Искупление злодейки
Кира Иствуд
Искупление злодейки #1
Каждую ночь мне снится кошмар. Будто обитель целителей сожжена, а меня – избитую, измученную – ставят на колени перед пугающим мужчиной с ледяными глазами. Он оборотень барс, жестокий вожак ледяной стаи.
Его губы трогает холодная усмешка …а через миг он отрубает мне голову.
Но сон – это просто сон. И днём моя жизнь служительницы при лечебнице идёт своим чередом. Пока однажды к нам в темницу не привозят осуждённого преступника с ледяными глазами… Такими же, как у мужчины в моих снах.
Кира Иствуд
Искупление злодейки
Пролог
*** Элиза
Храм разрушен.
Воздух пропитан гнетущим запахом смерти. Он пробирается в лёгкие и оставляет во рту привкус металла и пепла.
Пустынные залы завалены окоченевшими телами. Ветер гуляет под сводами высокого потолка. Из разбитых окон уже налетел снег и скрыл под белым полотном посиневшие мёртвые лица.
Мне не нужно смотреть, чтобы знать: среди этих груд – изломанное тело моей соседки. Её улыбка, полная надежд, теперь погасла. Где-то рядом лежит её возлюбленный. Он дрался до конца, но погиб, как и все.
Если оглянуться, можно встретиться взглядом со стеклянными глазами старшей смотрительницы храма. Больше она ни на кого не крикнет, не ударит хворостиной. Но, как бы жестока она ни была, я никогда не желала ей смерти.
Там – среди мёртвых, – солдаты, что защищали обитель от ледяных монстров. А ещё – пациенты, которые так и не успели залечить раны. Я осматриваюсь дальше и вижу много-много мёртвых лиц. Их имена крутятся на языке.
Над головой раздаётся грубый мужской смех.
Скаля звериные зубы, вражеские солдаты тащат меня по холодному полу и обсуждают, как вечером будут праздновать победу, сколько запасов провизии нашлось на складах обители и как много бочек с вином они намерены сегодня опустошить.
На меня они обращают не больше внимания, чем на снег под ногами.
Им плевать, что мои колени разбиты в кровь, что зелёная мантия младшей служительницы порвана, а со ступней давно свалились туфли.
А ещё – они совсем не замечают странностей.
Например, того, что хотя слабой молодой служительнице полагается кричать от страха – я молчу и не сопротивляюсь. Вместо этого сдуваю с глаз золотистые локоны и устало вздыхаю, с некоторой скукой поглядывая кругом. Мое сердце стучит так спокойно, словно меня мало волнует происходящий кошмар.
…так и есть.
Ведь всё это случалось со мной уже сотни раз.
И уж на сто первый я привыкла: больше не кричу, не рвусь и не умоляю пощадить. И даже мёртвые тела теперь не вызывают тошноты. Окружающая разруха для меня не более, чем декорации на сцене уличного театра. Повиснув на руках солдат, я просто жду, когда всё закончится. Тогда я смогу спокойно проспать остаток ночи без дурацких кровавых видений.
Но эти бездновы сны приходят каждую ночь!
Стоит положить голову на подушку и погрузиться в сон как я попадаю сюда – в разрушенную обитель. В руки неотесанной солдатни, что тащит меня по коридору, продуваемому всеми ветрами. Вот и сейчас сквозняк холодом кусает шею.
Так обязательно было бить все окна?
И неужели, когда кругом столько трупов, нужно говорить о еде и вине? Хоть бы сначала расчистили коридоры от мёртвых тел. Хотя, чего ждать от оборотней? Неотёсанные, грубые, помешанные на войне существа, которым незнакомо слово “уместность”!
Пока я возмущаюсь, сон переходит в финальную стадию. Несмотря на еженощное повторение этой части, привыкнуть к ней куда сложнее, чем к гибели всего храма.
Распахнув дверь, солдаты затаскивают меня в главный зал и швыряют на ледяной пол.
Хотя это сон, удар отдаётся тупой болью в коленях. Я упираюсь ладонями в каменные плиты; они обжигают кожу. Делаю глубокий вдох.
Я ещё не осмотрелась, но уже знаю, что увижу.
Разрушенное святилище. Разбитые чаши. Перевёрнутый алтарь. И над всем этим хаосом возвышается трон, на котором, по преданию, дозволено сидеть лишь многоликому богу.
Но, будто издеваясь над всем миром, сейчас на нём восседает захватчик нашей обители.
Ледяной монстр пустоши.
Сколько бы раз я ни оказывалась перед ним, тело всегда леденеет, а сердце ускоряет бег, как если бы всё происходило по-настоящему. Лишь он – то, к чему мне не привыкнуть. Может, дело в подавляющей ауре силы, которая исходит от этого чудовища? Или в том, что именно он из раза в раз обрывает мою жизнь?
Я не смотрю на него, но образ сам всплывает в памяти.
Зверь этого оборотня – снежный барс. И хищные черты зверя проступают в движениях мужчины, в его облике, в его голосе. Он выше меня почти на две головы, а рукой запросто переломит спину взрослой лошади. Его глаза – насыщенно-синие – зловеще светятся в сумраке зала. Взгляд холоднее самой беспощадной зимней ночи, когда люди вне стен обители замерзают насмерть. Чёрные волнистые волосы достают до плеч, в них виднеются редкие белые пряди, будто мужчину благословила сама вьюга. Рваный шрам пересекает скулу, придавая жестокой красоты его лицу.
– Арх Дейвар! Цурам! – по-военному здоровается солдат. В его голосе уважение и даже обожание. Ни следа недавнего издевательского смеха. – Вот, нашли беглянку.
Тишина.
Тишина.
Тишина.
А потом – чудовище пустоши встаёт. Шаг за шагом он спускается ко мне, его поступь едва слышна: потому что оборотни всегда двигаются тихо, будто звери на охоте. Его выдает лишь скрип снега, налетевшего через разбитые окна.
Моё сердце стучит барабаном. Отдаётся в ушах нескончаемым гулом.
И когда я распахиваю глаза – тяжёлые военные сапоги чудовища уже перед моим лицом. Я знаю всё, что он скажет дальше. Знаю и готовлюсь сопротивляться!
Может, получится хотя бы сегодня?
– Посмотри на меня, – приказывает чудовище.
“Нет! Не буду подчиняться! Не подниму головы!” – думаю я. Но его голос – глубокий, рычащий, властный – лишает воли, подчиняет. Он будто забирается в самую душу, царапает, стискивает, шарит в ней и находит потайные верёвочки. А затем резко дёргает за них, превращая меня в послушную куклу.
Против собственной воли я мучительно поднимаю взгляд. И вздрагиваю, когда встречаюсь с ледяными глазами арх-Дейвара.
Чудовище смотрит на меня сверху вниз. Чёрный зрачок стянулся в крохотную точку, в радужке бушует дикая синева. Во взгляде читается презрение, словно он смотрит на гадкое насекомое.
Я и правда выгляжу жалко. Тощая, замызганная, босая, в лохмотьях, что остались от одеяния служительницы. Измазанная сажей так, что даже золото волос потускнело до свинцовой серости.
– А, это ты, – слова режут меня, будто клинок палача. – Как там тебя… Элиза? Крыса, что кормила меня гнилью. Если вылижешь мои сапоги, то сможешь прожить до рассвета.
Его слова сочатся ядом, точно он не барс, а змея..
И так каждый раз!
Я никогда не носила ему никакой гнили. Я вообще его не знаю! Но в этом сне, мы, очевидно, знакомы.
Холодный пот стекает по спине. Сердце мечется пойманной в силки птицей. Тело сковывает страх – древний, инстинктивный – такой испытывает кролик за секунду до того, как на нем сомкнуться волчьи зубы.
Дрожа, я смотрю на красивое жестокое лицо, в безжалостные синие глаза. В них нет сострадания: лишь эхо равнодушия к моей судьбе.
– Что ж, – холодно говорит он. – Как хочешь. – И поднимает меч.
Его движения – воплощенная неизбежность.
Я зажмуриваюсь. Липкий смоляной страх тёмной волной накрывает сознание.
Раздаётся свист. Холодная сталь рассекает мою шею. Безумно дробившее сердце вдруг захлёбывается стуком. И всё исчезает.
Я вскрикиваю и сажусь в постели, хватаясь за шею. Сердце дико бьётся о грудную клетку. Я судорожно глотаю воздух и прячу лицо в ладонях. Мои плечи дрожат.
Это был сон. Лишь сон. Снова и снова. Каждый день…
Святая бездна…
Глава 1
Тем временем где-то в храме
На границе волчьей империи Руанд, неподалёку от морозной пустоши между непроходимыми ледяными скалами, стоит неприступный замок – это храм святой целительницы Ньяры – обитель чистоты. Последний оплот для раненых солдат, несущих службу на неспокойной границе. Пристанище тех, кто ищет искупления для грешной души.
Острые серые зубцы башен тянутся вверх, задевая облака. Стены покрыты толстыми наростами льда, напоминающими чешую древних драконов.
Ещё раннее утро, но у ворот обители уже царит суета.
Мелькают зелёные, чёрные, белые мантии – это служительницы таскают воду, кто-то помогает раненым солдатам слезть с высокой телеги, а кто-то чистит от снега подъезд во внутренний двор, чтобы лошади не увязали в сугробах.
Зимнее солнце ныряет за облака, а потом выскальзывает вновь. Проникает в обитель через окна. Наполняет мрачные коридоры светом, выхватывая из сумрака две фигуры, прижавшиеся друг к другу в тесной нише.
– Тише-тише, ах… Ян… – шепчет служительница Фаира, вздрагивая от ласки сильных мужских рук, одна из которых ритмично двигается под её юбкой, а вторая сжимает девичью грудь прямо поверх блузки.
Тёмные локоны девушки бесстыдно выбились из строгого пучка и налипли на взмокший от страсти лоб. Зелёные глаза подёрнуты пеленой удовольствия.
– Ты такая сладкая, – жарко выдыхает темноволосый мужчина, увлечённо целуя девичью шею. Сам он одет только по пояс, рельефный торс перехватывают свежие бинты. Он оборотень-волк и выше девушки на целую голову, и она выглядит совсем хрупкой на его фоне.
– Янтар… – тревожно бормочет молодая служительница Ньяры, ярко откликаясь на поцелуи. Закусив губу, она выглядывает из-за широкого плеча мужчины и обеспокоенно осматривает коридор.
– Не волнуйся, – рычит оборотень, касаясь её мочки удлинившимися звериными клыками, – здесь никого нет… Кроме одной хорошенькой и очень развратной служительницы, конечно.
– И голодного волка, – хихикает Фаира, а потом вздыхает, когда мужчина начинает страстно и безумно приятно прикусывать её покрытую мурашками шею. – Ах… м-м… П-пойдём лучше на склад, Ян. Если кто-то заметит…
– То ему не поздоровится. Все знают, что отбирать добычу волка – себе дороже.
– Ну да, как же, – её слова дрожат от смеха, который она плохо скрывает. Янтар хитро сверкает золотистыми глазами и вдруг опускается на колени, ныряя под длинный подол строгой синей юбки.
– Ахах, не надо! – взвизгивает благочестивая служительница, а потом запрокидывает голову так, что ударяется затылком о стену, и тяжело выдыхает протяжный стон, полный удовольствия. – Ян… Ты сумасшедший.
