Он посмотрел на меня, и мне, как всегда, было тяжело выдержать его взгляд. В присутствии Римо люди чувствовали себя как ягнята в стае волков. Первым желанием было отвести взгляд, потому что весь его вид выражал требование к подчинению.
Адамо плюхнулся на диван и взял джойстик. На кофейном столике возле него лежала пушка.
Римо подошел к нему.
– Адамо, – громко сказал он, указывая на пистолет. Вот черт.
Тот ахнул и положил пушку себе под ногу.
– Я даже не знаю, как ею пользоваться, – солгала я.
– Ты хорошо врешь, – мрачно усмехнулся Римо.
Кожа его была покрыта испариной, словно он не удосужился принять душ после тренировки.
– Зачем ты меня позвал? Решил преподать мне еще один сеанс пытки?
Римо взглянул на мою рану и выражение его лица стало тверже.
– На кухне есть еда и кое-что из напитков, но если ты предпочитаешь что-то покрепче, угощайся, – он кивнул в сторону бара, заставленного початыми бутылками скотча, бурбона, виски, джинаq и всего прочего.
Естественно, я не собиралась напиваться, будучи в плену у Каморры.
– Мне позволят ходить по дому? – спросила я.
Римо усмехнулся:
– Не думаю, что мы уже достигли такого уровня взаимного доверия.
– Мы никогда не достигнем никакого уровня доверия, Римо.
За моей спиной раздались шаги, и я полуобернулась, чтобы все равно держать Римо в поле зрения. Он понял это, и приподнял уголки губ.
В своей высокомерной развязной манере в комнату вошел Савио.
– Я привел того, кто повесит грушу обратно.
– Ты ходил где-то четыре часа. – Римо отвел от меня взгляд и посмотрел на брата.
– Мне нужно было еще кое-что сделать, – пожал он плечами.
Римо неодобрительно помотал головой.
– Однажды ты меня окончательно выбесишь.
Савио, кажется, не сильно обеспокоился, хотя я сомневалась, что он был так же безэмоционален, как Нино. Просто Савио знал, что ему нечего бояться, когда дело касается угроз старшего брата. Меня это удивило, и я решила обдумать это позже.
– Раз уж ты здесь, присмотри за нашей гостьей, пока она будет есть в кухне. Я приму душ и сменю тебя.
– Я не гостья, – усмехнулась я, – а пленница.
– Одно и то же, – ответил Римо.
Возможно, но лишь в его воспаленном мозгу.
– Я тоже мог бы за ней присмотреть, – предложил Адамо.
Савио и Римо обменялись взглядами. Они то ли беспокоились за младшего брата, то ли думали, что он поможет мне сбежать. Очень интересно.
Римо прищурился и прошел мимо меня, задев мою руку своей, и я инстинктивно отшатнулась.
– Пойдем, – приказал Савио.
Я пристально посмотрела на Адамо, который с неодобрением провожал взглядом удаляющуюся фигуру брата. Кажется, я нашла одно слабое звено в их семье.
Вслед за Савио я поднялась на первый этаж дома и прошла в огромную кухню.
Он указал на кастрюлю на плите. Я подняла крышку. Внутри оказался оранжевый суп.
– Что это?
– Откуда мне знать? – протянул Савио, усаживаясь на стоящий у кухонного стола стул. – Наверное, что-то без мяса. Киара вегетарианка.
Я нахмурилась, стараясь различить хоть какие-то эмоции в его голосе. Кажется, я уловила нотки заботы в том, как он произнес ее имя. Повернувшись к плите, я принюхалась.
– Тыквенный суп, – констатировала я.
Савио пожал плечами.
– Я тоже буду.
Я уставилась на этого высокомерного ублюдка. Он что, думает, я подам ему обед?
– Почему бы тебе не поднять свою ленивую задницу и не налить суп самому?
Он и правда встал и приблизился ко мне. Он поставил руки на плиту, прижав меня к ней.
– Я не Римо, – тихо произнес он, – но я – Фальконе, и я люблю, когда льется кровь. Так что следи за своим языком.
Я ничего не ответила. Савио был по-своему жутким. Суп начал закипать, и Савио наконец отошел и повернулся ко мне спиной. Я открыла шкафчик в поисках половника, и тут у меня созрел план. Нино нигде не было видно. Римо был наверху, принимал душ. Только Адамо еще оставался в комнате внизу, и должно быть, здесь был работник, вешавший грушу. Но работник, зная законы Лас-Вегаса, вряд ли придет мне на помощь. Так что теперь мне представилась отличная возможность.
Я схватила тяжелую кастрюлю за ручки и развернулась, чтобы улучить момент, но Савио вдруг резко обернулся. Я швырнула кастрюлю с кипящим супом прямо в него. Он удивительно ловко увернулся и от кастрюли, и от ее содержимого. Лишь немного оранжевых брызг попало на него. Я попыталась пробежать мимо, но он схватил меня за запястье и с приводящим в бешенство высокомерным видом скрутил. Я ударилась бедрами о край стола и локтями о столешницу – и осталась стоять, нагнувшись, с неприлично выставленным задом.
– Мне нравится, как в этой позиции выглядит твой зад, – прокомментировал Савио.
– Только если ты просто смотришь и не трогаешь, – предупредил Римо.
Я повернулась.
Он стоял в дверях и оглядывал устроенный беспорядок.
– Что за хрень здесь происходит?
Савио поморщился, оглядывая майку, и потом, нахмурившись, посмотрел на меня.
– Эта дрянь решила сварить меня заживо.
Я распрямилась, пытаясь не показывать, что боюсь наказания за нападение, но Римо только рассмеялся. Раскатистый смех, от которого у меня по коже пробежали мурашки.
– Хорошо, что тебе это кажется смешным, – пробормотал Савио. – С меня хватит. В следующий раз, когда ты будешь занят, пожалуйста, проси об одолжении Нино.
Он медленно вышел из кухни, ни разу не обернувшись.
– Прибери здесь, – приказал Римо, кивнув на пол. Его голос был уже не таким веселым.
Я не сдвинулась с места.
Римо обошел оранжевое озеро супа на полу и, встав прямо передо мной, взял за подбородок.
– Позволь дать тебе совет, Ангел. Получше выбирай время для драки, – промурлыкал он угрожающе. – И ты помоешь пол. Мне насрать, что твои белые благородные ручки замараются тяжелой работой.
Я опустила взгляд, уж слишком жестко Римо смотрел на меня.
– Где швабра?
Римо повернулся к двери.
– Я приду ровно через две минуты, а ты будешь стоять на месте и не сдвинешься ни на один гребаный миллиметр. Поняла?
Я сжала губы – маленький жест неповиновения, хотя Римо и так знал, что я его послушаюсь. Немногие рискнули бы противостоять Римо в такой момент, хотя я надеялась, что однажды окажусь среди этих избранных.
Римо
Я подошел к шкафу с хозяйственными принадлежностями. Савио стоял, опершись о барную стойку; он лечил свое уязвленное эго стаканом с крепкой выпивкой.
– В следующий раз тебе стоит быть более внимательным.
– Из нас двоих, – он удивленно посмотрел на меня, – это тебе надо быть более осмотрительным. Она твоя женщина, не моя. Однажды она попытается и тебе обварить член.
– Я контролирую Серафину. Так что не волнуйся.
Я взял швабру и ведро и вернулся на кухню. Серафина стояла ровно на том же месте, где я ее оставил. Она хмуро смотрела на пол.
Она снова меня удивила. На фотографиях в интернете и в материалах о ней я видел лишь ледяную принцессу. Холодную, гордую, хрупкую. Женщину, которую можно сокрушить так же легко, как фигурку, слепленную из первого снега. Но Серафина оказалась не такой. Ее будет трудно сломать, но возможно, потому что я знаю, как именно это делается. Однако к ней нужен другой подход. Даже лед тает под теплыми лучами солнца.
Я дал ей швабру и ведро, и она безропотно взяла их. Избегая моего взгляда, она наполнила ведро водой и поставила его. Я очень быстро понял, что Серафина никогда не пользовалась шваброй. Она плескала слишком много воды на пол.
Облокотившись о столешницу, я молча наблюдал за ней. Ей бы взять тряпку и, встав на колени, протереть пол как следует, но она слишком гордая, чтобы стоять на коленях в моем присутствии. Гордая, сильная и невозможно красивая, несмотря на то, что она слегка вспотела и ее одежда покрылась пятнами супа.
Грязная лужа все так же растекалась по полу, и Серафина наконец сдалась.
– Это плохая швабра.
– Дело не в швабре, поверь мне.
– Меня растили не для того, чтобы я мыла полы, – заявила она. Прядь непослушных волос прилипла к ее щеке.
– Тебя растили для того, чтобы ты ублажала мужа и раздвигала перед ним ноги.
Глаза ее расширились, а лицо перекосило от гнева.
– Меня растили, чтобы я заботилась о своей семье и была хорошей женой и матерью.
– Ты не умеешь готовить, убирать и, наверное, ни разу в жизни не меняла подгузник. Хорошей матерью тебе не стать в принципе.
Она отбросила швабру и пошла ко мне, остановившись на полпути.
– Да что ты знаешь о хороших матерях? Или о том, как быть нормальным человеком?
Сердце у меня пустилось вскачь, но я взял себя в руки.
– По крайней мере я знаю, как менять подгузник, и я защищал своих братьев, когда они нуждались во мне. Это больше, чем то, на что способна ты.
– Когда это ты менял подгузники? – нахмурилась она.
– Когда Адамо был маленький. Мне было десять. – Не надо было этого говорить. Серафину не касается мое прошлое. – Пойдем. Сомневаюсь, что ты справишься. Тем более уборщица все равно приедет завтра утром.
– Ты заставил меня мыть пол, хотя у тебя есть уборщица?
– Твоя гордость тебя погубит, – заметил я.
– А тебя погубит твоя злоба.
– Значит, падем вместе. Разве не так начинаются все трагические истории любви? – Я ухмыльнулся, произнося последнее слово. Любовь… Просто потеря сил, не более. Мать любила нашего отца. И ненавидела его. Но любовь не давала ей сделать то, что должно. Она позволяла отцу бить и насиловать ее, позволяла ему избивать нас, потому что тогда он хотя бы не бил ее. Она никогда за нас не заступалась. Она была трусливой и, что еще хуже, обращала его гнев против нас, чтобы защититься самой. Единственное, до чего она додумалась, это отомстить отцу, прикончив его же сыновей, свою плоть и кровь. Она была слишком слаба, чтобы в доме, полном оружия, всадить нож в спину мужа в тот же день, когда он впервые поднял на нее руку. О нет, она выбрала легкий путь.
– Не будет у нас никакой любовной истории. Ни трагической, ни грустной, и уж точно счастливой не будет. Все, что ты получишь, это мою ненависть, – с жаром произнесла Серафина.
– Приемлемо, – ласково ответил я. – Ненависть сильнее любви.
* * *
Нино присоединился ко мне вечером на террасе.
– Савио рассказал, что случилось.
– У нее сильная воля.
