– Та-а-а-к, и что Юдин опять учудил? – глядя на газету, я почувствовал, что у меня начинает дёргаться глаз.
Сама тема ассигнаций до вчерашнего дня шла ни шатко ни валко. По обоюдной договорённости с Черкесским мы не стали насильно их навязывать кому бы то ни было, приучая людей к мысли о том, что так удобно и они ничего не теряют, расплачиваясь бумажными деньгами. И что их можно было в любой момент обменять в Первом государственном банке, созданном на территории объединённого Монетного двора, на привычную монету.
Люди привыкали к нововведению с недоверием, но вчера произошёл некий бум, во время которого больше половины выпущенных ассигнаций была скуплена. И Репнин сейчас держит в руках причину этого бума. Протянув руку, я отнял у него газету, придержал Цезаря, чтобы можно было на ходу читать, и начал искать искомую заметку.
«Удивительная история произошла с князем В. Намедни во время его вояжа на нетрезвую голову по улицам Москвы в тот час, когда честные мужи стучат в двери супружеских опочивален, дабы исполнить свой супружеский долг перед жёнами и Господом Богом, и произошла сия история.
Выйдя из одного весёлого дома, где он предавался игре в кости, насчёт другого греха сказать не можем, так как свечку над ним не держали, князь, не дождавшись своего экипажа, решил пройтись пешком, дабы немного остудить гудящую голову.
Удача весь вечер улыбалась ему, и он шёл при выигрыше, коей получил новым изобретением Монетного двора и лично государем Петром Алексеевичем – бумажными ассигнациями, помещёнными во внутреннем кармане камзола, дабы утром обменять их на увесистое золотишко.
Свернув в сторону Москворецкого моста, князь столкнулся с татями, кои стукнув два раза его по голове, увели все золото, звенящее в кошеле на поясе, в то время, пока дворники, заприметившие злодеев, бежали к князю на помощь.
Золото пропало, и, ежели бы не помощь служителей полицейской коллегии, то, вероятно, пропала бы и жизнь князя, а вот бумажные ассигнации тати не тронули, потому как: во-первых, не знали, что такое князь носит за пазухой, а, во-вторых, даже если бы знали, то поменять их на золото в Монетном дворе им не далось бы, из-за того, что рожей и достоинством не вышли...»
– Ты читал это, перед тем как в набор отдавать? – я протянул Репнину газету и задумчиво посмотрел на дорогу, по которой мы ехали.
Дорога была – просто на загляденье: ровная, без ям и рытвин. За такой дорогой нужно следить круглый год, чтобы дольше прослужила, а для этого нужна специальная служба, которой пока у меня не было и в помине.
Проект полного упразднения коллегий и Сената был уже готов, осталось дать ему ход и сразу же ввести альтернативу. Но я ещё не со всеми министрами определился, так что пока идёт подготовка к этой стремительной реформе.
Учесть нужно многое, и я планирую сделать себе подарок на совершеннолетие, созвав первое заседание кабинета министров – этакий Верховный Совет в миниатюре, как раз в этот знаменательный день.
– Читал, – кивнул Репнин. – Вот только Юдин, скотина, про весёлый дом потом ввернул, либо изначально мне урезанную версию подсунул.
– Я его когда-нибудь точно выпорю, – тоскливо произнёс я, понимая, что такую ценную, но трудно удержимую творческую личность нужно беречь как зеницу ока, потому что личность эта, кроме ненамеренного, я надеюсь, тонкого унижения высшего дворянского сословия начиная с меня, приносит одну только пользу.
Так, например, он не преминул проехаться по мне в очередной раз, намекнув, что я сумел каким-то невероятным образом познакомиться поближе с невестой, нашей будущей царицей, тайно, разумеется. Наверное, на воздушном шаре к Филиппе слетал, по-быстренькому. Гудвин, мать его, великий и ужасный!
И так мы друг другу понравились, что она мне в волосы вплела цветок картофеля в знак дальнейшей… хм… в общем, в знак супружеского счастья и рождения множества ребятишек.
Вот так с цветком на макушке я обратно и прилетел, на этот раз на крыльях любви, не иначе. И, когда я прочитал этот его романтичный опус, ну, он-то его точно романтичным считает, то лишь отдалённость негодяя от меня, сохранила ему жизнь, потому что я на полном серьёзе решил его на голову укоротить.
Но, когда немного остыл, то узнал, что народец украдкой начал скупать семенной картофель. Понемногу, но начал. И также украдкой высаживал его в огородах, предварительно не забыв поинтересоваться, а что с получившегося растения жрать, ну, чтобы, как государь?
Юдин момент уловил, и в следующем выпуске предоставил рецепт царской картошки – которой я его однажды накормил.
А ещё я узнал, что газету начали распространять по России. Иной раз всей деревней скидываясь, покупали и собирались все вместе на культминутке, где кто-нибудь грамотный читал все наши новости и сплетни.
Случилось то, на что я и рассчитывал, когда заставлял Юдина этим заняться в первый раз – газета начала потихоньку формировать общественное мнение. А так как Юдин был моим карманным журналистом, с небольшими перегибами, но куда уж без них, то и мнение формировалось то, что было выгодно именно мне.
И произошло это как-то само собой без моего особого вмешательства, потому что мне иной раз не хватало времени эту самую газету просто прочитать, не то чтобы редактировать.
Мои мысли прервал стук копыт. Ехавшие по обе стороны от меня и Репнина гвардейцы напряглись, но, узнав всадника, расслабились и убрали руки со своих новеньких казнозарядных винтовках с капсюльными замками.
Они мало чем отличались от фузей, основное отличие было в том, что можно было стрелять, не опалив себе половину лица. Ни на дальность, ни на точность нововведения не влияли. Но я своих оружейников не торопил, я и так чувствовал себя катализатором, который немного ускорил рождение идей, уже витавших в воздухе, но родившихся всё же чуть-чуть позднее.
Эти же новые ружья готовили только пока для дворцовой гвардии и моряков, для которых лишние искры на кораблях – совершенно лишними могут стать.
Митька, а это был именно он, натянул поводья и прокричал издалека:
– Государь, Перт Алексеевич, князь, Алексей Михайлович, послал за тобой. Говорит, что всё получилось у него и он отдать тебе бумаги хочет лично в руки!
Я на мгновение прикрыл глаза. Да! Молодец Черкасский, я в нём всё-таки не ошибся, поручая ещё перед моим отъездом в Европу заняться этим весьма непростым делом.
– Возвращаемся, – скомандовал я и повернул Цезаря в сторону Москвы.
В небе всё ещё парил воздушный шар, сегодня время его нахождения в воздухе заметно увеличилось по сравнению даже со вчерашним. Невольно взглянув в ту сторону, я вспомнил, как вообще получилось его в небо с офицером воздухоплавателем запустить.
Эйлер выпросил для себя аудиенцию через неделю после памятного разноса в лаборатории. Войдя в мой кабинет, он несколько мгновений стоял возле стола, не решаясь присесть, а затем, вздохнул и, сев, обратился ко мне по-немецки.
– Я знаю, ваше императорское величество, что вы не любите, когда в вашем присутствии объясняются на языке, отличном от того, который является для вас родным, но, я прошу меня простить, так мне будет легче донести свою мысль.
– Говорите, господин Эйлер, если у вас есть что мне сказать, то я, так уж и быть, потерплю некоторые неудобства.
– Ваше императорское величество, то, что вы требуете от меня – это невозможно по определению, – он снова вздохнул. Ошибаешься, возможно, но, конечно же, не сейчас. Не до того, как запустится полноценный паровой двигатель. Я не перебивал его, и Леонард продолжил. – Я работаю вместе с Брюсом над творением вашего уникального деда, передача сообщений на расстоянии и уже имеем некоторые сдвиги, но до полноценного успеха ещё, конечно, далеко. Я долго думал и пришёл к выводу, что с моими шарами вполне могу на время заменить то устройство, которое чудесным образом улучшит нашу жизнь, как только мы придумаем, как довести её до ума.
– И как же вы предлагаете решить эту проблему? – я смотрел на него с любопытством.
– Я выяснил опытным путём, что подъём в воздух не вредит жизни живых существ, правда, человек ещё не поднимался на моём шаре в воздух, но свинья, которая была последним пассажиром, спустилась на землю в полном здравии, лишь слегка испуганная. Полагаю, что мы сможем прекрасно поднимать в корзине человека, который к тому же будет способен поддерживать огонь в горелке, чтобы тёплый воздух в шаре не остывал.
– Это всё замечательно, но никак не помогает мне понять, каким именно образом человек в воздухе способен заменить изобретение деда?
– Я сейчас всё объясню, ваше императорское величество, – Эйлер всплеснул руками. – Тот шифр, который предложил использовать ваш дед, Пётр Великий, я смогу перевести в световые сигналы. Представьте, если поднять шары в воздух на определённом расстоянии друг от друга, и поместить в них человека, то они смогут передать очень быстро любое сообщение по цепочке. Я понимаю, что так не охватишь большое расстояние, но начинать нужно с меньшего. – Я задумчиво смотрел на него. Неплохо придумано. Мне просто жизненно необходима информация, и я готов вкладывать в её получение очень большие деньги.
– Ну, хорошо, господин Эйлер, я выделю определённое финансирование и создам специальный полк, состоящий из младших офицеров, потому что человек в корзине должен читать и писать элементарно быть обучен. Посмотрим, что у вас получится. Но мою первую задачу всё же не теряйте и пытайтесь её решить, дабы время вам будет позволять.
– Поберегись! – вопль откуда-то сбоку заставил меня пришпорить Цезаря, чтобы проскочить опасный участок, где вовсю шло строительство. Москва была перекопана, но кое-где уже можно было оценить тот результат, который я пытался получить.
– Фонари нужны, – пробормотал я. – Как только основные строительные работы закончатся, начнём ставить освещение сначала на центральные улицы.
– И что будем в фонарях жечь? – деловито поинтересовался Репнин.
– Не знаю пока, надо думать. Не масло – это точно.
Лефортово уже было оснащено почти нормальной канализацией, и даже сливным бочком в моём личном царском унитазе. Вообще, конструкция его была примитивной, главное – это подача воды. И для этой цели в стратегических точках города строились водонапорные башни.
Вода пока подводилась из Москвы-реки и текла по деревянным трубам, но теперь предусматривалось быстрое добавление очередного элемента, при появлении в нём нужды.
Вот здесь я приложил руки на все двести процентов. Почти все чертежи были сделаны мною, с учётом местных реалий. Всё чаще и чаще я слышал про «дедову кровь», которая так внезапно во мне проявилась. Пётр первый тоже постоянно что-то чертил и строгал, так что я никого не удивил проснувшимися талантами.
Собственно, кое-какой водопровод в Москве уже лет сто как был, но я очень сильно его расширил и слегка усложнил. Опять же связав с канализацией, которую делали пока что на манер Римской «Большой клоаки». Не то, к чему я стремился, но на первое время сойдёт. Эйлер прав, нужно начинать с малого.
Князь Черкасский ждал меня в моём кабинете. Он был на редкость возбуждён и ходил из угла в угол, размахивая руками с зажатыми в них бумагами. Когда я стремительно вошёл в кабинет, он подбежал ко мне и практически силой вложил бумаги в мои руки.
– Получилось, государь, Пётр Алексеевич, у нас всё получилось! – и он снова забегал по кабинету. – Я даже не думал, что удастся немцев уговорить, о, сколько же крови мне немчура попортила! – и он погрозил кулаком невидимому мне собеседнику. – Теперь нужно все станции укрупнить, разъезды организовать опять же. – Я не мешал ему выражать эмоции.
Развернув бумаги, углубился в чтение. Когда дошёл до итоговой суммы за сделку, то поморщился. Ничего не могу с собой поделать, но не люблю много тратить на любые проекты.
Вот понимаю же их ценность, но пока не посчитаю приобретаемую выгоду, хрен кто у меня хоть копейку получит. Даже Миних притих, потому что, когда мне в последний раз намекнули на его заявку о своих гонорарах, я уже без намёков спросил, а не пора ли ревизию финансовых затрат на строительство Ладожских каналов провести?
Так что всё, что касалось денег, вызывало у меня предынфарктное состояние и ощущение, что казна пуста, и я голодранец.
Дочитав бумаги до конца, я аккуратно их свернул и протянул Митьке, чтобы тот их оформил и поместил в рабочий архив. После этого сел за стол и ещё пару минут наблюдал за бегающим Черкасским.
– Алексей Михайлович, да присядь ты уже, не мечись, а то уже голова от твоей беготни кружиться начала. – Дождавшись, когда он сядет в кресло напротив, я потёр подбородок, и произнёс. – Нужно изначально создать Первое государственное почтовое управление. И уж не обессудь, а на тебе оно пока повиснет, так как ты с ним мне помог знатно, но тебе его и тащить покуда.
– Ну что же, видимо, это крест мой, – он вздохнул, но расстроенным не выглядел. И правильно, канцлеров во всей истории до хрена было и будет ещё, а вот создатель Российской почты – это уже историческая величина. И отдельная марка ему точно будет обеспечена. Князь Черкасский очень богат. Но некоторым слухам – он даже богаче меня. И теперь всё, о чём он думает – это какую память оставит после себя. Понимаю, называется такой порок тщеславием, но я буду его тщательно поощрять, лелеять и беречь, потому что Черкасский единственный из всего дворянства, кто точно не замарает себя взяткой. Просто потому, что ему это не нужно. Так что почту он организует в лучшем виде.
– Вот и славно, а теперь можешь бежать дальше, Алексей Михайлович, да думать на бегу, что именно необходимо сделать, да и смету составить честную, – он словно ждал от меня этого разрешения удалиться. Вскочив и лишь кивнув на прощанье, князь выскочил из кабинета. Работы ему предстоит много, так что, пущай бежит.
Неслышной тенью в кабинет проскользнул Митька.
– Ушакова зови, – я откинулся на спинку кресла. – Скажи, что Черкасскому удалось полностью выкупить поту из лап немцев. Пущай сюда выдвигается и Гольбаха с собой захватит. Будем думать, как «чёрные кабинеты» при почте лучше организовать. И, Митя, кофе мне принеси, а то, что-то уже башка не соображает ничего.
– Загонишь ты себя, государь, Пётр Алексеевич, – нахмурившись, сообщил мне Митька. Я же только покачал головой.
– На том свете отоспимся. Ты пойми, не могу я пока остановиться, чувство у меня, вот здесь, – я положил руку на грудь как раз напротив того места, где билось сердце, – что времени у нас осталось очень мало. Что-то должно произойти, и мы должны быть готовы. Мы, именно мы, Митя, должны вершить историю, а не то… – я замолчал, уставясь в одну точку.
– А не то… – Митька подтолкнул меня к продолжению.
– А не то, история нас похоронит, – мы оба замолчали, и лишь спустя минуту я проворчал. – Ну и долго мне ждать, пока ты начнёшь мои повеления выполнять? – Митька моргнул, словно выйдя из транса, и быстро направился к двери. Когда он уже взялся за ручку, я его остановил. – И, Митя, вели отряд готовить. Надобно мне уже Петербург навестить, в частности, Адмиралтейство.
Глава 5
– Ваше императорское величество, – я повернул голову и кивнул Фридриху, который направил свою лошадь ко мне, и теперь ехал рядом, игнорируя злобно косящегося на него Цезаря, который мало кого терпел в непосредственной близости от своей персоны. – Я по вашему поручению совместно с графом Минихом объезжал некоторые воинские части, во время проверки их боеготовности, и готов поделиться своими наблюдениями.
– Если я вас понял правильно, после нашего выезда из Австрии от Евгения Савойского, вам неинтересна война, воинская служба и всё, что с ними связано.
– Мне неинтересен и вызывает отвращение тот образ жизни, что навязывал мне мой отец, но это не значит, что я испытываю отвращение ко всему воинскому. Более того, мне интересен сам принцип создания боеспособной армии, а также планирование различных кампаний. Кроме морских, – добавил он после секундной задержки. – Да, определённо, морские бои меня ничуть не вдохновляют.
– Думаю, куда важнее то, что вас вдохновляют победы сухопутные, – я улыбнулся. – Так что же вы хотите мне предложить для улучшения существующей армии Российской империи?
– Вы говорите таким тоном, словно не доверяете моему суждению, ваше императорское величество, – Фридрих вздохнул. Разговаривали мы на немецком, так как русский язык прусского принца оставлял желать лучшего.
– Дело не в доверии, – я покачал головой и придержал Цезаря, попуская вперёд Петьку, которого знаком подозвал к себе Трубецкой, чтобы что-то обсудить. – Дело в том, что прусские методы могут не подойти российской армии. Что бы кто ни говорил, но люди мы всё-таки разные.
Сзади скрипнули рессоры кареты. Миних чихал сегодня всё утро, и я его от греха подальше усадил в карету, чтобы ещё больше не просквозило на ветру. Чем ближе мы подъезжали к Петербургу, тем чаще портилась погода. Туманы сменялись мелким, противным дождём, а небо практически постоянно было затянуто тяжёлыми серыми тучами.
– О, если всё дело в этом, то я, конечно же, учёл подобный момент, – моментально ответил Фридрих. – И, уверяю вас, ваше императорское величество, мои предложения не будут касаться самой сути людей, которым мы доверяем наши жизни.
– Так поделитесь вашими наблюдениями, – я невольно нахмурился, потому что в колоне началось какое-то не слишком здоровое шевеление.
Михайлов отдавал резкие команды, и шло перестроение, вследствие которого я с принцем оказались чуть ли не прижатыми к карете, а вокруг нас образовалось плотное кольцо гвардейцев.
От самой кареты меня теперь отделяли трое охранников. С боков и спереди и того больше. Что происходит? Но Михайлов не выглядел слишком напряжённым, словно просто перестраховался, сделав перестановку.
Ладно, подождём. Если не спешит с докладом, то, скорее всего, действительно всего лишь перестраховка.
– Я увидел, что ваши полки расквартированы у местных жителей, в тех поселениях, куда они прикомандированы. Особенно подобное касается офицеров. Это крайне неправильно, поведение господ офицеров оставляет желать лучшего, и подобное вызывает недовольство местных жителей, что, в свою очередь, вызывает напряжённость в целом.
– И что вы предлагаете? – я посмотрел на Фридриха уже более внимательно, потому что сам думал о некоторых вещах, просто руки пока не доходили, а тот же Миних не мог разорваться для выполнения сразу четырёх-пяти поручений, что я на него навесил.
– Казармы, разумеется. Особую отгороженную территорию, где будет располагаться полк, прикреплённый к данному району. С конюшнями, стрельбищем, плацом и всем тем, что необходимо для обучения солдат и повышение их боевого духа. С арсеналом внутри этой территории, а не где-нибудь рядом с двором губернатора. И небольшие, но уютные квартиры для офицеров, чтобы они постоянно находились с вверенными им солдатами.
– То, что вы предлагаете, уже есть у нас для отдельных полков, – сказал я осторожно.
– Для отдельных! В том-то всё дело. Семёновцы на привилегированном положение, и немалую роль играет то, что у них есть собственные помещения, выделенные им особым повелением. А это нужно сделать для всех, ваше императорское величество.
– Добавьте туда склад с одеждой, несколько бань и избу для военного медикуса, – задумчиво произнёс я, глядя на Фридриха. – Скажите, ваше высочество, а вы можете этим заняться. Нет, не дома строить, разумеется, а проекты составить и проектную смету набросать? Да ещё с Бидлоо поговорить, чтобы на базе медицинской школы выделил отдельный курс для подготовки именно военных медикусов.
– А разве вы сами не можете ему приказать это сделать, ваше императорское величество? – удивление читалось на лице Фридриха большими буквами.
– Могу, но Бидлоо и так меня ненавидит, зачем нагнетать? – я усмехнулся. – Хорошо, а как быть с теми офицерами, которые категорически не захотят селиться на территории расположения полков?
– Они офицеры, – Фридрих поджал губы. – Как они могут категорически отказываться выполнять то, что прикажет им их государь?
– Разность мышления, я об этом вам говорил, – я повёл плечами и оглянулся. По спине побежали мурашки, словно из кустов кто-то за нами следит. Не за мной конкретно, а за отрядом в целом.
– В таком случае, – Фридрих задумался, но было видно, что он не одобряет даже идеи, что такое в принципе возможно. – Они получают за службу деньги и вольны распоряжаться ими так, как будет угодно. Если им угодно не жить рядом со своими солдатами, а проводить вечера в других местах, то пускай сами ищут и снимают себе жильё и сами его оплачивают. Единственное требование – это должно быть близко от казарм, чтобы в случае тревоги успеть выбраться из объятий любовницы и прибыть в расположение как можно быстрее.
– Разумно, – я кивнул. – Что ещё?
– Табель о рангах… Тот раздел, что касается армии, он очень громоздкий, многие промежуточные звания легко можно упразднить, и тогда исчезнет дефицит младшего офицерского состава, которого просто катастрофическая нехватка.
– Я думал об этом и даже набросал, как я это вижу, как прибудем на место, я вам покажу, и потом обсудим, имеет ли моя задумка право на существование.
– И пока последнее, ваше императорское величество, – Фридрих замялся, а затем выпалил. – Срок службы солдат ничем не ограничен, а это лишает его надежды на будущее, за которое следует сражаться.
– Продолжайте, – я перестал нервно озираться по сторонам и устремил на Фридриха внимательный взгляд.
– Контракт. Срок службы должен быть ограничен контрактом. Скажем, двадцать лет. После этого солдат может уйти на пенсион. Если он закрепощён, то с вольной, и… у вас очень много земли, ваше императорское величество, которая просто не заселена. В качестве поощрения можно выделять надел, ну, не знаю, в Сибири. А ещё лучше выдавать вместе с землёй пенсион тем солдатам, которые соберутся и поедут туда все вместе. Деньги, инструменты на первое время. Может это не слишком удачный пример, но Франция присылает целые корабли с невестами для своих колонистов, которые сейчас осваиваются в Америках… – сказав это, он покраснел.
– То есть, вы предлагаете, мне собрать всех гулящих девок и наградить ими моих славных воинов? – я прикусил губу, чтобы не засмеяться, видя на лице Фридриха смятение.
– Нет, конечно, нет. Они достойны лучшего. Сироты. Есть же сироты, которые даже собственным родичам не нужны.
– Вы ещё скажите, что для этих сирот можно основать школу, где их научат читать, писать, а также держать дом, полоть огород, собирать лекарственные травы? Ну и смотрины делать – ассамблею, или бал, где солдаты и выберут себе спутниц, которых увезут потом в Сибирь?
– Ну-у-у, вы уже обдумывали этот вопрос, ваше императорское величество?
– О, господи, – я протёр лицо. – Фридрих, с первой частью этого предложения я согласен. Тем более что посёлок, состоящий из ветеранов, которым можно оставить их оружие после выслуги этих двадцати лет, уже сам по себе едва ли не боевой единицей является. И идея просто замечательная, и я это серьёзно говорю. И, скорее всего, сделаю всё, чтобы она сработала. Юдину поручение дам, главное – проследить, чтобы не перестарался, – последнюю фразу я пробормотал себе под нос. – Но вот с невестами – это, по-моему, уже перебор. Хотя, чем чёрт не шутит. Я запомню, уверяю вас. – Я ободряюще улыбнулся. Фридрих, до которого при моём дворе никому не было дела, подумаешь, ещё один немец, расправил плечи.
