Михаил Дорин "Афганский рубеж 3"

– Вы внимательно прочтите обстоятельства потери вертолёта «Кобра», – указал пальцем на абзац генерал-лейтенант Целевой.

Рэм Иванович посмотрел на меня и тоже подмигнул. Не так уж всё пока плохо продвигается.

Заместитель командующего ВВС начал читать вслух.

– «При выполнении планового полёта вблизи границы, вертолёт „Кобра“ с бортовым номером 37 и экипажем»… не я не могу эти имена прочитать, – прервался представитель ВВС. – Итак, вертолёт был атакован вертолётом Ми-24 «Хайнд» с дальности 2-3 километра. Для поражения Ми-24 использовал ракеты… откуда у тебя ракеты «воздух-воздух»?

– У меня таких не было, – ответил я.

– Тогда это бред. На нас пытаются повесить потери в результате ошибок пилотирования, – быстро сказал зам. командующего ВВС армии.

– Это официальный протест. Значит, так и было…

– Подтверждаю, – сдержанно ответил я.

Командующий 40 армией прервался на телефонный звонок. Пока он разговаривал, а точнее просто кивал, я посмотрел на Енотаева и командира 727го полка. Они как-то уж слишком были спокойны. Я же пока не был полностью уверен, что меня пронесло.

– И что? Вот и занимайтесь этим. Это ваша работа. Да! Я вам могу его телефон продиктовать, чтобы вы не перетруждались… алло! – выговорился командующий и повесил трубку.

Он ещё раз просмотрел список потерь и отложил бумагу в сторону.

– Знаете, товарищ пока ещё лейтенант, мне сложно вас судить, но я это сделать обязан. Кто командир лейтенанта Клюковкина?

– Я, товарищ командующий. Подполковник Енотаев, командир 363й отдельной вертолётной эскадрильи, – вытянулся в струнку Енотаев.

– Очень хорошо. Кто отдал приказ на прикрытие группы спецназа?

– Я, товарищ генерал-полковник, – ответил Ефим Петрович.

– Вы отдали приказ, чтобы не залетали на территорию Пакистана?

Комэска давал такой приказ. Похоже, всё идёт, как должно.

– Нет, – ответил Енотаев.

По кабинету прокатилась волна удивления. Больше всех был удивлён Целевой.

– Значит ли это, что лейтенант выполнял ваш приказ и наносил удары по пакистанским войскам?

– Так точно, – спокойно ответил Енотаев.

– Товарищ командующий… – начал я говорить, но меня тут же остановили.

– Лейтенант, выйдите из кабинета, – встал из-за стола генерал-лейтенант Целевой.

– Рэм Иванович, в чём дело? – возмутился командующий 40 армией.

Я чего-то совсем не понимаю. Что тут происходит?

Целевой поправил седые волосы, взял стакан воды стоявший перед ним и выпил.

– Я думаю, надо этот балаган заканчивать. Вот мой письменный доклад, – протянул Целевой бумагу генерал-полковнику.

Тот начал читать, а Целевой снова взглянул на меня.

– Лейтенант Клюковкин, вы свободны. По распорядку дня, – повторил генерал-лейтенант.

– Товарищ генерал…

– Клюковкин, вы слышали что сказал генерал Целевой? Вы свободны, – положил перед собой бумагу командующий. – И оправданы. К вам претензий нет.

Глава 5

Спорить с командующим 40й армии я не собирался. Но никакого облегчения на душе у меня не было.

А ещё эта фраза про то, что я оправдан, меня только больше зацепила. Как будто тут был суд и я предстал перед советским правосудием. Но, как это ни печально, оно – это самое правосудие, оказывается сейчас слепым.

– Лейтенант Клюковкин, вы свободны! Возвращайтесь в расположение вашей группы и продолжайте исполнять обязанности командира звена, – сказал командующий армией и указал мне на дверь.

– Есть! Разрешите идти? – спросил я, вытянувшись в струнку.

Командующий застыл на своём месте, поглядывая в сторону генерала Целевого. Пока что моё предположение в том, что весь удар на себя решил принять заместитель командующего. А ведь Рэм Иванович в эфире запрещал работать в воздушном пространстве Пакистана!

И Енотаев зачем-то решил на себя принять вину. Ну, отправили бы меня в Союз в худшем случае. Зато Ефим Петрович дослужил бы до пенсии спокойно. А теперь неизвестно, как будут командиры распределять степень вины между собой.

– Ничего больше не хотите сказать? – задал мне вопрос командующий армией.

– Я уже всё в бою сказал, товарищ генерал-полковник.

– Так то в бою! – указал пальцем в потолок командующий и встал со своего места.

Он медленно шёл в мою сторону под тихое жужжание холодильника. Видимо, снова этот элемент местного интерьера требует жёсткой руки.

– Достал меня этот электропогреб, – воскликнул командующий и со всего маху приложился ладонью по двери холодильника.

Продукт Минского завода качнулся назад от мощного хлопка. Заместитель командующего ВВС армии чуть не упал со стула от неожиданности. У генерал-полковника удар оказался весьма тяжёлым.

– Точно больше ничего не скажете, лейтенант Клюковкин? – спросил у меня командующий.

– Никак нет, товарищ генерал-полковник.

Ещё бы! После такого размашистого «леща» по холодильнику что-то говорить я бы точно не стал.

– Понятно, – буркнул командующий и подошёл ко мне вплотную.

Генерал-полковник тяжело дышал и внимательно смотрел мне в глаза. Как-то странно! Только недавно отправлял меня из кабинета, а теперь не даёт уйти.

– За ваши действия полагается вас либо представить к званию Героя Советского Союза, либо отстранить от должности и отправить служить в какую-нибудь приморскую часть. Например, Берингово море вполне подойдёт.

– Товарищ командующий, он в Соколовке служит. Его уже ничем не напугаешь, – вступил в разговор Ефим Петрович.

Командующий кивнул и… протянул мне руку. Не сразу я осознал, что нужно пожать её, но секундного замешательства никто не заметил.

– Но всё что могу – это выразить своё уважение вашему характеру и профессионализму. На таких как вы, можно и страну оставить.

– Служу Советскому Союзу, – спокойно ответил я.

На этом моё пребывание в кабинете подошло к концу. Выйдя за дверь, я не сразу собрал в кучу все мысли. Пару минут решил постоять у открытого окна в коридоре, из которого был виден небольшой сад рядом со штабом.

С ветки на ветку перепрыгивает «местный житель» – мартышка, держа в лапе что-то оранжевое. Возможно, где-то утащила апельсин. А может и сорвала с какого-то дерева.

– Оазис, – шепнул я, описывая увиденное за окном.

Смотря на природу Джелалабада, трудно представить, что в нескольких десятках километров отсюда вчера шло настоящее сражение. И там не было ни деревьев, ни апельсинов. Да и мартышка там не могла появиться однозначно.

Там, среди расщелин, песка и камней, полегло несколько сотен бойцов. И это только кого смогли посчитать. Думаю, что смрад, запах пороха и гари будет стоять ещё не один день.

А сколько ещё предстоит вытерпеть на этой войне. Может, всё не так печально закончится. Другим будет отношение к «шурави» в обществе. Но главное – хочется, чтобы больших потерь наша страна избежала в этих горах и песках.

– Есть! – услышал я громкий голос Енотаева, вышедшего из кабинета и закрывшего дверь.

Выглядел он весьма довольным. Значит, оправдали.

– Товарищ командир, всё в порядке? – спросил я.

– Конечно, – подошёл ко мне Ефим Петрович и достал сигарету. – Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз.

Вот так в порядке! Нашли на ком отыграться.

– Командир, разрешите я пойду всё-таки что-нибудь скажу…

– Отставить, Клюковкин. Всё нормально. Кого-то нужно было отстранить. Выбрали меня. Домой раньше поеду.

– То есть, просто прекращают вашу командировку? – уточнил я.

– Да, – подкурил сигарету Енотаев.

В своей прошлой жизни Я уже сталкивался с подобными мерами воздействия во время командировок в одну из ближневосточных стран. Домой можно было уехать за любую ерунду.

Прошло несколько минут. В пепельнице прибавилось окурков, оставленных после выкуренных сигарет Енотаевым. Вновь открылась дверь, и в коридор вышел Борис Матвеевич.

– Оправдали? – хором спросили Енотаев и я.

– Усё нормально. Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз. Причём пока только в распоряжение командующего округом. Там определят куда мне ехать служить.

Прекрасно! Минус два отличных и опытных командира. Чем только думает командование?

– В Москве сказали, что большие потери. Мол, надо было лучше командовать, – сказал Тростин.

– Ну, им там виднее, – покачал головой Енотаев.

– Хорошо что вы не ушли. Хотел сказать вам большое спасибо мужики. И «джелалабадскому» полку тоже. Вытащили кого смогли. Прикрывали как могли. Теперь… осталась самая трудная работа для командира.

Тростин тяжело вздохнул, протерев лысину платком. Действительно труднее всего командиру в тот момент, когда приходится смотреть в глаза родным погибших подчинённых.

Но тут снова открылась дверь кабинета командира 77й бригады. В коридор вышел генерал-лейтенант Целевой. Его рубашка была расстёгнута, а фуражку он держал в руке.

Как только он закрыл дверь, то повернулся к нам.

– Оправдали? – вырвалось разом у нас троих.

Ну, другой реакции не могло быть в такой момент.

– С ума сошли?! Сам ушёл! – громко ответил Целевой и подошёл к нам. – Курить есть?

Тут же и Енотаев, и Тростин протянули по сигарете генерал-лейтенанту. Выбирать тут было не из чего – одна и та же марка была у Бориса Матвеевича и Ефима Петровича с одним и тем же животным на фоне песков на упаковке.

Они предложили и мне "отраву", но я лишь отрицательно покачал головой.

– Вы парни хоть и суровые мужики, но сигареты у вас дерьмо! Не накуриться этими вашими «верблюдами», – быстро скурил сигарету генерал-лейтенант.

Он пожал каждому руку и молча ушёл по коридору к выходу. Ради интереса мы ещё пару минут постояли рядом с кабинетом, но больше отстранённых не было. Выйдя на улицу и подойдя к машине, я задал Енотаеву интересующий меня вопрос.

– А куда подевался Кузьма Иванович?

Ефим Петрович зашёлся кашлем при первом же упоминании подполковника Баева. Как только он успокоился, смог посмеяться и ответить.

– У него сейчас много работы. Не думай про него, – ответил Енотаев и приказал мне сесть в машину.

Прошло несколько дней, но никаких итогов по окончании операции озвучено не было. По словам Енотаева, конфликт с соседним государством был успешно решён.

Сыграли свою роль дипломаты, выставившие ответный протест и претензии руководству Пакистана. Припомнили всё: поддержку душманов, желание отторгнуть некоторые приграничные провинции и периодические нарушения границы Демократической Республики Афганистан.

Почему только при этом понесли наказание некоторые руководители, мне непонятно.

Как непонятно, почему за эту операцию никто из отряда Сопина, «джелалабадского» полка и нашей отдельной группы, не представлен к наградам. Как раз этот момент и стал предметом обсуждения на вечернем «саммите».

Атмосфера больше напоминала чаепитие с вкусняшками. Что-то крепкое было употреблять незапрещено, но ни у кого желания не было. И вообще, всем уже хотелось в «родное» высокогорье Баграма вернуться.

– Да что за ерунда, Ефим Петрович?! Я этих духов вот так вот крутил, гонял, делал всем, чем можно было делать, а мне даже спасибо не сказали, – возмущался Мага.

– Командир, брат дело говорит. Надо писать туда… ну куда мы обычно пишем, если недовольны, – поддержал Бага товарища.

Енотаев улыбнулся, отпивая из чашки.