– Сколько?
– Тебе-то что? Ты же ехать не собираешься.
– Мне партнера подыскивать нужно. Не Клавку же я поставлю к балансировочному станку! А ты у меня, Васюся, временный.
– А может быть, все-таки… вместе, Арончик? А?..
– Все! Вали. До завтра. Ривке привет!
Вася вышел из машины. Арон отъехал несколько метров, затормозил и сдал назад. Открыл дверцу и крикнул негромко:
– Эй! Рабинович!..
Вася с готовностью повернулся.
– Я слышал, что на израильской границе всех мужиков вместе с паспортом заставляют болт предъявлять. Нет обрезания – поворачивай обратно! Так что готовься, Васька! – заржал Арон и уехал.
Василий посмотрел ему вослед, покачал головой:
– Ну, шлемазл, мать твою! Ну, что с тебя взять, выкрест?!
* * *
После ужина Клавка вышла из ванной в коротком соблазнительном пеньюарчике. В коридоре перед зеркалом опрыскала себя духами, кокетливо распушила волосы и только после этого открыла дверь в комнату:
– Зайчик! Я готова к употреблению!..
На диван-кровати в глубоком и тяжелом сне разметался измученный за день Арон. Его могучий храп вздыбливал тонкие занавески на окнах и заставлял позвякивать подвески на чешской люстре.
– Ты же обещал, зайчик… – растерянно проговорила Клавка. – Ведь столько уже дней…
Чудовищный храп Арона был ей ответом. Клавка опустилась на стул у дверей и горько заплакала…
* * *
Точно в такой же квартире, но на другом конце города, Ривка в постели хлопотала над бесчувственным от усталости Васькой.
– Ну и что? И в чем трагедия? Ну устал мой мальчик… Ну не стоит у маленького! Так сейчас у всех плохо стоит. Даже у иностранцев. А вот мой Васечка отдохнет – мы им всем покажем! Да? Лежи, лежи, котик, не расстраивайся. Я тебе сама все сделаю – в лучшем виде…
Как становятся холостяками…
Снова шиномонтажная мастерская. Вечер.
Снова – дырявые камеры, рваные покрышки, погнутые диски, очередь клиентов с автомобилями…
Грохочет шиномонтажный станок, воет компрессор. Арон работает один – мокрый, грязный, усталый.
В мастерскую заглянул председатель кооператива:
– Притормози, Иванов.
Арон остановил станок, выключил компрессор.
– А где Рабинович?
– На курсах по изучению языка. Мы же вас предупреждали, что Васька работает здесь только до отъезда…
– А что, если я его у тебя заберу и сделаю своим замом по производству и экономике?
– Не надо. Он свое уже отсидел.
– Тьфу!.. – Председатель даже перекрестился. – Типун тебе на язык!
– Нет, серьезно, он не пойдет. Он за бугор намылился…
– Ладно… Бог в помощь. – Председатель усмехнулся, покачал головой и удивленно сказал: – Василий Рабинович… Странно звучит, да, Арон Моисеевич?
Арон включил шиномонтажный станок, завел компрессор и прокричал председателю сквозь шум и грохот:
– А то, что я Иванов, – это нормально?..
В подвале старого петербургского дома, под трубами парового отопления и электрическими кабелями, на колченогих стульях, за обшарпанными столами сидели человек пятнадцать будущих эмигрантов и изучали иврит.
Модно одетый молодой человек с еврейско-тореадорской косичкой мелом писал на старенькой школьной доске древние слова…Время от времени он поворачивался к аудитории, что-то еще говорил вслух, но измочаленный работой Вася сквозь сонную одурь видел только его двигающийся рот и ничего не слышал.
Иногда Ривка толкала его в бок локтем. Тогда Вася испуганно оглядывался и таращил глаза на школьную доску.
Все вокруг усердно записывали премудрости языка предков.
Каждый раз, когда преподаватель поворачивался к аудитории, он встречал нахальные и зовущие глаза крупной и яркой Ривки. Когда же Ривка медленно и плотоядно облизнула губы и закинула ногу за ногу так, что ее роскошные ляжки открылись до самых трусиков, у молодого преподавателя иврита исчез дар речи и встала дыбом косичка…
* * *
У Русского музея расфуфыренная Ривка говорила расфуфыренной Клавке:
– …а к нему приехал друг из Стокгольма на своей тачке. Живет в «Астории».
– В «Асторию» я не пойду! – перетрусила Клавка. – Там меня каждая собака знает. Если бы в «Прибалтийскую»…
– Ну, правильно! А я в «Прибалтийской» инкогнито, да?! Повезем к тебе или ко мне, – решительно сказала Ривка.
– Ой, Ривка!.. Подумать страшно! А вдруг…
– Сейчас двенадцать. Раньше восьми наши не вернутся. Уйма времени! Посидим, выпьем, расслабимся…
Подкатил красивый автомобиль с иностранными номерами. Из него выскочил учитель иврита со своей тореадорской косичкой, а из-за руля вылез его иноземный приятель и восхищенно сказал:
– Какие потрясные вомен! Чтоб я так жил, мама мия!..
* * *
Распахнулась дверь шиномонтажной, и в мастерскую вошли председатель кооператива и пожилой старший лейтенант милиции.
– Ребята, это наш новый участковый уполномоченный, – сказал председатель. – Он с вами поговорить хочет.
– Значит, товарищи… Попрошу вас, товарищ Рабинович… – участковый безошибочно обратился к Арону, – И вас, товарищ Иванов, – он посмотрел на Василия, – срочненько привезти мне ваши справки об освобождении из мест заключения.
– Рабинович – это я, – сказал Василий.
– А я Иванов, – сказал Арон.
Участковый справился с недоумением и жестко проговорил:
– Тем более, граждане. Справочки мне ваши сегодня же до семнадцати ноль-ноль.
– Ну, я свою привезу, а Васькина-то вам зачем? Он в гараже не числится, мне помогает, пока ОВИР не даст разрешения на выезд.
– Рабинович у нас не числится!.. – радостно сказал председатель. – У нас по штату вообще один шиномонтажник! Он, так сказать, по договоренности с Ивановым, с Ароном Моисеевичем…
– Короче! – прервал его участковый. – Обе справки чтоб у меня были. Кто из вас Рабинович, а кто Иванов – мне без разницы. Я должен знать, что происходит на моем участке. Социализм – это учет!
* * *
Когда у дома Василия они вылезли из своего жуткого «москвича», там уже стоял роскошный иностранный автомобиль!
– Какая тачка! – восхитился Арон.
– Поедешь с нами в Израиль, и у тебя будет такая же.
– А пошел ты!.. При таких бабках, что мы сейчас с тобой зарабатываем, и здесь прожить можно. А там я пропаду.
Уже поднимаясь по лестнице, Василий говорил:
– Не пропадешь… В Советском Союзе живут двести восемьдесят миллионов человек, а во всем мире – около пяти миллиардов. Значит, четыре миллиарда семьсот двадцать миллионов как-то ведь обходятся без Советского Союза? Не пропадают?
– Я здесь родился и вырос, – упрямо сказал Арон.
– Там хоть гарантировано, что тебе никто не скажет «жидовская морда»… – Вася открыл ключом свою дверь, из-за которой неслась громкая музыка, и нежно улыбнулся. – Тоскует моя лапочка.
Они с Ароном вошли в квартиру и захлопнули за собой дверь.
Спустя мгновение музыка оборвалась, раздался чей-то сдавленный крик, грохот… Было слышно, как разлетелось что-то стеклянное…
А потом с шумом распахнулась дверь, и на лестничную площадку абсолютно голыми были выброшены учитель иврита со иноземным другом. Вслед им полетели части их одежды.
На ходу натягивая штаны, они в ужасе бросились вниз по лестнице, и уже через секунду было слышно, как взревел мощным двигателем замечательный заграничный автомобиль, взвизгнул покрышками и умчался…
* * *
Вечером Арон привез Василия к себе. Еще из «москвича» оба они увидели, как от дома отъезжает грузовик, груженный мебелью, холодильником, телевизором, торшером, гитарой и фикусом.
В широкой кабине рядом с шофером, с видом оскорбленной невинности, сидели Клавка со вздутой губой и Ривка с подбитым глазом.
Вася и Арон переглянулись и стали разгружать «москвич». На свет божий появился потертый Васин чемоданчик, с которым он вышел еще из лагеря, две стопки книг, увязанные бельевой веревкой, и один-единственный костюм на плечиках в прозрачном пластиковом чехле.
На этом разгрузка и закончилась.
– Была без радости любовь, разлука будет без печали… – продекламировал Арон и поволок Васины вещи.
* * *
В полупустой квартире (Клавка и Ривка умудрились вывезти из нее все что можно!) на кухне шла Большая Мужская Пьянка.
Две бутылки из-под водки были уже пусты, еще одна наполовину опорожнена, и две целехонькие ждали своей очереди…
– Чего им не хватало?! Чего?! – негромко и отчаянно восклицал Вася. – Вламывали мы как папы Карлы!.. От полтинника до стольника каждый день в дом волокли! По пятьдесят колес за смену. Причем заметь, Арончик, мы же были связаны двойными родственными узами…
– Чем?
– Узами. Ну, связями!..
– Как это?
– Объясняю. Клавка была тебе кто? Жена?
– Жена.
– А мне – сестра. Твоя Ривка была мне кто?
– Жена…
– А тебе – сестра! Двойная повязка!!! Мало того! Ривка хочет за бугор – нет вопросов! Клавочка хочет оставаться здесь – да бога ради! Все! Все для них!.. И на тебе! За что?! Почему?!
– Ну, бляди они, Вася! Бляди! А волка сколько ни корми… Ты, кстати, закусывай. Дай-ка я тебе хлебца намажу…
