– Да, но ведь…
Договорить мне не дали. Роман перебил, рубанув ребром ладони по воздуху.
– Хватит! Делай, что я говорю. Сейчас неважно, почему именно ты такая неприспособленная. Важно, что ты можешь значительно осложнить жизнь всем остальным. Чайников всего два. Один в лазарете, второй здесь. И за этот головой отвечаешь. Никому не отдаёшь, никому не разрешаешь трогать, поняла?
– Поняла.
Пока мы разговаривали, чайник закипел и отключился.
– Показывай, как будешь заваривать.
Я хотела сказать, что это простое занятие, заваривать туалетную бумагу. Но глянув на свирепого Гранина, не рискнула. Схватила чайник, налила воду в кружки с пакетиками и 2 пустые. Набрала новую из крана, поставила греться.
– Доволен?
Роман посмотрел на меня задумчиво.
– Вообще-то, нет. То есть сейчас ты всё делаешь правильно, но что будет через минуту или даже через секунду, сам господь Бог не знает. Но выбирать не приходится. Поэтому действуй. Приду – проверю.
С этими словами Роман вышел из комнаты. А я заметалась между раковиной и кружками. Заварила 9 раз пакетики, сложила их в 2 пустые и снова залила кипятком. Удивительно, но запах получился похожим на чайный.
Так у меня получилось 11 кружек с горячей жидкостью. Я думала, что их всем хватит, но людей пришло больше, чем планировалось. Пришлось быстро кипятить следующий чайник и заваривать пакетики.
Мужчины больше грели о кружки замёрзшие руки. А когда и тепло и чай закончились, потянулись в соседнюю комнату на ночёвку. Я осталась одна, совершенно не представляя, что надо сделать.
Решила, что надо оставить комнату такой же, какой мне её доверили. Я собрала в коробку, которую мужчины приспособили для мусора, использованные пакетики. Оставшиеся закрыла крышкой и оставила на столе.
Воду из чайника вылила в раковину и оставила его на подставке. Остались грязные кружки. Понятно, что их надо было вымыть. Но даже без детального осмотра я не видела ничего, где могла бы стоять посудомоечная машина.
У столов не было ящиков. Только крышки и 4 ножки. Комната просматривалась насквозь. Надо было у кого-то спросить, что делать с грязной посудой, но я вспомнила женщин, заправляющих постели, и расхотела искать советчиков.
Собрала все кружки в белую эмалированную раковину. Включила воду. Барашек на кране был только один, и струя из него лилась ледяная. Я потрогала её пальцем и отдёрнула руку. Холодно!
Кружки с грязными потёками выглядели ужасно, но мыть их в студёной воде не хотелось категорически. Я решила поступить иначе. Открыла кран. Брала двумя пальцами за ручку и полоскала в холодной воде.
Через несколько минут на столе выстроился ряд чистых кружек. Я была собой горда. И когда вернулся Гранин, с радостью продемонстрировала чистую посуду.
Он недоверчиво осмотрел кружки, а потом, словно о чём-то догадавшись, пощупал мои ладони.
– Какая же ты неприспособленная к жизни, стрекоза Алиса. Хорошо, что завтра ты останешься на попечении командира экипажа и я тебя больше никогда не увижу.
– А ты куда денешься с подводной лодки? – Внешне совершенно безразлично полюбопытствовала я. Хотя внутри у меня всё сжалось от предчувствия беды.
– А я уеду, стрекоза. Мне тут с вами некогда рассиживаться. Мне компанию спасать надо!
Возьми меня с собой
Недолго думая, я вцепилась в рукав свитера Гранина.
– Ром, возьми меня с собой! Мне здесь страшно и люди злые. Меня мама ждёт, папа волнуется. Возьми меня с собой.
– Нет.
– А, я поняла, возьми меня с собой, пожа-а-а-алуйста.
Гранин хмыкнул.
– Стрекоза Алиса, тебе уже 20. Это в 5 лет к просьбе было достаточно добавить «пожалуйста» и все проблемы решались сами собой. Но сейчас этого мало, и я тебя с собой не возьму.
– Неужели ты меня здесь бросишь?
Роман посмотрел на меня изумлённо, а потом, усевшись на деревянный табурет рядом, расхохотался.
– Ого! А ты женщина-драма! Звучит, как фраза из какого-то фильма. Хорошо, что я уже вырос из этого сопливого возраста. Я тебя не бросаю и не оставляю одну. Ты останешься в надёжном месте. Здесь есть запас еды, спальные места, вода и ответственность авиаперевозчика. Вас отсюда заберут, как только появится возможность.
Мне стало обидно.
– И зачем же ты собираешься сбежать из этого волшебного места? Сиди себе, жди помощи, ведь там, за окнами метель и погода нелётная.
– Нелётная и невыездная. Трасса закрыта. Из Новосиба до нас не доберутся ещё дня три, если прогноз погоды не соврал. Нам и правда повезло. Раньше этот аэродром принадлежал военным. Здесь осталось и постельное бельё, и запасы сухих пайков. Мы с Иваном Васильевичем проверили сроки годности. На них можно легко прожить неделю. Так что тебе в стенах бывшей казармы ничего не угрожает. Живи и радуйся. И улыбайся, когда тебя заберёт авиаперевозчик или папочка пришлёт спасательную экспедицию. Уверен, он уже всех поднял на уши, и, если есть хоть малейшая возможность, ты будешь эвакуирована первой. Так что не надо драматизировать. Просто подожди, пока терпимые условия снова сменятся на роскошные. Пара тройка дней и всё станет как обычно, комфортно.
Меня это совершенно не убедило. Я знала, что Роман трезво оценивает ситуацию. Трасса закрыта, но он собирается ехать. Это точно глупость, а дураком его назвать было сложно.
– Ром, но ведь ты понимаешь, что трасса закрыта из-за метели, но сам куда-то хочешь ехать, не дожидаясь, пока нас спасут. И с чего бы это? Решил самоубиться?
Гранин улыбнулся, услышав, как я ввернула его же выражение, а потом снова стал серьёзным и непримиримым.
– Нет, стрекоза. Во мне такая жажда жизни, что на десятерых хватит. Мне срочно надо попасть в город. От того, успею ли я привезти информацию, зависит не то, в какой постели буду спать, а что будут есть семьи моих сотрудников. Какие подарки на Новый год смогут купить детям. Я не собираюсь спорить с метелью. Снежная стена движется со стороны Новосибирска, а я поеду в другую сторону.
Теперь мне казалось, что он меня обманывает. Вешает лапшу на уши, как маленькой. Он мне даже чем-то напомнил в этот момент отца, и я разозлилась.
– Не надо мне говорить всякую чушь, как идиотке. Да, я неприспособленная к вот этому всему. – Я махнула рукой в сторону раковины. – Но я не дебилка. Не хочешь брать с собой, так и скажи. Потому что я понимаю: ехать в противоположную сторону от Новосибирска, это словно прорубать дно в яме. Ты уже и так опаздываешь. Если ты будешь ещё увеличивать расстояние до Новосиба, это только ухудшит ситуацию.
– Нет. Я всё рассчитал. Я доберусь, пока нас не накроет бураном, до ближайшей железнодорожной станции. Поезда ходят. Куплю билет и доберусь до Новосибирска быстрее, чем откроют автомобильную трассу в его сторону. Мне надо успеть за 3 дня. Я должен успеть.
– Но почему ты не хочешь взять меня?
Роман посмотрел на меня, устало вытянув ноги.
– Потому что я поеду на развалюхе, которую здесь бросили военные, и чинил автомобилист любитель. У меня разбит телефон, но даже если бы он работал, пришлось бы ехать без навигатора, интернета нет и не будет. Я поеду по обычному атласу автомобильных дорог. Это безумный риск. У меня нет выбора. Если не отвезу флешку на конкурс, работа нашей компании в течение 3 лет – псу под хвост. Я буду рисковать собой только потому, что должен добиться результата не только для себя, но и для всей фирмы. Я за них отвечаю. И рисковать ещё кем-то я не хочу.
Я уже почти плакала от отчаянья! На него не действовали ни уговоры, ни просьбы.
– Это потому что я неприспособленная? Потому что не могу вставлять одеяла в порванные пододеяльники и не понимаю, как можно пить воду из крана?
Роман поднялся на ноги.
– Это потому, стрекоза Алиса, что мне и без тебя там будет тяжело. Самому терпеть, сжав зубы, проще, чем уговаривать и упрашивать человека, который не приучен ни преодолевать трудности, ни терпеть. Одному легче, а мне нужен результат. – Он грустно улыбнулся и взял меня за руку. – Хватит разговоров. Пойдём, я отведу тебя к спальному месту. Тебе надо отдохнуть, да и мне выспаться перед дорогой не помешает.
В его глазах была такая непреклонность, что я не стала упорствовать. Такие глаза бывают у отца, когда ему нельзя перечить. Глупо и небезопасно.
Рома завёл меня в тёмную комнату. Там на матрасах, постеленных на пол, спали женщины. Гранин, оставив дверь открытой чтобы ориентироваться в свете из коридора, бесшумно утащил меня к противоположной стене.
Подвёл к свободному спальному месту и качнул головой. Я всё поняла без слов. Сняла шубу и села на холодный матрас. Рома не стал дожидаться, пока я улягусь, и вышел.
Чувствуя себя никому не нужной, я легла на бок, лицом к окну. С улицы лился тусклый свет раскачивающегося на ветру фонаря. Снегопад усилился.
Я уже собиралась закрыть глаза и укрыться шубой, как заметила тонкую, едва различимую тень. Она спускалась от подоконника прямо ко мне. У меня моментально заледенели руки, и я резко села на матрасе, зажав рукой рот.
Не давай врагам оружие сама
Паук был небольшим, но страшным. Он спускался на тонкой паутине прямо ко мне. Руки и ноги моментально стали ледяными. Сердце так быстро молотило, что могло проломить грудную клетку.
Мне было не просто страшно, меня сковал ужас. Свитер моментально промок. Ладони стали липкими от пота. И чем ниже спускался паук, тем больше мне не хватало воздуха, словно мне на шею накинули удавку.
Кричать было нельзя. Вокруг спали люди. У кого-то из женщин, на матрасе лежал ребёнок. А стоит разбудить хоть одного малыша, как всё здание наполнится детским плачем.
Закусив основание большого пальца, чтобы не закричать, я встала на четвереньки. Сгребла шубу и сумку. Стараясь не смотреть в сторону окна, поднялась на ноги и медленно, стараясь не шуметь, вышла на цыпочках в коридор.
Арахнофобия не давала мне жить в детстве, но терапия у психолога, лекарства и время, значительно улучшили ситуацию. Свели неконтролируемый ужас к неприязни, но сегодня меня накрыло, как в детстве.
Я была готова выбежать на улицу и отправиться в Новосибирск пешком. В буран, в метель, лишь бы только не оставаться в пространстве, где есть пауки.
Зубы стучали, руки ходили ходуном. Голова кружилась так сильно, что я едва смогла добраться до комнаты с чайником. Набрала в кружку ледяной воды из крана. Стуча по зубам, сделала несколько болезненных глотков.
Было ощущение, что я проталкивала воду насильно. За грудиной пекло так сильно, словно я пила расплавленное олово. Но это был единственный способ успокоиться без лекарств. И почему так сильно накрыло? Думала, что всё уже улеглось.
Но в самый неподходящий момент снова стало плохо. И с этим надо было что-то делать. Я умылась ледяной водой, растёрла руки, уши, пальцы. Теперь горела кожа, и это было хорошо.
Надо было любой ценой вернуться к настоящим ощущениям от гипотетического ужаса. Умом я понимала, что ничего страшного не случилось, но тело не давало мне в это поверить.
Сначала я хотела попросить помощи. Роман упоминал лазарет, значит там были врачи. У кого-то могли быть с собой нужные таблетки. Но надежды на это практически не было.
К тому же паническая атака могла стать предметом обсуждения. Если меня начали травить из-за отсутствия примитивных навыков застилания постели, то пауки стали бы просто подарком для таких «милых» людей.
Отец всегда говорил, что самое острое оружие мы вкладываем в руки врагов сами. И я не собиралась давать повод местным девицам травить меня из-за арахнофобии. Много чести!
Значит, надо перетерпеть и молчать. Привести себя в порядок и уезжать отсюда как можно скорее. Потому что я точно знаю, что здесь есть пауки, а когда они вызовут новую паническую атаку – не знаю.
Ночь прошла в страхе. Я дрожала от каждой тени, от каждого шороха. Мне всё время казалось, что чешется рука, нога, даже лоб. Разумеется, я думала, что по ним ползает паук.
К утру я измаялась так, что легла на дальний стол. Закуталась в шубу и попробовала подремать хоть несколько минут. Но не смогла. Тряслась теперь уже лёжа. Понимала, что ещё одну такую ночь просто не переживу.
Поэтому, когда по коридору начали ходить люди, я поставила табурет к выходу и превратилась в слух. Начали те самые мамочки с детьми. Но и Гранин появился почти сразу же.
Он шёл, застёгивая на ходу бомбер, и едва не споткнулся, когда я кинулась ему наперерез.
– Стрекоза, чего тебе понадобилось на этот раз? Том-ям? Утку по-пекински? Устриц? Вертолёт? Что?
Он выглядел решительным. Немного угрюмым, не выспавшимся, но целеустремлённым. Он даже с шага не сбился, чтобы со мной поговорить.
– Ром, доброе утро.
– С тобой? Вряд ли. Что надо?
Гранин перестегнул клёпки на манжетах, так же не замедляя шага. Из-за высокого роста и желания поскорее отправиться в путь, он делал огромные шаги. Мне пришлось перейти почти на бег, чтобы не отстать от Гранина.
– Ром, возьми меня с собой!
– Нет.
– Ну, пожалуйста! Поверь, ещё вчера я бы спокойно осталась здесь. Я даже воду научилась пить из крана!
– Из скважины? Что тут геройского?
– Она нефильтрованная!
Гранин подошёл к двери в конце коридора и надел шапку. Я преградила ему дорогу.
– Стрекоза Алиса, я поеду через метель. Там не будет не только нефильтрованной воды, там вообще ничего не будет. Ни кабины с подогревом, ни обеда. Ни даже гарантии, что я доберусь до железнодорожной станции. Так что ты останешься здесь, в тепле и безопасности. Командир экипажа мужик толковый. Вчера написал все рапорта. Да и связи с городом нет, так что он полностью будет заниматься с вами. Ты останешься тут, пока за вами не вышлют транспорт. А я поеду, без вариантов. Только шарф мой отдай, пожалуйста. Потому что сибиряк не тот, кто не мёрзнет, а тот, кто тепло одет!
– Ромочка, ну, пожалуйста, возьми меня с собой! – Я повисла на его руке. Было видно, что он легко может стряхнуть меня и пойти дальше, но как породистый пёс, на которого напала малышня, терпит.
– Что у тебя произошло? Опять кто-то обидел? Девчонки задразнили? Спинку отлежала? Вода пришлась не по вкусу? Я даже представить себе не могу, что у тебя настолько ужасное, что ты рвёшься рисковать своим здоровьем.
Роман посмотрел на меня испытующе, и мне стало неловко.
– Я не скажу. Нельзя давать врагам оружие против себя.
Гранин поморщился.
– Ну и не давай. Я нелюбопытный. Оставайся здесь. Что бы ты ни сказала, я тебя не возьму. Одно дело рисковать своей жизнью, другое – твоей. Так что – отходи с дороги.
– Нет, ты меня возьмёшь с собой! Всё равно возьмёшь!
Меня захлёстывало отчаянье. Перед глазами снова качался паук на тонкой, невесомой паутине. И сердце начало ускорять темп.
– И почему же я возьму тебя с собой? Чем же ты меня можешь заставить?ударишь чайником по голове, или на шее повиснешь?
От этих обидных слов и собственной беспомощности я перешла на самое своё травматичное оружие – высокомерие.
