– Полагаю, надо ввести тебя в курс дела, – говорит отец деловито.
– Хорошо. Что случилось?
– Ничего такого, что могло бы нам навредить. Это первое, что ты должна знать.
– Зачем приезжали Алтай и Исса? – помогаю я ему разговориться.
– Откуда домашняя девочка знает такие страшные слова? – усмехается папа, касаясь кончика моего носа. – Бизнес, моя дорогая, не может всегда идти в гору, бывают и взлеты, и падения. Так вот, сейчас мы немного споткнулись.
– О какой камень?
– Помнишь ту землю на третьей береговой линии, куда ты вложила часть приданого?
– Конечно.
Папа купил огромный кусок земли и размежевал на участки. Теперь строит дома и продает. В один из них он, с моего разрешения, вложил деньги от продажи бабушкиной квартиры.
– Меня кинул поставщик. Взял деньги и скрылся, так бывает. Не буду вдаваться в подробности, но, чтобы продолжить строительство, мне пришлось занять крупную сумму. Настало время ее отдавать.
– Вот так домашние девочки и узнают страшные слова, – отшучиваюсь я, хотя ситуация, конечно, не смешная. – Ты занял у Алтая? И расписку, разумеется, составил Исса. Как я поняла, он недурной юрист.
– Они оба недурные юристы, понахватались, только непонятно где. Весь город им теперь что-то должен. Сволочи.
– Что будет, если не отдавать долг?
– Придется отдать. Иначе они заберут землю себе. Вместе с уже построенными домами. Вместе со всем.
Я ошарашенно моргаю. В папины дома вложились все мои тетушки, родители, брат Елизаветы и еще куча народу. Вот почему мачеха в бешенстве.
– Так что, получается, мы еще и людей подставим?
Папа сказал, что я одна его понимаю, и мне необходимо закрепиться в этой особенной роли, но… Я ведь тоже вложила туда свои деньги! Целую квартиру! Выходит, она отойдет Алтаю? Просто так, ни за что?! Меня переполняет неприязнь к этому человеку.
Сумма приличная, но дело не только в этом. Мои ладони срываются на дрожь. Эти деньги – память, и, глупо потеряв их, я как будто предам бабушку.
– Такого мы не допустим, – обнадеживает отец. – Но для этого мне нужно будет ненадолго уехать. А ты поживешь пока у мэра. У него, кстати, сын готов жениться, симпатичный молодой человек, работает в банке.
– Папа, это-то здесь при чем?.. Я вообще не планирую замуж так рано.
– Ну а вдруг? Присмотрись к парню. И будь паинькой, Рада. Многие люди вложили в дома все, до копейки, они на нас надеются.
После сложного разговора сплю я тревожно, снятся кошмары, а утром просыпаюсь от грохота. Накидываю на плечи халат и сбегаю на первый этаж.
Глава 4
Поначалу непонятно, что происходит. Сцена, которая разворачивается на моих глазах, поистине чудовищна.
И да, само чудовище тоже здесь – стоит у столешницы. Как и вчера, одет Алтай безупречно, но менее формально – рубашка и брюки. Волосы собраны, шрам на прежнем месте. А вот брови… Брови чуть выше, чем положено, что говорит о том, что бандит немало удивлен.
И удивила его наша Елизавета.
Которая по-настоящему борется с отцом, рвется ему глаза выцарапать. Папа выкручивает ей руки. На полу стекло от разбитой посуды, две сковородки.
Сперва я думаю, что шум был из-за бандитского налета, и пытаюсь как-то связать драку с нарисованной в голове картинкой, но спустя мгновение осознаю, что вряд ли Алтай расфигачил целый сервиз. Он, кажется, сам не знает, что и делать.
– Ой! – восклицаю я, понятия не имея, за что хвататься и как себя вести.
Папа отвлекается на мгновение, Елизавета тут же изворачивается и кусает его за нос. Он вскрикивает от боли.
– Вот зараза!
Я машу руками, не представляя, как подступиться и разнять. В полном шоке перевожу глаза на Алтая, и тот совершенно невинно пожимает плечами.
Подаю ему знак: сделай что-нибудь. Он быстро качает головой, дескать, ни за что на свете.
Это было бы забавно, если бы не наш вчерашний разговор с отцом, и я, конечно, сдерживаю улыбку.
Алтай всегда был ко мне добр, насколько это только возможно, но нельзя забывать, чем именно он занимается. К нему приходят люди, находящиеся в затруднительной ситуации. Нередко – на грани. Никто в здравом уме с такими процентами не возьмет в долг деньги под залог недвижимости. Алтай наживается на бедах, он сам дьявол на земле, собирающий души. От такого человека интуитивно хочется держать подальше.
– Доброе утро, – говорю я сухо, собирая волосы в хвост. Жаль, завязать нечем. – Что… случилось?
Входная дверь распахивается, к нам присоединяется дядя Вардан.
– У отца своего спроси, что случилось! – орет Елизавета. – Старый козел! Ненавижу тебя! Ты мне всю жизнь сломал! И девочкам моим!
– Лиза, Лизонька… – причитает папа, держась за нос.
Драма набирает обороты. Я растерянно хлопаю ресницами, решаю вмешаться:
– Елизавета, пойдемте, мужчинам нужно поговорить без нас. Так же нельзя…
Но мачеха отталкивает меня и снова бросается в бой. Она толкает стол, тот опрокидывается, разбивается ваза, разливается вода. Цветы по всей кухне. На втором этаже громко плачет Пава…
У меня у самой мурашки табуном по коже и тахикардия, потому что прекрасно понимаю: Елизавета не стала бы так себя вести на ровном месте. Обессилев, она падает на колени и закрывает лицо ладонями.
– Доволен? Ты этого хотел? – кричит отец Алтаю. – Счастлив теперь?! Пусть карма отыграется на тебе и твоих детях! Вардан, бога ради, уведи ее!
Дядя Вардан расторопно отводит Елизавету на второй этаж. Резко становится тихо.
Слова отца повисают в воздухе, и становится понятно, что зря он их сказал. Я ожидаю от Алтая хлесткой ответки, но он лишь тянется за рулоном бумажных полотенец. Отрывает кусок побольше и начинает вытирать рубашку. Она и правда наполовину мокрая, я только заметила.
– Твою мать, Филат, – произносит Алтай медленно. – Зачем ты натравил на меня свою женщину?
– Натравишь ее! Она сама прекрасно натравливается! Кофе будешь? – Вновь потерев нос, отец идет к кофемашине, но наступает на кусочек стекла. Чертыхается сквозь зубы. – Рада, милая, сделай с этим что-то. Нам нужно поговорить спокойно.
– Конечно.
Я срываюсь с места. Достаю из кладовки веник, совок, пакет, надеваю тапочки и приступаю. Сначала нужно убрать большие осколки, потом пропылесосить.
Отец тем временем варит кофе, подает Алтаю чашку. Я занимаюсь делом, стараясь не шуметь, но как будто все время чувствую на себе взгляд. И это не очень приятно.
– Так а что я сделать могу?! – ругается отец громко.
– Если ты не можешь справиться со своей женщиной, – ровно отвечает Алтай, – как с тобой вообще дела можно вести?
Папа хмыкает несколько раз подряд.
Алтай заканчивает вытирать рубашку и продолжает:
– Ты мне аренду полгода не платишь. Узнает кто-то – хана моей репутации, а я столько над ней работал. – Он будто насмехается. – Ты, наверное, решил, раз я дал тебе поблажку, то можно наплевать и на остальные условия. Так не пойдет.
– Я забыл, когда истекает срок договора. Просто забыл! А ты уже проценты накинул! Да какие!
– Десятое июня в расписке. Сегодня одиннадцатое. Я вчера приехал к тебе лично напомнить. Ты меня выпроводил.
– Я не думал, что будут проценты!
Алтай разводит руками:
– Какой-то детский сад. У тебя вообще деньги есть?
С полминуты длится молчание.
– Ясно. До обеда перешли Иссе на электронку все документы на участки. Разрешения на строительство и так далее. Стройку останавливай, я подумаю, что там будет теперь.
Елизавета что-то кричит наверху. Сквозь пелену шока я осознаю, что мы потеряли все. Вообще все.
– Алтай, деньги будут крайний срок через неделю, максимум две, – говорит отец нервно.
– Тебе их, судя по всему, взять негде.
– У меня в Италии…
Алтай прерывает отца громким смешком:
– Ты считаешь, я дам тебе выехать из страны?
Папа тут же начинает строить из себя оскорбленного, наседает, что они ведут дела всю жизнь. Что он держит свое слово и за поступки всегда отвечает. И что людей уж точно не кинет. Не такой он человек. Мое сердце колотится на разрыв. Я то и дело киваю, поддерживая отца.
В какой-то момент он извиняется и отходит ответить на звонок, я же изрядно нервничаю, сгребая осколки в кучу. Боковым зрением улавливаю движение – Алтай подходит совсем близко. Деревенею. Аж болит внутри. Смотрю я строго в пол.
Не буду на него снизу вверх. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. Пусть хоть пнет сейчас – не стану унижаться.
Он, видимо, это понимает, присаживается на корточки.
– Надень перчатки, иначе поранишься. – Протягивает пару монтажных.
Этого я ожидала меньше всего на свете. Воровато поднимаю глаза. Они у нас почти на одном уровне.
– У вас с собой перчатки? Серьезно? Зачем?
Каждый вопрос отбит глухим ударом сердца о ребра. Я вдыхаю изысканный парфюм Алтая и вспоминаю, что не успела даже умыться.
– Чтобы отпечатки пальцев не оставить на месте преступления, – произносит он серьезно. При этом на губах играет улыбка.
– Ха-ха-ха, – цежу я, стараясь, чтобы голос не слишком срывался. – Да вы стендапер. – От волнения в лицо ударяет краска. Знаю, папе не понравится, что мы разговариваем. Еще знаю, что я совсем мелюзга рядом с Алтаем, но тем не менее не сдаюсь: – Позвольте напомнить, вчера вы и ваш друг прибыли сюда, и этот факт может быть подтвержден многочисленными свидетелями. У вас конфликт с моим отцом, и полиция без труда установит вашу причастность. Будьте уверены, через час вы будете задержаны. И никакие перчатки вас не спасут.
– Ого. Ты все же поступила на юрфак, как планировала? Чтобы сажать таких, как я.
Господи боже мой! Про себя я ору чайкой.
Задыхаюсь и умираю под прямым насмешливым взглядом. Сжимаю в панике зубы.
Запомнил он, надо же!
Сажать таких, как он, я пообещала Алтаю при нашей второй встрече, в свои четырнадцать. Значит, не ошиблась, узнал он меня вчера и улыбнулся, потому что стало смешно.
Не представляю, как удается держать себя в руках. В глаза Алтаю смотреть не получается, но я пялюсь на стекло и киваю:
– Да, поступила. Третий курс заканчиваю.
– Замечательно, давай тогда попробуем двинуться дальше и проследить логическую цепочку, – предлагает он. – Долг у твоего отца внушительный, проценты набежали неадекватно высокие, потому что, собственно, процентная ставка чрезмерная.
Я усердно изучаю осколки. Алтай продолжает:
– Мне нужны деньги. Получить вместо них землю, из-за которой придется судиться с толпой недовольных горожан, – перспектива крайне невыгодная. А если посмотреть кадастровую стоимость земли, то она и вовсе мизерная. Понимаешь? Впереди маячит долгий, малоприятный и хлопотный процесс. Убивать за такие копейки было бы нерационально. Вот скажи, как думаешь, твой папа сможет поднатужиться и вернуть долг?
– Думаю, да.
– Значит, стоит сделать исключение и дать ему отсрочку на неделю?
Снова киваю.
– Хорошо, спасибо за мнение.
– И вам за перчатки, – говорю я, забирая их.
Почти новые, не рваные. Здоровые, конечно, на мужскую руку. Но ладно, пойдет. Натягиваю.
– Пожалуйста, Рада, не поранься, – отвечает Алтай. И добавляет со смешком: – Надеюсь, убедил, что перчатки были куплены с другой целью?
Я быстро киваю. Украдкой слежу за тем, как он возвращается к столешнице, допивает кофе. Отец влетает в гостиную и снова тараторит о рассрочке.
На этот раз Алтай не спорит. Молча выслушивает аргументы, обещания. И в итоге уступает:
