.

Вот твою же мать, а?! У меня в доме мышь повесилась, я на доставках живу, но сейчас ждать курьера не вариант.

– Я нет. Вот, – достаю из куртки, висящей на вешалке, карту. – Тут магазин внизу есть, совсем рядом, сходи за продуктами, купи все, что нужно.

– Хорошо, – тут же начинает обуваться обратно, и я вдруг понимаю, что куртки у нее нет, и вообще она тут заблудиться может, территория комплекса большая, все подъезды одинаковые, а магазин с другой стороны.

– Вот, – снимаю с вешалки свою куртку и даю ей, начиная тоже обуваться.

– А вы? Со мной пойдете?

– С тобой.

– Тогда куртка вам нужна.

– Надевай, Катя. Я к морозам стойкий.

Она хмурится, но куртку на хрупкие плечи натягивает.

– Смешно выгляжу? – видимо, замечает мою улыбку.

– Немного.

– Может, оставим? Чтобы потом не судачили.

– Тут, Катя, всем по х… по боку, в чем ты зайдешь в магазин. Даже не посмотрят.

– Вы можете материться, – неожиданно говорит она. – Я от папы наслушалась, сама иногда… но вы же слышали в кабинете. Я не часто, – поспешно оправдывается, – но проскальзывает, никак не могу отучиться.

– Я тоже отучаюсь.

– Да?

Нет, но ей знать необязательно. Хирургу мат из лексикона убрать никак не получится, потому что, когда у пациента внезапно хлещет кровь оттуда, откуда не должна была, “еб твою мать” не скажешь.

– Будем вместе тогда.

– Ага.

– Я много болтаю, да?

– Сейчас болтай, чтобы я в лифте не уснул.

Как только даю ей разрешение – замолкает. Едет тихо, снова все с восхищением рассматривая. Интересно, сколько ей понадобится времени, чтобы привыкнуть? Неделя-две, или она так и уедет из столицы, восхищаясь ее величием?

Так наблюдать за ней интересно. Мы тут всё воспринимаем как данность. Есть, и пофиг, но когда видишь, как у другого вызывают восторг обычные вещи, невольно задумываешься, как быстро течет твоя жизнь, а главное, куда именно.

Вообще, я о такой херне не задумываюсь, потому что некогда. На сменах у нас не то чтобы завал, но иногда так заебываешься, что, вот как сегодня, твою сонную тушу везет таксист, а дома отсыпаешься, жрешь, берешь полдня на нихеранеделание – и снова на работу.

– Вы сказали, магазин рядом, – замечает Катя, когда идем мы по улице уже прилично.

– А что, нет?

– Тут целый район нашего города, а людей… – она замолкает, вскидывая голову наверх, – даже больше, наверное, живет.

– Муравейник, – пожимаю плечами.

– Я… не это сказать хотела, – оправдывается. – Но ваше определение подходит.

Надо бы ее на “ты” перевести, все же она хоть и молоденькая, но не настолько, чтобы ко мне на “вы” обращаться. Хотя, скорее, это я не настолько старый, но почему-то не спешу. Есть в ее обращении ко мне что-то… особенное. Но это, вероятнее, из-за тяжелой смены. Я едва понимаю, как мы вообще до магазина доходим, ноги несут сами.

– Я бы не нашла сама магазин, – сетует. – Или нашла бы, но назад не вернулась, тут все такое… большое и одинаковое. А я даже номер квартиры не посмотрела.

Я вдруг вспоминаю работу в отделении у них в городишке. Небольшая клиника, пара крупных магазинов, в которых я был пару раз, потому что расположены они едва ли не за городом. Там было непривычно, но мне, тогда еще сопливому пацану, очень уж хотелось выслужиться перед начальством и показать отцу, что в медицинский я пошел не из прихоти, а по званию. Еще бы он в это верил!

– А вы что любите на ужин? Или на завтрак, если ужинать не будете?

– Что под руку подвернется. Иногда в кафе спускаюсь, тут есть, но уже закрыто.

– Сырники будете? Или яичницу могу сделать. С помидорами.

– Бери что хочешь, – протягиваю ей карту.

Мог бы и сам расплатиться, учитывая, что я собрался ходить с ней, но подумалось, что так она будет чувствовать себя свободней, но Катя карту не берет. Руки за спину прячет, отчего куртка сползает с одного плеча и вот-вот съедет на пол. Поправляю на ней пуховик, забираю карту под ее пояснения:

– Вы это… сами лучше заплатите. И будете говорить мне, что можно брать, чтобы я… лишнего не взяла.

– Я же сказал – что хочешь.

Она поджимает губы, но кивает. Чувствую, что не сработает, поэтому стараюсь максимально включиться в реальность.

Заходим. Катенька осматривается. Я ловлю едва ли не каждую ее эмоцию. Удивление, больше похожее на шок, ступор, страх.

– Идем, – беру ее за рукав и веду в зал, потому что сзади заходят люди. – И быстро, Катя… Я правда очень устал. Не до магазинов.

– Ясно.

Она ускоряется, ходит между прилавков, в прихваченную на входе корзинку добавляет хлеб, молоко, берет яйца, смотрит на меня.

– У вас совсем ничего нет? Или, может…

– Яйца, Катя, у меня есть, но в качестве ингредиентов они не подойдут.

– А… Ох…

Она заливается краской, а я начинаю жалеть, что такое ляпнул. Забываюсь, что не среди друзей, не с хирургами и медсестрами, которые к разным шуткам привыкли.

– Прости. Неудачно пошутил.