Маргарита Преображенская "Бригада «УХ», или Будни и праздники некроманта"

– Правда, не все они воспринимали это с должным энтузиазмом и сохраняли свой пыл!

Я могла бы побиться об заклад, что Базиля сей мрачный аксессуар вряд ли смущал, но не решилась спрашивать об этом, а Сара Бернар тем временем подошла ко мне и взглянула на меня так, будто хотела пронзить насквозь. Призрачно-театральный грим, поблёскивая в лучах светильников, небрежно и неравномерно лежал на её лице, словно безжизненная белая маска.

– Вы позволите прикоснуться к вам, Эжени? – спросила Сара Бернар. – Это необходимо для того, чтобы вжиться в образ.

– Конечно! – с готовностью согласилась я.

Сказать по правде, мне было немного жутковато и одновременно интересно. Актриса взяла меня за руку и начала медленно преображаться. Изменения сначала были едва заметны, казалось, что грим постепенно заполняет мелкие морщинки и поры на лице, образует нужные изгибы и линии. Меня не оставляло впечатление, словно эта призрачная дама снимает с меня слепок, чтобы надеть его на себя. Возможно, именно за счёт этого умения ей удавалось так долго скрываться от депортации назад, в потусторонний мир.

Через час мы пригласили всех домочадцев в комнату, с интересом наблюдая за их реакцией, а посмотреть было на что, ведь взглядам хорошо знавших меня людей и нелюдей предстали сразу две Эжени, похожие, как две капли воды, только платья были разные (одинаковых у меня не водилось). Я выбрала своё любимое – лазоревое в стиле ампир, а Сара Бернар – кроваво-алое с россыпью чёрных роз по подолу и декольте, что было гораздо ближе к некромантским канонам и соответствовало её мировосприятию. Искусство призрачного грима и перевоплощения по Станиславскому произвело неизгладимое впечатление на зрителей.

– Японский Гераклид! – пробормотал призрак Диогена с недоумением, глядя на раздвоившуюся меня.

– Тыквенный затык! – согласилась с ним Выква, смотревшая на нас, выпучив глазищи.

Мы сидели по разные стороны от зеркала, и Сара Бернар настолько непринуждённо и похоже копировала мои движения и мимику, что мне самой становилось не по себе при мысли о том, кто же из нас настоящая.

– Сильвупле! – сказала она, один в один копируя мой голос, и жестом пригласила всех подойти ближе, словно удав Каа бандерлогов.

Клодина де Нозиф щёлкнула механизмом раскрывавшегося некромантского лорнета и внимательно взглянула на меня и мою копию сквозь разноцветные стёкла. Обычно с помощью этого приспособления можно было легко разглядеть скрытое, но, как я и предполагала, не всегда. После долгого и внимательного рассматривания Клодина озадаченно сложила лорнет и остановилась, задумчиво скрестив руки на груди.

– Недурно! – пробормотала она.

– Гран-мерси! – не сговариваясь, произнесли мы с Сарой Бернар в один голос.

Вся моя некробригада, зайдя с флангов, тоже пыталась разгадать головоломку, но тщетно. Наконец, и дворцовый подошёл ближе, с опаской вглядываясь в глаза то мне, то Саре Бернар.

– Что ж ты не узнаёшь свою хозяйку, Лютомир? – ласково спросила она, поманив дворцового к себе.

– Нет уж! – испуганно затряс тот рыжей бородой, пятясь назад, как чёрт от ладана. – Миль пардон вам! Оконфузиться боюсь!

Сара Бернар весело рассмеялась – кажется, ей всё больше нравилась новая роль. Последним из всей компании к нам приблизился мурный лохмач, по пути быстро трансформируясь в упитанного серого кота. Он вальяжно подошёл сначала ко мне и потёрся о ноги, слегка приподняв подол и добившись того, чтобы его погладили по голове, а потом собирался проделать тоже с Сарой, но актриса со смехом отогнала его, сказав:

– Это запрещённый приём, Базиль!

– Прости, Сара! – промурлыкал оборотень. – Зато действенный! Ты это не предусмотрела!

Актриса быстро приняла свой прежний облик, под бурные аплодисменты и восхищённые возгласы зрителей. Даже Клодина высоко оценила её актёрский дар.

– На одном из спектаклей при жизни я повредила колено, – пояснила Сара, когда мы снова остались одни, чтобы переодеться и побеседовать. – Мне тогда было шестьдесят лет. Боли адские! И я настояла на том, чтобы ногу ампутировали. А сейчас в моём новом качестве этот нюанс заметен. Базиль знал.

Сара приподняла подол, показав мне стройные ноги, одна из которых выглядела более прозрачной, чем другая.

– Я учту это, во время основного выступления, – сказала она. – А вы обещайте мне право находиться на Стороне Живых столько, сколько понадобится. Ведь Сара Бернар жива, пока меня помнят и любят!

– Обещаю! – сказала я, пожав её призрачную руку.

Через несколько дней Сара Бернар очень хорошо вжилась в роль хозяйки дома с привидениями и подружилась с Лютомиром, который, наконец, перестал относиться к ней с недоверием. Я наладила кустарное производство фонарей, развесив их внутри и снаружи дома. Клодина целыми днями пропадала в казематах, пытаясь выведать полезные сведения из фантомов. А Диоген подарил мне щенка призрачного пса, которого я назвала Дё-Киник, исходя из того, что «дё» – это «два» по-французски. Он тоже хорошо чувствовал опасность. Горничные приняли новую хозяйку благосклонно, обращаясь в её присутствии в прекрасных Аполлонов с восхитительными обнажёнными торсами. В общем, спектакль обещал быть завораживающим и опасным.

Когда пришло время уходить, Сара Бернар любезно помогла мне правильно наложить призрачно-театральный грим, за счёт которого я теперь выглядела, как она. Такая вот рокировка. Меня сопровождали Базиль, Клодина и моя некробригада, исключая рыцаря с амнезией, который остался защищать дом на случай вторжения. В путь я отправилась налегке, захватив только оружие некромантов, пару алхимических снадобий да фонарь уфолога.

– Эх! Как же ты к жениху без приданого приедешь, да ещё в таком затрапезном виде?! – недоумевала Выква, пока мы шли по тёмному межпространственному тоннелю. – Что он о тебе подумает?!

В отличие от меня, предпочитавшей удобную и проверенную одежду для любых длительных походов с возможными драками и побегами, Выква была при полном параде, попросив завязать ей на хвостик два разноцветных банта и надвинуть золотую диадему почти по самые глаза.

– Бери пример с меня! – вещала она. – Вдруг в потустороннем мире встретится мужская тыква? И – вуаля! – вот она, я! Вся в золоте и бантах! Закачаешься!

Я представила себе, как прибываю в потусторонний мир, надев на себя всё лучшее с мешком вещей наперевес и садовой тачкой, полной всякой всячины, типа нарядов и драгоценностей в придачу, и рассмеялась. Люрор де Куку, конечно, мужчина крепкий и много повидавший в этой жизни и в этой смерти, но от такого зрелища, пожалуй, тоже мог закачаться, а то и вовсе выпасть в осадок.

– Тихо! – сказала Клодина, с опаской озираясь по сторонам.

Она шла впереди в полной боевой готовности, а Базиль следовал за мной, готовый выцарапать глаза каждому, кто посмеет причинить мне вред. Ящур плёлся последним, замыкая шествие. Мы уже приближались к выходу на Пер-Лашез, когда Дё-Киник, до этого тихо сидевший у меня в сумке, неожиданно разразился заливистым лаем. Призрачный пёс чувствовал опасность. У Базиля тоже вся шерсть против его воли встала дыбом. Сейчас он был похож на атакующего дикобраза или на человека, прикоснувшегося к генератору Ван де Граафа: роскошная шевелюра эффектно торчала в разные стороны во всю длину.

– Быстрее! – крикнула Клодина, переходя на бег.

Мы ускорились, а я позволила фонарю разгореться в три раза ярче. Те, кого учуял Дё-Киник, были очень далеко от нас и, вроде бы, шли в совершенно противоположном направлении. И опять же никто из нас не смог увидеть возмутителей нашего спокойствия, но на полу за ними оставались вереницы уже знакомых когтистых следов.

– К дому пошли! – прошептал Базиль. – Вовремя мы убрались оттуда.

– А как же Сара, Лютомир и все остальные?! – поздно спохватилась я, только теперь осознав всю серьёзность положения.

– Сара Бернар выкрутится из любой ситуации и очарует любого врага своей игрой, дворцовый и горничные умеют гениально прятаться, с философом и его псом никто не станет связываться (себе дороже – мозг сломаешь), а у рыцаря амнезия, значит, он не пригоден для допросов. К тому же все они сами вызвались исполнить свои роли и остаться в особняке, – сказал Базиль. – Сейчас главное – спасти тебя. Таков был приказ!

– Чей приказ?! – вздрогнула я от пронзившей мой мозг догадки.

– Люрора де Куку! – холодно обронила Клодина, а Базиль подхватил меня на руки.

– Сейчас же отпусти нас, кот несчастный! – воскликнула Выква, попытавшись укусить оборотня за руку, но мурный лохмач держал меня очень крепко и ловко, так что тыква осталась ни с чем.

– Вот именно – несчастный! – шептал он мне на ухо, игнорируя возгласы тыквы и ускоряясь до такой степени, что у меня всё поплыло перед глазами. – А если с тобой что-то случится, шер ами, я стану ещё несчастнее! Ты же не хочешь этого, да?

Мы выбрались из тоннеля как раз у места перехода, которым служил склеп без опознавательных знаков, затерянный в глубине Пер-Лашез.

– Все готовы? – спросила Клодина, окинув взглядом меня, Базиля и Ящура.

– Готовы… – проворчала Выква, у которой от скоростного перемещения развязался один бант, а диадема ввиду отсутствия ушей заметно сползла набок. – Ты готовить-то хоть научись!

– Не беспокойся! – сказала Клодина, одарив её холодной улыбкой, от которой на Выкву напала внезапная дрожь. – Там, куда мы направляемся, у меня есть прекрасные личные повара, которые знают много рецептов блюд из тыквы.

Ритуал перехода, который применили Клодина и Базиль, был мне не знаком – вернее, я знала его лишь в теории, найдя это описание в старинных книгах. Судя по всему, они собирались сделать так, чтобы портал перехода намертво закрылся за нами и не впустил незваных гостей в потусторонний мир. Клодина быстро и нервно читала какое-то странное заклинание на латыни, а Базиль, заявив, что это для него плёвое дело, показал класс в скоростном начертании тетраграмм разноцветными мелками прямо на кладбищенской брусчатке. Тетраграммы в его исполнении походили на неправильные «классики».

– Чего она там бормочет?! – встревоженно спросила Выква, которую, видимо, очень впечатлило замечание о рецептах блюд из тыквы.

– «Голова мертвая, приказывает тебе через посвященного и живого змия…» – перевела я с трудом припоминая значения слов.

Когда далее по тексту вышеупомянутый «змий» оказался ещё и зелёным, Выква окрестила произносимые Клодиной фразы и чертежи Базиля заклятием Алкаши, смешав, таким образом, магию, пагубную человеческую страсть и имя великого математика. Всё-таки она была очень начитанной тыквой, а это крайне важное качество для любых тыкв! С каждым новым словом воздух заполнялся усиливающимся шелестом. Я не сразу поняла, откуда он происходит, пока к склепу не слетелась целая туча бражников. Они вились над нами, оглушительно шелестя крыльями, и я вспомнила, что ещё одно название этих крупных и тяжёлых, как бомбардировщики, бабочек – «мёртвая голова».

Когда к границе тетраграмм начали подползать и упомянутые в заклинании змеи, Базиль взял меня за руку и потянул за собой внутрь разноцветных «классиков». Детская игра в моей жизни снова обернулась магическим ритуалом. Подпрыгнув над землёй, я увидела, как вспыхивают линии тетраграммы, а брусчатка под ними проваливается в темноту, увлекая за собой склеп и клёны в последний раз сыпавшие алой листвой. За границей тетраграммы, за шелестом бражников и шипением змей, где-то за доступным уровнем восприятия ощущалось присутствие чего-то неведомого и жуткого приблизившегося к нам, но не успевшего войти в контакт. Мгновение падения, словно отчаянный полёт в темноте, неожиданно вывело нас к величественному фонтану, воды которого были похожи на струящуюся тьму, усыпанную кровавыми листьями клёнов.

– Ну вот мы и на месте! Остановка «Люксембургский сад»! – тяжело переводя дух, радостно объявил Базиль, отпустив мою руку и быстро приобняв Клодину. – Как говорится, «кот сделал своё дело – кот может уходить»!

– Уходить?! Но почему? – удивлённо спросила я.

– Ты скоро поймёшь, что мы здесь лишние, – с хитрой улыбкой заметила Клодина.

Они ушли в туманное марево по одной из аллей, оставив меня с тыквой под мышкой и скелетом ответственного теропода за спиной. На шее Ящура красовалась моя сумка с аксессуарами некромантов и спящим щенком призрачного пса.

– Где это мы?! – изумилась Выква, осторожно открыв один глаз и осветив лучом жёлтого света фигуры скульптурной группы, украшавшие фонтан: влюблённых, над которыми, словно злой рок, нависало изваяние тёмного могучего великана.

– Фонтан Марии Медичи в Люксембургском саду потустороннего Парижа, – сказала я, не отрывая глаз от алых листьев, словно пятна крови, застывших там, где у влюблённых бились бы сердца, если бы эти статуи могли вдруг ожить.

Мелкий дождь сыпал из нависших облаков, и мне казалось, что его капли вот-вот закипят, касаясь моих пылающих от волнения щёк.

– Значит, мы уже прибыли?! – оглушительно, на весь сад заверещала Выква. – Эжени! Скорее завяжи мне заново банты и поправь диадему!

– К чему такая спешка?! Невеста-то у нас не ты! – резонно заметил Ящур.

Я же молча приступила к завязыванию бантов. Получалось это плохо: руки дрожали, отчего банты выглядели какими-то несуразными, и я судорожно распускала их, чтобы начать заново. Это моё нервное состояние объяснялось приближающимся звуком чётких, как выстрелы, размеренных шагов, пока ещё слабо раздававшихся позади меня, сопровождаясь размеренным постукиванием, которое могла издавать только трость, ударяясь о мостовую. У меня не было сомнений в том, кто приближается ко мне, но пока не хватало духу оглянуться и встретиться взглядом с возмутителем моего спокойствия.

Завязывая последний бант, я вспомнила, что на лице у меня остался слой призрачного грима и быстро стёрла его влажной салфеткой, которые Ящур таскал с собой, чтобы перемывать кости. Не хватало ещё, чтобы собственный жених меня не признал! Приведя себя в относительный порядок и судорожно поправив растрёпанные волосы, я, наконец, решилась повернуться навстречу судьбе и была сразу же психологически смята увиденным. По увядшей аллее, полной торжественно замерших сухоцветов и врастающих в сумрак мёртвых стволов величественных платанов, шёл высокий статный мужчина в чёрном сюртуке с алым подбоем. Как рана от удара мизерикорда, у него на груди красовался кровавый кленовый лист, поблёскивавший то ли каплями слёз дождя, то ли драгоценными камнями.

Люрор де Куку абсолютно не изменился внешне, словно мы расстались вчера, а не пятьдесят два года назад: та же гордая осанка, та же мрачная улыбка, тот же завораживающий блеск глаз поверх разноцветного пенсне, сдвинутого ближе к кончику длинного породистого носа. Наши взгляды встретились, и ни один мускул не дрогнул на холодном и безукоризненном лице некроманта; впрочем, я тоже давно уже научилась держать себя в руках и не подавать виду, да и причём здесь вид, если мы оба уже знали, что рады видеть друг друга. Я не могла бы объяснить, откуда берётся моя уверенность в этом, но ошибки быть не могло.

– С прибытием в потусторонний мир, Ваша Созидательность! – с изящным поклоном приветствовал меня некромант.

Это официальное обращение, против ожидаемого и привычного «ма флёр» («мой цветок»), которое Люрор де Куку применял ранее, почему-то неприятно царапнуло душу, хотя именовать меня так требовал этикет. К тому же Люрор де Куку уничтожил свой гербарий и, возможно, не желал больше ассоциаций с какими-либо цветами, или это просто игра, блеф, в котором некромант – большой мастер. Но ради чего?

– Благодарю Вас, Ваше Бессмертное Высокоужастие! – сухо сказала я в ответ, припомнив его титул. – Мне жаль, что наша встреча омрачена тенью нависшей над нами опасности.

– Тени исчезают при ярком свете, который вы привнесли в мою жизнь! – парировал Люрор де Куку.

Рядом с его холёным великолепием мои джинсы и куртка смотрелись как минимум вызывающе, не говоря уже о зубастой тыкве под мышкой, разомлевшей от предвкушения новых приключений.

– А свободные овощи у вас тут бывают? – смело спросила Выква, восхищённо вытаращившись на некроманта.

– Некоторых здесь я назвал бы овощами, хотя большей частью попадаются те ещё фрукты или многократные ягодки опять! – тонко усмехаясь, сказал Люрор де Куку, а потом обратился ко мне:

– Благодарные жители ждут Вашу Созидательность у входа сад, но прежде чем предстать перед ними, я бы предложил вам сменить наряд.

Он галантно позволил мне опереться на его руку, и мы отправились во дворец королевы Франции Марии Медичи, находившийся в глубине Люксембургского сада. Возведённый в давние времена в стиле итальянского ренессанса, этот архитектурный ансамбль красиво возвышался над клумбами, словно бросая вызов вечному увяданию потустороннего мира, как оплот неувядающей красоты линий и форм. Королева любила эти места больше политики, в умении вести которую она проиграла битву кардиналу Ришелье, и, уйдя на покой, выбрала себе роль призрачной хозяйки Люксембургского сада. В её обязанности входило блуждание по аллеям, сопровождаемое звоном ключей от дворца, и беседы с посетителями.

– Ваше Величество! – окликнул Люрор де Куку, заметив знакомый силуэт у входа во дворец.

Мария Медичи оглянулась, одарив нас благосклонным взглядом. Облачённая в пышное синее платье на корсете, расшитое королевскими лилиями и украшенное высоким воротником с отделкой небольшими раффами, она словно сошла со своего парадного портрета.

– Ваша Созидательность! Идёмте со мной! – с улыбкой сказала она мне, и, окатив волной высокомерия рванувшегося следом теропода, добавила:

– Динозаврам вход воспрещён!

Ящур, щёлкнув челюстями у неё перед носом, вынужден был согласиться, недовольно бормоча нечто вроде: «Это что за ЗОЯ, как из мезозоя?», причём слово «ЗОЯ» здесь было аббревиатурой от известного выражения «змея особой ядовитости», видимо, очень популярного в меловом периоде. Во дворце моё внимание привлекла художественная роспись, которой занимался сам Рубенс. И пока я разглядывала сюжеты на стенах, мы добрались до личных покоев королевы, где меня ожидало восхитительное платье, по всей красе парившее над полом, будто было надето на призрачный манекен.

– Лучшие портные работали не покладая рук, чтобы создать этот наряд по эскизам Люрора де Куку! – с некоторой завистью в голосе произнесла королева, заметив мой восхищённый взгляд.

– Регент очень заботится о вас, – добавила она с оттенком какого-то двусмысленного намёка, но я сделала вид, что не поняла, о чём она говорит.

Отложив тыкву на низкую оттоманку с затейливо изогнутой спинкой и подлокотниками, я приступила к примерке.

– Ой, вы знаете, Эжени всё идёт, даже мешок с прорезями! Такая фигура! – лопотала тыква, наблюдая за мной и вызвав холодную улыбку на губах королевы.

– Фигура всем известная! «Мулине» с пируэтом! Только белыми нитками шито, – пробормотала она, почему-то оперируя терминами фехтовальщиков и швей, словно я собиралась не на свидание с жителями потустороннего Парижа, а на бой, сопровождаемый вышиваниями крестиком.

Думать об этом было некогда, потому что у входа во дворец меня ждал Люрор де Куку. Я чувствовала, что всё самое важное он скажет мне позже наедине, а пока нас ожидало долгое театральное действо, коим и являлась любая политическая акция.

К народу мы вышли рука об руку, вызвав восхищённые возгласы толпы. Наш путь был усыпан розами, причём в буквальном смысле, благодаря стараниям жителей. Розы, правда, были чёрными и сухими, но в данном случае не служили эмблемой печали. Околдованная мрачной красотой и фантасмагоричностью момента, я ещё не решила, символом чего они могли стать для меня.

Строгое, но роскошное чёрное облегающее платье со смело открытой спиной, оттенённое сверкающим алым кленовым листом у меня на груди и кровавым подбоем, эффектно вспыхивающим, словно пламя, при каждом шаге, было верхом совершенства. Передвигаться в нём из-за довольно сильно обтягивающей бёдра юбки и длинного шлейфа представлялось возможным только мелко семеня рядом с некромантом, словно гейша или Мортиша Аддамс. Идти подобным образом было настоящим испытанием для меня, поэтому первые минут пятнадцать в новом образе я посвятила стараниям не сбиться с ритма и не клюнуть носом в пол, наступив на край струящейся тьмы подола.

– Вы великолепно держитесь, Ваша Созидательность! – ободряюще шепнул мне Люрор де Куку, когда я, уже выбиваясь из сил, собиралась слегка ссутулиться под грузом общего всенародного восхищения.

– Давайте оставим этот жуткий официоз и в личных беседах выберем какое-то более спокойное обращение ко мне, а не это пафосное «Ваша Созидательность»! – проворчала я, мгновенно расправляя плечи.

– Хорошо, – улыбнулся некромант. – Как же вам угодно обозначить себя на этом жизненном витке?

– Называйте меня просто по имени, – сказала я. – Это возможно?

В голове предательски крутилось совершенно другое обращение ко мне, звучавшее из уст Люрора де Куку: «ма флёр». В прошлый мой приход оно казалось мне вызывающим и панибратским. Неужели сейчас мне хотелось, чтобы мой фиктивный жених продолжал называть меня так?! Этот вопрос я постоянно задавала себе, пытаясь понять, что происходит, и не могла на него ответить.

– Конечно! При условии, что вы тоже будете обращаться ко мне по имени, Эжени. Мы ведь не чужие люди! И наш прежний уговор: никогда не лгать друг другу, тоже останется в силе! – весело сказал Люрор де Куку (Хорошо, что хотя бы мои мысли не были для него открытой книгой!).

Эта его практика мгновенно выставлять свои требования в ответ на условия визави очень напоминала контратаку в поединке на шпагах. Возможно, Мария Медичи не ошибалась, упомянув фигуру «мулине» и пируэты. Мне ничего не оставалось, как только ответить:

– Авэк плезир! – что означало: «с удовольствием!», хотя, возможно, в контексте поединка уместнее звучало бы «а вотр сервисе!» («к вашим услугам!»).

Торжественное шествие завершилось, когда мы дошли до потрясающе красивого траурного экипажа, одного из тех, которые неизменно находились в тренде у некромантов, а тот, который дожидался меня и моего спутника, был просто произведением искусства, напоминая мини-дворец. Такой эффект достигался за счёт элементов декора на кузове, выполненных в виде изящных башенок и крестоцветов. Вызывали восторг и многослойные чёрные шторы с эффектными драпировками, ревниво закрывавшие окна. Люрор де Куку помог мне подняться по висячим ступенькам в неожиданно алое бархатное нутро экипажа и, войдя следом, плотно закрыл дверь.

Когда чёрный «дворец» на колёсах мягко тронулся с места, мой фиктивный жених, удобно устроившись напротив меня на алом сиденье, вкрадчиво произнёс:

– Как я и думал, годы в мире живых пошли вам на пользу, Эжени! Вы расцвели, набрались опыта, стали шире смотреть на вещи. Я восхищён!

От его слов, а главным образом – от пристального взгляда, мне на мгновение стало как-то не по себе, но я не подала виду, быстро справившись с волнением. Мне ли заливаться краской от знаков внимания мужчины, пусть даже такого привлекательного и опасного? Чай, не шишнадцать мне уже, а осьмнадцать, как-никак, в четвёртый раз стукнуло! Плавали, знаем!

– Благодарю вас! – сказала я и, собравшись с духом, добавила с озорной улыбкой, – Люрор! Чем больше я узнаю вас, тем чаще думаю: какой вы удивительный человек!

Это заставило некроманта плотоядно усмехнуться. Мы словно заново знакомились друг с другом, и это было потрясающе интересно и волнующе!

– А, кстати, куда мы едем? – спросила я, пытаясь приподнять чёрный бархат занавесок, чтобы выглянуть из окна экипажа.

Но не тут-то было! Тяжёлые драпировки не сдвинулись с места, не желая нарушать конспирацию.