Александр Дюма "Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 1"

9. Ясновидящая

Бальзамо встал навстречу девушке, которая вошла к нему в комнату, двигаясь точно по прямой линии и ступая твердо, словно статуя Командора. Такое появление могло удивить кого угодно, но только не Бальзамо.

– Я приказал вам спать, – проговорил он. – Вы спите?

Андреа вздохнула, но ничего не ответила. Тогда Бальзамо подошел к девушке и послал в ее сторону более мощный поток флюидов.

– Я хочу, чтобы вы говорили, – приказал он.

Девушка задрожала.

– Вы слышали, что я вам сказал? – спросил чужестранец.

Андреа кивнула.

– Почему же вы тогда не отвечаете?

Андреа поднесла руку к горлу, словно желая показать, что не может вымолвить ни слова.

– Ладно, садитесь сюда, – приказал Бальзамо.

Он взял Андреа за руку, которую Жильбер недавно поцеловал без ведома девушки, и это прикосновение заставило его вздрогнуть точно так же, как он вздрогнул – чему мы были свидетелями, – когда на него низошли его собственные флюиды. Девушка, направляемая Бальзамо, попятилась и села в кресло.

– Теперь вы видите? – спросил он.

Глаза Андреа расширились, словно ей захотелось вобрать в них весь свет двух горевших в комнате свечей.

– Я не приказывал вам смотреть глазами, – продолжал Бальзамо, – смотрите грудью.

Выхватив из-под камзола стальной прут, он приставил его к вздымающейся груди девушки. Та подскочила, как будто огненная стрела пронзила ее до самого сердца, и глаза ее тут же закрылись.

– Прекрасно. Вы начинаете видеть? – спросил Бальзамо.

Девушка кивнула.

– Теперь вы будете говорить, не так ли?

– Да, – ответила Андреа и поднесла руку ко лбу, словно у нее невыносимо болела голова.

– Что с вами? – спросил Бальзамо.

– Мне больно!

– Почему вам больно?

– Потому что вы заставляете меня видеть и говорить.

Бальзамо провел несколько раз руками перед лбом Андреа; казалось, он рассеивал флюиды, под воздействием которых она готова была взорваться.

– Как теперь? Еще больно? – спросил он.

– Уже меньше, – ответила девушка.

– Хорошо, тогда посмотрите, где вы находитесь.

Глаза Андреа оставались закрытыми, однако лицо ее потемнело и выразило живое удивление.

– В красной комнате, – прошептала она.

– С кем?

– С вами, – вздрогнув, отвечала она.

– Что случилось?

– Мне страшно! И стыдно!

– Отчего же? Разве мы не связаны с вами симпатически?

– Это так.

– Разве вы не знаете, что я позвал вас сюда с самыми чистыми намерениями?

– Знаю.

Лицо девушки посветлело, но потом по нему опять пробежало облачко.

– Вы не сказали мне всего, – продолжал Бальзамо. – Вы простили меня не полностью.

– Я вижу, что если вы не желаете зла мне, то, возможно, желаете его другим.

– Вполне вероятно, – пробормотал Бальзамо и уже повелительно добавил: – Пусть вас это не занимает.

Лицо Андреа приняло обычное выражение.

– В доме все спят?

– Не знаю, – ответила девушка.

– Так посмотрите.

– В какую сторону мне посмотреть?

– Погодите-ка. Сначала в сторону вашего отца. Где он?

– У себя в спальне.

– Что он делает?

– Лежит.

– Спит?

– Нет, читает.

– Что он читает?

– Одну из тех скверных книг, которые он вечно заставляет меня читать.

– И которые вы не читаете?

На лице у Андреа появилось высокомерное презрение.

– Никогда.

– Хорошо, значит, с этой стороны все спокойно. Теперь посмотрите в сторону Николь, в ее спальню.

– Там нет света.

– Вам нужен свет, чтобы видеть, что там делается?

– Если вы прикажете, то нет.

– Смотрите, я так хочу!

– Ах, я ее вижу!

– И что же?

– Она полуодета; вот она тихонько открывает дверь спальни; теперь спускается по лестнице.

– Так, и куда же она направляется?

– Останавливается у двери во двор, прячется за нею. Она кого-то ждет, подстерегает.

Бальзамо улыбнулся:

– Не вас ли?

– Нет.

– Прекрасно, это главное. Когда за девушкой не следит ни отец, ни горничная, ей нечего бояться, разве что…

– Нет, – проговорила Андреа.

– Ах, так вы ответили на мою мысль?

– Я вижу ее.

– Стало быть, вы никого не любите?

– Я? – пренебрежительно переспросила девушка.

– Ну конечно! Мне кажется, вы могли бы полюбить. Не для того же вы вышли из монастыря, чтобы жить в заточении. Разве вместе с телом вы не освободили и сердце?

– Мое сердце не занято, – покачав головой, печально проговорила Андреа.

Черты ее осветились такою девичьей скромностью и чистотой, что Бальзамо, просияв, прошептал:

– Лилия! Ученица! Ясновидящая!

Он радостно и благодарно всплеснул руками и снова обратился к Андреа:

– Но если вы не любите, то, должно быть, любимы?

– Не знаю, – тихо ответила девушка.

– Как не знаете? – довольно резко отозвался Бальзамо. – Ищите! Когда я спрашиваю, то хочу знать ответ!

С этими словами он снова прикоснулся к груди девушки стальным прутом. Она, как и в первый раз, вздрогнула, но на лице ее отразилась уже не такая сильная боль, как прежде.

– Да, да, я вижу, только пощадите, иначе вы меня убьете!

– Что вы видите? – спросил Бальзамо.

– Ах, но это невозможно! – испугалась Андреа.

– Что вы видите?

– Молодого человека, который после моего возвращения из монастыря преследует меня, следит за мною, не сводит с меня глаз, но лишь тайно.

– Кто он?

– Лица его я не вижу, вижу только одежду – но ведь так одевается челядь?

– Где он?

– Внизу, у лестницы. Ему плохо, он плачет.