– Странный ты человек, князь, – растерянно усмехнулся Ахмад. – Называешь другом человека, который должен был убить тебя. Почему?
– Ты пришел, чтобы свершить волю Всевышнего, а не убивать. И дрался ты честно. Без подлых уверток. Это был бой чести, и я не могу сердиться из-за этого. Все случилось так, как решил Господь, и никак иначе. А честным воинам всегда найдется о чем поговорить и о чем помолчать. Я знаю, что ты человек чести, и потому приглашаю быть моим гостем. Ну, а принимать мое приглашение или нет, решай сам, – спокойно произнес Руслан, глядя горцу в глаза.
– Я запомнил твои слова, князь. Я подумаю над ними. Крепко подумаю, – ответил горец и, коротко поклонившись, развернул коня.
* * *
В такую задницу лейтенант-коммандер Спенс еще не попадал ни разу. Это определение как нельзя лучше подходило к сложившейся ситуации. Нет, вначале все шло, как и планировалось. Их встретили на тропе, сразу за перевалом и проводили в местный центр сопротивления. Именно так, по документам, проходила эта дикарская деревня, с некоторым подобием молельного дома в центре. Местные дикари очень гордились этим сооружением, и Спенсу даже пришлось сделать вид, что он восхищен увиденным архитектурным убожеством. Переговоры с вождями не задались с самого начала. Похоже, русские нашли способ, как накинуть узду на эту вольницу. Они попросту уничтожили несколько троп на плато, которые занимали особо воинственные кланы, поставив горцев на грань вымирания. Это крепко отрезвило особо горячие головы и заставило остальных задуматься. Кроме того, местные, решив, что могут диктовать русским свои условия, выбрали среди своих бандитов самого ловкого фехтовальщика и, недолго думая, устроили настоящий поединок с офицером, придумавшим этот самый план. Офицер оказался не промах и сумел победить своего противника. Но самое неприятное, что проделал он это по правилам самих горцев, что заставило этих дикарей задуматься о правильности их прежних действий. Внимательно слушая весь этот религиозный бред, Спенс не мог отделаться от мысли, что дикари одинаковы во всех концах света, независимо от цвета кожи. Нечто подобное он слышал и в Африке, и Южной Америке, и даже в бывшей Оранжевой Республике. В общем-то, на этом встречу можно было и заканчивать. Ему было все ясно. Но начальство требовало не просто разобраться, в чем причина затухания активности местных бандитов, но и сделать так, чтобы все вернулось на круги своя. А вот как это сделать, лейтенант-коммандер пока не представлял. Переубедить этих религиозных фанатиков, если они уже что-то решили, было практически невозможно.
Впрочем, вывод напрашивался сам собой. Повторить вызов, и уничтожить того офицера, чтобы показать горцам, что и их Господь может передумать. А на самом деле в поединке все зависит от мастерства бойца. Но пока он предавался размышлениям, сопровождавшие их с помощником турки успели накуриться гашиша и принялись наводить свои порядки. Спенс сначала не обратил на возникший шум внимания, погруженный в собственные мысли, но, когда за стеной раздался выстрел, ему стало не до размышлений. В одно мгновение мирная беседа превратилась в местный филиал ада. Горцы схватились за оружие и с гортанными воплями принялись штурмовать комнату, в которой находились турки. В переговорах они не участвовали. Благо сам Спенс прекрасно говорил по-арабски, а среди местных нашлось пару человек, совершавших паломничество на Аравийский полуостров, где хранилась какая-то их святыня. Сам Спенс, хоть и бывал в тех местах, подробностями не интересовался. В то время у него были другие задачи. Турки, сообразив, что их принялись убивать, сумели каким-то образом проломить внешнюю стену и вырваться на улицу.
Взбешенные горцы кинулись в погоню, а кое-кто решил обратить свой гнев на европейских гостей. Сообразив, что время разговоров кончилось, Спенс воспользовался кинжалом и, быстро расчистив себе путь, последовал за турками. Его помощник, прошедший с ним многое, успел оседлать двух коней, и Спенс, сумевший запомнить дорогу до тропы к перевалу, погнал коня к выходу с плато. Миссия был сорвана. Пытаться что-то исправить сейчас не было никакого смысла. Горцы в ярости, турки, обкурившись своей дряни, вообще ничего не соображают. Так что остается только уйти, чтобы повторить попытку через некоторое время, когда страсти немного улягутся. К удивлению самого Спенса, не все турки оказались обкуренными. Через некоторое время их догнали четверо солдат из группы сопровождения. Точнее, трое солдат во главе с десятником. Похоже, немолодой десятник свое дело знал и сумел увести своих подчиненных из-под удара горцев. Выскочившие из аула первыми турки первыми же добрались до тропы и начали подъем на перевал. Спенс давно уже научился доверять своему чутью и потому придержал коня, давая им уйти как можно дальше. Но едва только он собрался дать команду к началу подъема, как на тропе раздался взрыв, после которого случился сильный обвал. Растерянно посмотрев на то, что осталось от тропы, лейтенант-коммандер развернул коня и молча погнал его по краю плато в сторону тропы, выходившей на территорию русских. Там, в местных лесах, он планировал найти проводника и снова вернуться на территорию Турции, но уже через другой перевал. С погоней они разминулись на полпути. Его крошечный отряд, шедший рысью, чтобы не загнать коней, услышал грохот подков раньше, чем горцы вылетели из-за зарослей каких-то высоких кустов. Остановившись за этими зарослями, Спенс переждал, когда погоня пронесется мимо и снова пришпорил коня.
Они почти спаслись. Их отряд уже начал спуск с плато, когда, выехав на широкую площадку у поворота, вдруг оказался под прицелом сразу десятка винтовок. Дальше все было словно в кошмарном сне. Турки, вместо того чтобы атаковать противника и связать его боем, тут же сдались в плен, а потом сопротивление просто потеряло всякий смысл. Спенс надеялся на свой тайный арсенал, но как оказалось, пленили их не просто солдаты, а элитное подразделение русской армии. Казаки. К огромному возмущению Спенса, обыскали их профессионально, и весь арсенал, скрытый в складках одежды, был изъят. Связали их тоже профессионально. В этом Спенс разбирался прекрасно и сразу понял, что шансов на побег у них нет. Ни одного. Но то, что случилось дальше, вообще выбивалось из всяческих рамок его представления о том, как должны вести себя враги. Во всяком случае, такие, как местные дикари. Догнавшие их горцы, вместо того чтобы броситься в бой и отбить столь желанную добычу, вдруг вступили с казаками в переговоры. Точнее, разговор начал тот самый офицер, что приказал им сдаться. Говорил он на хорошем английском, но с каким-то странным выговором и необычными оборотами. Хотя для местного населения и это было сродни чуду. Офицер вышел навстречу горцам и несколько минут что-то обсуждал с их главарем. Потом казаки, по приказу офицера, стащили турок с коней и передали горцам. Главарь бандитов, к еще большему изумлению Спенса, коротко поклонился офицеру, и горцы просто ушли. Сообразив, что стал свидетелем чего-то необычного, Спенс принялся присматриваться к этому странному казаку. А он действительно был странным. Громадного роста, с широченными плечами, с украшенной шрамами физиономией и разноцветными глазами. Эта его особенность бросилась в глаза Спенсу первой. Такого властного, подавляющего взгляда лейтенант-коммандер в своей жизни еще не встречал. На ум случайно пришла мысль, что когда-то людей с такими глазами называли одержимыми дьяволом и старались уничтожить. Похоже, монахи ордена святого Доминика знали, что говорили и что делали. Перенести подобный взгляд было сложно. Даже ему. Покачиваясь в седле, Спенс впервые в жизни пожалел, что не знает русского языка. Ехавшие рядом с ним казаки что-то тихо обсуждали, но что именно, он не понимал. Но знал офицер британского флота только одно. Оказавшись в застенках местной тюрьмы, он не просто провалит свою миссию, он поставит крест на своей карьере как офицера разведки и офицера вообще. Таких провалов в их службе не прощали. Так что, как следует подумав, Спенс решил воспользоваться хоть и призрачным, но шансом. Окликнув офицера, он дождался, когда его коня подведут поближе к громадному зверю, на котором тот ехал, и, понизив голос, предложил:
– Сэр, у меня есть к вам деловое предложение.
– Говорите нормально. Мои бойцы не знают вашего языка, а подслушивать тут некому, – фыркнул в ответ гигант.
– Хорошо. Сэр, вы офицер, а значит, человек благородный. Я предлагаю вам заключить со мной сделку. Вы отводите меня с моим помощником к месту, которое я вам назову, и там вы получаете крупную сумму в английских золотых соверенах. После чего просто разворачиваетесь и уезжаете. Я не прошу вас даже дать нам нож, не говоря о чем-то огнестрельном. Просто доехать с нами туда, получить деньги и уехать. Даю вам слово офицера, тех денег, что вы получите, вам хватит, чтобы спокойно встретить старость. А своим людям можете сказать, что просто расстреляли нас. Все равно мы больше никогда не встретимся.
– И где же находится столь привлекательное место? – усмехнулся гигант.
– Мы еще не заключили сделки, – осторожно напомнил Спенс.
– А я и не спрашиваю у вас точного расположения вашего тайника, – пожал гигант плечами. – Но я должен знать, на чьей земле он находится и стоит ли игра риска.
– Стоянка на перевале, на тропе, что ведет к деревне Алагир.
– Знаю этот аул, – спокойно кивнул гигант. – И тропу ту знаю. Но дороги на перевал больше не существует. Мы завалили ее, – ехидно усмехнулся он.
– Есть один проход. Верхом там не проехать, а вот пешком пройти можно, – возразил Спенс, но тут же осекся, сообразив, что сболтнул лишнего. – Впрочем, дальше будут уже только наши проблемы.
– И вы хотите сказать, что устроили тайник прямо на площадке для отдыха караванов? – недоверчиво переспросил офицер. – Не считайте меня глупее моего коня, мистер.
– Хочешь, чтобы что-то не замечали, оставь это на виду, – пожал Спенс плечами. – Я даю вам слово, сэр, что тайник там есть, и вы получите все, что в нем находится. Ну сами посудите, что вы теряете? Я же не прошу вас освободить нас прежде, чем вы получите деньги. Не обнаружите тайника, отправите нас в вашу тюрьму. Все козыри у вас на руках.
– Почему вы так уверены, что я вам поверил? – вдруг спросил офицер. – Наверняка у вас имеется в рукаве какой-то джокер. Или там будет засада, или в тайнике найдется что-то, что позволит вам получить и свободу, и деньги.
– Я дал вас слово офицера, – возмутился Спенс.
– Не смешите меня, мистер, – отмахнулся гигант. – Честность таких, как вы, если и распространяется на кого-то, то только на тех, кто является выходцем с Туманного Альбиона. Все остальные для вас не более чем туземные аборигены. Даже если их внешность и цвет кожи ничем не отличаются от ваших.
«Похоже, этот дикарь очень плотно общался с кем-то из представителей нашего общества», – мрачно проворчал про себя Спенс.
– Хотите я угадаю, о чем вы сейчас думаете? – неожиданно спросил офицер.
– Хочу, – кивнул Спенс, даже не успев толком понять, что он предлагает.
– Вы сейчас мысленно ругаете того, кто уже успел меня как следует надуть, – зло усмехнулся гигант. – Но не тратьте свои проклятия понапрасну. Это был не один человек. Впрочем, теперь это не имеет никакого значения. Они все этого не пережили. А теперь правду, сэр. И учтите. Или вы расскажете ее сами, или я прикажу сунуть вас пятками в костер. И мне плевать, что вы офицер, дворянин и так далее. Все ваши регалии давно уже не имеют для меня никакого значения. Тем более что вы никак не можете этого подтвердить. Бумаг-то у вас с собой нет.
«Проклятье! Этот дикарь загнал меня в простейшую ловушку», – мысленно выругался Спенс.
Времена, когда можно было с первого взгляда определить в человеке дворянина, подходили к концу. Внешние различия между сословиями стирались все больше. Теперь уже каждый бродяга, сумевший напялить на себя дорогую одежду, вполне мог сойти за благородного, и чтобы подтвердить свое право на дворянство, требовалось или быть в мундире офицера, или иметь при себе соответствующие бумаги. Они же попались в руки этим дикарям в походной одежде, по которой его можно было принять за путешественника или простого охотника. Про бумаги же и вспоминать нечего. Само собой, никто в подобные поездки таких бумаг брать не станет. Задумавшись, Спенс не заметил, что ехавший рядом офицер то и дело бросал на него внимательные, пытливые взгляды, словно проверяя, какое действие произвели на пленного его слова.
– Что вы хотите знать, сэр? – помолчав, глухо спросил лейтенант-коммандер, сообразив, что влип куда серьезнее, чем полагал вначале.
– Расскажите мне о своей миссии, – не поворачиваясь к нему, приказал гигант. – О деньгах мы еще успеем поговорить. Но это будет зависеть от того, что вы расскажете мне о своей встрече с горцами. Правду или очередную байку. И не советую вам испытывать мое терпение. Я и так не слишком хорошо отношусь к выходцам с вашего острова.
– Это я уже заметил, – вздохнул Спенс и, собравшись с мыслями, принялся колоться.
* * *
В город они въехали вечером, перед самым закатом. Дежурный прапорщик на заставе, увидев их отряд с очередной добычей, только головой покачал, сообразив, что просто так связанных европейцев казаки возить не станут. Заперев пленников в камере, Руслан показал дежурной смене вертухаев свой увесистый кулак и, глядя пожилому уряднику в глаза, честно предупредил:
– Хоть одна тварь в те камеры без моего разрешения сунется, лично вам всем головы поотрываю. И не посмотрю, что православные. Пощады не ждите.
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство. Я сюда своих лучших людей поставлю, – истово заверил его урядник.
Кивнув, Руслан направился к выходу из острога, а урядник, глядя ему вслед, еле слышно проворчал:
– С тобой свяжешься, и вправду без башки остаться не долго. Ну тебя к бесу, с твоими арестантами.
– Это что же, Карп Семеныч, нам с тех арестантов никакого навару не ждать? – вдруг возмутился один из его подчиненных.
– Дурья башка, – огрызнулся урядник. – Тебе теперь не о наваре, а о животе своем думать надобно. Забыл, как офицера этого народ прозвал? Лютый! – медленно произнес он, воздев к потолку указательный палец с желтым от никотина ногтем. – Вот и думай.
– Да знаю я, кто это, – фыркнул нахальный солдат. – Так что ж теперь, их благородия станут дела свои делать, карьеры строить, а мы, значит, голодом сидеть должны?
– То-то у тебя с голодухи аж рожа трескается и ремень на брюхе не сходится, – презрительно скривился урядник. – Не дури, Савелий. У Лютого слова с делом не расходятся. Сказал, что башку оторвет, так и будет. Да и не простые там, похоже, сидельцы. Слышал, как он с ними говорил?
– Слышал, только не понял ничего, – скривившись, признался солдат.
– Так вот, не по-русски тот разговор был. Выходит, иностранцы это. А иностранцы, это политика. В общем, подальше держись, ежели не хочешь по тракту кандалами греметь. Не нашего ума это дело.
Назначив дежурных, урядник лично проверил замки везде, где они имелись, и на всякий случай погрозив выводным кулаком, направился в дежурку.
Сам же предмет этого спора в этот момент подъезжал к штабу. Увидев короткую кавалькаду, стоявшие на крыльце офицеры дружно замерли, настороженно глядя на поднимающегося по ступеням Руслана.
– Князь, как съездили? – не удержавшись, поинтересовался молодой, но уже начавший седеть поручик.
– Благодарю. Хорошо, – кивнул в ответ Руслан. – Даже без стрельбы в этот раз обошлось.
– И что, будет набег? – продолжал любопытствовать поручик.
– Думаю, нет, – мотнул Шатун чубом. – Горцам сейчас не до набегов. У них с турками какая-то замятня вышла.
– Выходит, слухи про османов в горах правдой были? – оживился поручик.
Стоявшие за ним офицеры тоже оживились, ожидая интересного рассказа.
– Правда. Были османы. Да только что-то они там неправильно сделали и в итоге с горцами сцепились. В общем, нет там больше османов, – коротко поведал Шатун и, не дожидаясь следующего вопроса, добавил: – Прошу меня простить, господа, но прежде я должен начальству доложиться.
Сообразив, что он прав, офицеры дружно расступились, освобождая ему проход в штаб.
– Ага, с горцами османы сцепились, как же. Небось, сам со своими казаками их вырезал, – расслышал Руслан, уже входя в здание.
Едва заметно усмехнувшись, Шатун поднялся на второй этаж и, коротко стукнув в створку двери, вошел, не дожидаясь разрешения. Сидевший за столом Рязанов, едва завидев его, выскочил из-за стола и, крепко обняв, радостно выдохнул:
– Слава богу. Я уж беспокоиться начал. Рассказывай, как все было.
Внимательно выслушав рассказ парня, майор некоторое время молчал, яростно пыхтя папиросой, а после, загасив ее в пепельнице, задумчиво протянул:
– Выходит, эти двое сейчас в наших камерах и о них знаем только мы с тобой? Верно?
– Ну, мы по городу не скрываясь ехали. Так что их наверняка видели, – пожал Шатун плечами. – К тому же есть еще бойцы мои.
– Их я не беру. Эти будут делать то, что ты им прикажешь, – отмахнулся Рязанов. – Скажешь молчать, и под пыткой смолчат, а скажешь забыть, так они от старания и имена свои забудут. Меня другое беспокоит.
– Не понял, – устало мотнул Руслан головой. – Что именно?
– Что их никто из военных или жандармов не видел.
– Нет, эти по пути не встречались. Темнело уже, когда мы в город въехали. А у острога вообще никого не было. Только смена местная.
– Прекрасно, – усмехнулся майор со злой веселостью. – Значит, мы сможем выжать из них все, что им известно, не оглядываясь на последствия.
– А проверять их слова ты как станешь? – вернул его Руслан на землю. – Они-то тебе что угодно расскажут, а вот что из того правдой будет?
– Ну, ты меня за новичка-то не держи, – фыркнул майор. – Ладно. Езжай домой. Отдыхать. А то на физиономии от усталости одни глаза остались. Отчет завтра напишешь. Да и я скоро приеду. Только с бумагами закончу.
Кивнув, Руслан поднялся и, не прощаясь, вышел.
Дальше все пошло обычным манером. Отпущенные отдыхать бойцы заскочили на подворье, сообщить, что поход окончен, и Мишка тут же кинулся топить баню. Так что, пока Руслан устраивал на проживание своих гостей в камерах, у денщика уже все было готово. А к тому времени, когда парень добрался до дома, баня почти протопилась. Выждав для порядка еще с полчаса, Руслан отправился мыться. Поданный Мишкой ужин они с графом съели, не спеша беседуя о местных делах. Самого похода они не касались ни словом.
Убедившись, что в городе все в порядке, Руслан допил чай и, попрощавшись с Михаилом, поднялся к себе в кабинет. Требовалось еще почистить оружие. Мишка, последовавший за ним, по пути высвистал Васятку, и вскоре оба паренька бодро докладывали о городских слухах. В этом деле Васятке просто цены не было. Шустрый мальчишка грел уши где угодно, умудряясь при этом не попадаться на глаза. И даже когда его замечали, он умудрялся сделать вид, что не понимает, о чем вообще идет речь. Воровская школа в этих случаях его выручала крепко. По большому счету с того момента, как десяток выехал из города, Пятигорск жил ожиданием очередного набега. Кто собирался нападать и откуда ждать беды, никто толком не знал, но слухи об этом ходили регулярно. При этом торг за воротами города только набирал обороты. Горцы, зная о возможном нападении, приезжали на торг вооруженными, но при этом старались держаться так, чтобы всем местным было понятно: оружие не против них, а для самозащиты. Непримиримые нередко забывали, что перед ними единоверцы, и вполне могли ограбить и торговцев из примиренных кланов. Слушая ребят, Руслан мысленно поздравил себя с очередной доброй идеей. Напасть на заставу, чтобы ворваться в город, можно было только с тракта, а торг становился своеобразным буфером, который запросто мог сдержать налетчиков. Во всяком случае, налететь просто так уже не получится. Слишком много народу находится на тракте во время торга. Коней разогнать будет тяжело. Шум поднимется. А шум, это время для заставы приготовиться к бою.
– Тут вот еще чего, княже, – чуть смущаясь, вздохнул Мишка. – Верка моя… она это… в тягости, в общем.
– Так это ж здорово! – весело улыбнулся Шатун. – Молодцы, поздравляю.
– Благодарствую, княже. Да только я просить хотел, – еще больше смутился денщик. – Дозволь я ее к матери отвезу. Сам понимаешь, ей теперь в лавке быть не надобно. Народ туда всякий ходит… – закончил парень, еще сильнее смущаясь.
– Бери фургон и вези, – сообразив, что он хочет сказать, решительно кивнул Шатун. – Так, сейчас я тебе денег дам, купишь всего, что ей понадобиться может, и своим гостинцев. Не с пустыми же руками поедешь. Да и матери на хозяйство тоже отвезешь. И скажи, что дом вам строить уже начали, – напомнил он, припомнив собственное обещание. Последнее было правдой. Дом молодой чете и вправду уже начали возводить. Крепкий, каменный, как и принято было на Кавказе. Способный выдержать и разгульное празднование, и нападение врага.
– А с Санькой кто работать останется? – осторожно напомнил Мишка.
– А ты завтра с утра к ней забеги, да скажи, что жену к матери увозишь. Пусть сама себе работницу ищет, – отмахнулся Руслан, которому те копейки, что он получал с лавки, давно уже были безразличны. Санька умудрилась за прошедшее время каким-то образом вернуть почти всю сумму своего долга, и теперь лавка приносила чистый доход. Так что можно было бы и отказаться, но это помогало хоть как-то легализовать свою добычу. Во всяком случае, лишних вопросов ни у кого не возникало. Впрочем, теперь и это особого значения не имело. Вспомнив о деньгах, Шатун припомнил предложение британца и, хищно усмехнувшись, проворчал:
– А не заняться ли вам, господин штабс-капитан, кладоискательством? Заодно и тропку к перевалу поищем.
Но срываться туда, едва вернувшись, было бы глупо. Нужно было выждать какое-то время, чтобы очередной выезд его десятка не взбудоражил народ и не вызвал ненужного интереса у начальства. Закончив с оружием, Руслан выдал Мишке тридцать рублей, приказав не жмотиться и купить все, что только может понадобиться.
– Мало будет, еще добавлю, – закончил Руслан, хлопнув денщика по плечу.
Утром, надев повседневную черкеску с копиями всех орденов, Шатун отправился в штаб, писать отчеты. Часа через три, устав от писанины больше, чем от самого похода, он вывалился из кабинета Рязанова и, выйдя на крыльцо, велел своему сопровождению подавать коней.
– На базар, – весело скомандовал Руслан, усевшись в седло вычищенного Беса. – Народ посмотрим, себя покажем. А после в имение скатаемся. Пора и там глянуть хозяйским глазом.
Но едва только кавалькада замедлилась у базарных ворот, как проезжавшая мимо пролетка остановилась, и из нее послышался возмущенный девичий голос:
– Князь, что вы себе позволяете?!
– Рад вас видеть, Екатерина Павловна, – повернувшись, коротко поклонился Руслан. – Позвольте спросить, чем это я вас так прогневал?
– Как это чем? Исчезли и носа не показываете. Я уж не знала, что и думать, – продолжала возмущаться девица, воинственно размахивая веером.
– Осмелюсь напомнить, сударыня, что я являюсь офицером контрразведки, и служба моя требует самых разных вещей. В том числе и срочного отъезда без права ставить в известность людей, не имеющих отношения к делу. О том вы можете удостовериться у своего папеньки, – жестко осадил ее Шатун.
Услышав эту отповедь и заметив его разом посуровевшее лицо, Катерина осеклась и, заметно смутившись, спросила, понизив голос:
– Так вы уезжали из города? И когда же вернулись?
– Вчера вечером.
– А сегодня первым делом на базар, – не смогла промолчать Катерина.
– Первым делом я был на службе. Докладывал о делах. А уж после приехал сюда, чтобы прикупить гостинцев перед посещением некой особы. Ходить в гости с пустыми руками это моветон, сударыня, – так же тихо отозвался парень.
– И когда вы собирались посетить нас? – еще больше смутившись, поинтересовалась девушка.
– Сегодня же, во второй половине дня. Когда папенька ваш будет отдыхать после лечения, – спокойно ответил Руслан, прекрасно знавший распорядок дня полковника Вяземского.
– Ну вот. Я, как всегда, поспешила, – грустно вздохнула Катерина.
– Просто вы привыкли к тому, что все знакомые вам офицеры это люди, несущие службу в мирной обстановке. А здесь всегда война. Даже когда страна не воюет, в этих местах без драк не обходится. К тому же я еще и контрразведчик. А у нас отдыха не бывает, сударыня, – пояснил Шатун, подавая ей руку. – Куда вы ехали, Екатерина Павловна?
– Сюда и ехала. На базар, – сварливо отозвалась девчонка, выбираясь из пролетки.
– А почему вы одна? – удивился Шатун. – Где ваши слуги?
– Да ну их. Надоели, – отмахнулась Катерина. – Хотелось одной побыть. А тут вы.
– Простите, что нарушил ваши планы, сударыня, но для одиночества базар странный выбор, – иронично хмыкнул Шатун.
– Князь, не сердитесь, – вдруг тихо попросила девушка. – Я повела себя глупо, признаю. Но я беспокоилась о вас, и это меня извиняет.
