– В твоей постели? – он поднял брови.
Я ничего не ответил и просто выдержал его взгляд.
– Значит, ты… – он вздохнул, стараясь подобрать правильные слова. – Я думал, ты хочешь использовать ее девственность, чтобы надавить на Кавалларо и ее жениха.
Я попытался оценить, что сейчас чувствует Фабиано, но он слишком хорошо скрывал свои эмоции. Если он прикладывает столько усилий к тому, чтобы скрыть свои чувства, значит, он боится услышать, что я взял Серафину силой.
Я медленно подошел к нему.
– Ты что-то к ней испытываешь?
– Ты серьезно? – поморщился он. – Фина меня не интересует.
– Но тебе не нравится мысль о том, что я причиню ей боль.
– Ты Дон. И можешь делать с ней все, что хочешь, но да, мне не нравится думать, что ты накажешь ее за проступки Синдиката.
Я уважаю Фабиано за честность. Большинство моих людей слишком трусливы, чтобы говорить правду мне в глаза.
– Тогда уходи сейчас, потому что у меня назначен звонок Данте и его семье через час, и Серафина сыграет в моем обращении ведущую роль.
Он отвел взгляд, и на его щеке дернулся мускул.
– Я должен вернуться к Леоне.
– Давай. Иди к своей женщине. А я пойду к своей.
– Она не твоя, Римо. Она тебя не выбирала. А это большая разница. – Фабиано развернулся и ушел. А я снова начал колотить грушу, еще сильнее, чем прежде.
Серафина
Пицца не переварилась даже к утру, но по крайней мере теперь мой живот урчал не от страха. Я решила съесть второй кусок на завтрак. Мне нужны были энергия и силы, чтобы понять, как победить Римо в его же игре, и не важно, что я теперь – пленница. Я знала, что Римо не стал бы назначать сеанс видеосвязи с моей семьей, если бы у него не было плана, как сделать мне больно у них на глазах.
Ночью я почти не спала. Римо не запер дверь, но я так и не рискнула выйти из комнаты, боясь, что это ловушка. Я все еще была слишком напугана, чтобы бороться с ним.
Я не хотела дать Римо одержать даже маленькую победу, но все же надела сатиновую ночнушку, ведь пока у меня не было идей, как с ним справиться, мне нужно было просто выжить.
Услышав шаги, я замерла. Я поднялась с постели, предпочитая встретить Римо стоя, но это был не грозный Дон Каморры. В дверях стоял Савио Фальконе, и его карие глаза оглядывали меня с ног до головы. Я инстинктивно прикрыла грудь руками.
– Пойдем, – приказал он, кивнув на открытую дверь.
Я прошла мимо него, и он протянул руку, чтобы меня схватить.
– Не смей меня трогать, – зашипела я.
Он поднял брови и высокомерно улыбнулся.
– Тогда двигай своим симпатичным задом. И послушай мой совет: никогда не разговаривай с Римо в таком тоне, иначе пожалеешь, что родилась.
Я бросила на него уничижительный взгляд, и мы пошли через весь дом. По пути я оглядывала обстановку. Это был просторный дом со множеством комнат, спроектированный так, что в нем можно было заблудиться. И хотя Савио поглядывал на меня больше с любопытством, чем с вожделением, я нервничала в его присутствии. Он был высоким, мускулистым и выглядел очень уверенным в себе.
Мы спустились по крутой лестнице в подвал.
– Ну конечно у Фальконе есть специальная комната для пыток, – пробормотала я, не в силах скрыть ужас в голосе.
Я почувствовала запах сырости. Хорошо, что здесь хотя бы не пахло кровью и экскрементами.
Савио ничего не ответил и жестом пригласил меня в комнату, расположенную справа по коридору. Римо был уже там.
– Она здесь. А я встречаюсь с Диего. Расскажешь потом, как все прошло, – усмехнулся Савио.
– Ты сам посмотришь запись. – Римо смотрел на меня темными глазами. – Встань здесь, – приказал он, указывая на середину комнаты. Я послушалась. В голове у меня была полная неразбериха. В комнате почти ничего не было. Ни матраса, ни стула, только стол с установленной на него камерой.
Римо обошел меня по кругу, разглядывая мое облачение. Серебристый сатин облегал тело, и от подвального холода у меня затвердели соски, с которых Римо не сводил взгляда. Я содрогнулась.
Нино тоже спустился к нам, и я перепугалась еще больше: он отрегулировал камеру и поставил большой экран на стол в углу. Он повернул экран к нам.
– Римо, – позвал он, и брат пошел к нему. Нино нахмурился, но Римо положил руку ему на плечо и посмотрел на меня. Я впилась ногтями в ладони.
Экран ожил, и я увидела свою семью и Данило. Ноги у меня чуть не подкосились.
Самюэль дернулся, его взгляд был полон отчаяния, а у папы под глазами пролегли темные тени. Данте и Данило лучше контролировали свои эмоции, но и они были не такими сдержанными, как обычно.
– Я очень рад, что вы нашли для нас время, – сказал Римо с британским акцентом, весь такой благородный и утонченный. Все фальшь. Такой человек, как он, по локоть замаранный в крови, не имеет отношения к когорте британских джентльменов.
Римо зло ухмыльнулся и повернулся ко мне, его темные глаза светились восторгом.
– Серафина, в Лас-Вегасе женщинам дают выбор… – его голос снова стал таким, как прежде, низким и угрожающим.
– Не смей! – закричал Самюэль, прильнув к экрану камеры. Данте схватил его за руку, но даже мой дядя выглядел так, словно вот-вот потеряет самообладание.
Римо не обратил на них внимания, только губа у него дрогнула. Он вынул нож, которым пытал Симеона, и показал его мне.
– Они могут заплатить за свои грехи болью – или удовольствием.
Я содрогнулась.
– Не тебе судить людей за грехи, – зло прошептала я.
Римо медленно подошел ко мне и встал за моей спиной, так близко, что я чувствовала его дыхание на моей коже. Я посмотрела на экран и встретилась взглядом с отчаянным взором Самюэля. Казалось, сейчас мой брат сорвется. А мне нужно было быть сильной ради них, ради него и папы, и даже ради Данте и Данило. Ради Синдиката.
– Что выбираешь, Серафина? Пытку или расплату телом?
Я выдержала взгляд Самюэля. Я заберу гордость с собой в могилу. Женщины рождаются, чтобы давать жизнь. А мужчины – чтобы выдерживать боль. Значит, и я смогу.
Римо отступил на шаг назад.
– Если ты сама не выберешь, за тебя это сделаю я. – Судя по его виду, он знал – или думал, что знает, каков будет мой выбор. Ведь я женщина, слабая и незначительная.
Я высокомерно улыбнулась.
– Уж лучше я отведаю сталь твоего клинка, чем позволю тебе меня касаться, Римо Фальконе.
Он посмотрел на меня с удивлением, уважением и… ужасом, смешанным с восторгом.
– Тогда я буду наслаждаться твоими криками.
– Хватит, Римо, – приказал Данте.
Но Римо только уставился на меня и проворковал:
– Мы же только начали.
И без предупреждения он схватил меня, развернул и прижал спиной к своему телу – я чувствовала его грудь и каждый дюйм его тела ниже спины. Он взял пальцами мой подбородок, поднял мне голову так, чтобы я, полуобернувшись, посмотрела ему в глаза. Он хотел увидеть мой взгляд, мое выражение лица, мои страх и ужас, когда он заставит меня кричать.
Я ответила на его взгляд со всей ненавистью и отвращением, которые смогла выразить. Я надеялась быть достаточно сильной, чтобы лишить его удовольствия слышать мой крик.
– Где ты хочешь почувствовать мой клинок?
Он держал поблескивающую сталь прямо у меня перед глазами, так, чтобы я видела острое лезвие. Я вспомнила татуировки Римо и Нино, которые перекрывали шрамы на руках. Возможно, это что-то значило, а возможно, и нет. В любом случае, мне было нечего терять.
– Ты не поменяла свое решение? Может, ты все же хочешь заплатить своим телом?
Ужас сжал мое горло в тиски, и я не доверяла своему голосу. Римо это заметил. Я взяла его за запястье и приложила нож к своей руке. Холодное лезвие коснулось чувствительной кожи ближе к вене.
Нечто такое мелькнуло в глазах Римо, что я на секунду восторжествовала. По какой-то причине мои действия произвели на него впечатление. Я держала лезвие возле руки, позволив ему касаться чувствительной кожи.
Римо надавил на нож, и я почувствовала легкое жжение, но он еще даже не начал резать – словно не мог заставить себя это сделать. Естественно, это было не потому, что он боялся попортить мне кожу. Я не могла в это поверить, ведь он давно хотел причинить мне боль. Я была уверена, что он с удовольствием станет первым человеком, который оставит мне шрам. Нет, его сдерживало что-то другое, нечто темное и могущественное. Я прижала его руку, повела ее вниз по своей руке и лезвие разрезало кожу.
Я встретилась с ним взглядом, спрашивая себя, что таится в его темных глубинах, и одновременно боясь это узнать. Взгляд Римо стал тяжелее, и наконец он сам провел острием и продолжил разрез. Острая боль пронзила меня огнем, и я задрожала, все еще держа свою руку подле его руки, а он все резал, но я его не останавливала. Почему-то в его глазах отражалась моя боль, словно он чувствовал ее так же остро, как и я.
Римо опустил подбородок и обхватил меня за талию, чтобы я не упала, но я высоко держала голову и с ненавистью смотрела на него. Я закусила губу так сильно, что почувствовала стальной привкус во рту. Кровь потекла по подбородку.
Римо убрал нож, и нечто в его взгляде заставило меня замереть.
– Довольно! – свирепо закричал папа. – Прекрати. Прекрати немедленно!
Мы смотрели друг на друга, и Римо свел брови. Он отпустил меня и отошел на шаг. Ноги у меня подкосились, и я упала, ударившись коленями об пол. Я едва воспринимала боль. Сев на корточки, я положила раненую руку на колени. Разрез был не таким глубоким, как я думала, но кровь пропитывала серебристый сатин, и на ткань капала кровь из губы. Я подняла глаза: Римо выключил камеру и экран. Отчаянное лицо Самюэля пропало.
Нино стоял, прислонившись к стене, он смотрел на мое запястье с непонятным выражением лица. Римо повернулся ко мне спиной и посмотрел на брата. Плечи его вздымались.
Не глядя на дрожь в коленях, я с трудом поднялась на ноги, держа кровоточащую руку перед собой.
Нино отвел от меня взгляд и посмотрел на Римо. Не знаю, что происходило между ними, и не была уверена, что хочу знать.
Римо медленно повернул голову, его зловещий взгляд встретился с моим – его глаза словно два темных озера ярости. Я затаила дыхание. Впервые он не усмехнулся и не ухмыльнулся, и он даже не был в бешенстве. Он был почти растерян в своей пугающей, ему одному свойственной манере.
Я поклялась себе: что бы ни случилось, какую бы цену мне ни пришлось заплатить, однажды я поставлю Римо Фальконе на колени, сломаю самого жестокого человека из всех, кого я знаю.
Глава 6
Римо
Лицо Нино было напряженным, но он не собирался снова терять самообладание. Теперь он смотрел не на Серафину, а прямо мне в глаза. Он сглотнул, и выражение его лица снова стало холодным. Он выпрямился. Я бросил взгляд на шрамы на забитом татуировками запястье, а потом на свои, точно такие же. Мои шрамы были не такими ровными. Я чуть не дотронулся до шрама у себя над бровью, как делал это еще много недель после того, как…
– Тебе придется зашить ее самому. Ты затеял эту игру и проиграл, недооценив противника, – протянул брат и ушел, оставив меня закипать от гребаной ярости.
Я медленно повернулся. Серафина пошатывалась, но все еще стояла. Ее подбородок был покрыт кровью из раны на губе, которую она прокусила, чтобы не кричать. Она не подарила мне ни единого крика. Я посмотрел ниже. Ее ночнушка пропиталась кровью, еще текущей из раны на прижатой к груди руке.
Она должна была выбрать иной путь, как все остальные женщины. Но вместо этого она застала меня врасплох, выбрала боль и даже прижала мою руку с ножом к своей коже. Она не позволила мне испытать триумф, предложив мне свое тело на блюдечке с голубой каемочкой прямо на глазах Данте, мать его, Кавалларо и своего жениха. Нино был прав. Я недооценил противника, потому что сравнивал ее с другими женщинами, с которыми всегда имел дело, но Серафина не была похожа на них. Гордая и благородная. Я не сделаю подобной ошибки снова.
Я выбью из нее крик. И много чего еще.
Мой взгляд был прикован к ее руке. Почему она выбрала именно это место? Когда я поднял глаза, Серафина победно смотрела на меня. Она знала, что выиграла.
Кипя от злости, я медленно подошел к ней. Она напряглась, пошатнулась, но не упала. Я взял ее руку и осмотрел неглубокую рану. Я не слишком сильно давил на нож. Я вообще не хотел ее резать, что стало для меня открытием. Вид крови, растекшийся по ее идеальной коже, не доставил мне удовольствия, как бывало обычно.
– Тебе понравилось причинять мне боль? Тебя это взволновало? – зло спросила она.
Я наклонился и взял ее за подбородок. Она затаила дыхание, а я провел языком по ее нижней губе, пробуя ее кровь на вкус.
– Не так, как доставило удовольствие вот это, – мрачно усмехнулся я.
Она отшатнулась и покачнулась, но я поймал ее – это не то падение, которое я для нее готовил.
– Нам надо залечить твою рану.
Она не сопротивлялась и молча проследовала за мной наверх, на первый этаж. Я поддерживал ее, чтобы она не упала. Я повел ее в ванную комнату при своей спальне. Там я хранил единственный в моем крыле дома медицинский набор. Обычно Нино занимался такими вещами. Она облокотилась о раковину.
– Тебе нужно сесть, – произнес я.
– Я лучше постою.
Я перестал ее поддерживать, и она схватилась за край раковины, чтобы устоять на ногах. Я наклонился, чтобы достать медицинский набор, и мой взгляд упал на высокий разрез в ночнушке, обнаживший ее длинную стройную ногу. Она наклонилась, и я ухмыльнулся, но подняв на нее глаза, заметил, что ее кожа бледна, а лоб покрылся испариной. Я схватил медицинский набор и выпрямился, разглядывая ее лицо. Мне казалось, что она может потерять сознание, но она прищурилась, глядя на меня, и с трудом выпрямила плечи. Я едва заметно ухмыльнулся и взял пластырь. Рана была не настолько глубокой, чтобы накладывать швы. И когда это я в последний раз так ранил кого-то, чтобы его не пришлось зашивать или хоронить?
Я достал дезинфицирующий спрей, и Серафина поморщилась, но не издала ни звука, лишь снова закусила нижнюю губу.
– Если продолжишь в том же духе, тебе будет еще больнее.
Она бросила на меня уничижительный взгляд, но губу кусать перестала.
Я приложил пластырь к ране, и отчего-то мне было неприятно смотреть на нанесенное мною увечье. Я не мог понять, что это за чувство – оно было для меня ново.
– Так вот, значит, как все будет? Ты будешь меня резать и зашивать? – зло спросила она.
