Пани Зофья. У вас след от решетки
Яцек Галиньский
Пани Зофья #3
Третья книга из серии юмористических детективов Яцека Галиньского. В погоне за правдой неутомимая пани Зофья попадает за решетку. Опустить руки и сдаться? Нет, это не про неё! Даже в тюрьме она ведет расследование, а еще узнает тонкости жизни в заключении, заводит подруг, совершает побег и даже почти устраивает международный скандал с участием делегации ЕС и трусов.
Яцек Галиньский
Пани Зофья. У вас след от решетки
Kratki sie pani odbily
Copyright © by Jacek Galinski, 2020
Copyright © by Grupa Wydawnicza Foksal, 2020
© Мария Крисань, перевод на русский язык, 2024
© ООО «Издательство Альбус корвус», издание на русском языке, 2024
Глава 1
Слова могут ранить. Это всякому известно, а вот о том, что творожным сыром с зеленью можно убить, знают немногие. Именно это в тот день и случилось.
Я к людям отношусь доброжелательно и с симпатией, хотя Боревич никогда не вызывал у меня добрых чувств. Не знаю, как ему удалось удержаться в полиции, где нужно все-таки обладать хоть каким-то интеллектом, чтобы не быть убитым до того, как заработаешь все эти надбавки и досрочную пенсию. Хотя, наверное, ума у полицейских все же немного, раз они хотят как можно скорее выйти на пенсию.
Пластиковая внутренняя обшивка машины скрипела так, словно национальный филармонический оркестр настраивал свои инструменты перед концертом. За окном было еще хуже. Позади нас исчезающий город уступал место хаотично разбросанным лачугам. Заросшее по обочинам и разбитое шоссе напоминало заброшенный королевский тракт. Чертова пастораль!
Я все еще не верила в происходящее. Я надеялась, что что-то произойдет, и мы не доедем. Однако ничего подобного не произошло.
В конце концов показалось свежевыкрашенное бело-красное длинное, приземистое здание, построенное безо всякого уважения к элементарным основам архитектуры. Мы свернули с узкой, покрытой выбоинами дороги на еще более узкую и покрытую еще бо?льшими выбоинами. По обе стороны от нас тянулось городское озеленение в варшавском стиле – заставленный машинами, разъезженный, грязный участок земли, который когда-то был газоном.
Мне было немного боязно.
– Придержите меня за руку? – спросила я.
– Сами справитесь, – ответил Боревич.
Я стала сжиматься, погружаться в себя, уменьшаться до микроскопических размеров. Мы остановились у въездных ворот. Подошел охранник, поговорил с Боревичем, посмотрел документы. Мне он ничего не сказал, потому что не видел меня. Такой я сделалась маленькой. А когда мы оказались на территории самой тюрьмы, я вообще превратилась в черную точечку.
Боревич заглушил мотор, повернулся и посмотрел на меня своим телячьим взглядом.
– Приехали, – объявил он.
– Может, вы – да, – ответила я. – Я – точно нет. Вы прекрасно знаете, что я здесь оказалась по ошибке.
– Так все говорят, – прокомментировал он, выходя из салона. – А тюрьмы переполнены…
Он обошел машину и открыл мою дверцу.
– Выходим, – сказал он.
– Нет.
Он рассмеялся.
– Вам не стыдно сажать в тюрьму невинных людей? – спросила я. – Я могла бы быть вашей матерью.
– Вот можно без этого. Я слишком хорошо вас знаю. Я не поведусь на это. На меня это не действует. Увы. Прошу извинить.
– Вот я и вижу, что вы совершенно лишены чувств. А еще вы так сильно растолстели после аварии!
– Нет, я не лишен чувств.
– Вы ведь понимаете, что меня незаконно арестовали? Разве вы не видите, что это несправедливо? Вы вообще знаете, что такое справедливость?
– Я знаю, что такое справедливость. И я тоже ее ценю.
– Правда? Вы можете это как-то доказать? Это просто слова или вы подтвердите это на деле?
Он отпустил дверцу.
Посмотрел в одну сторону, потом в другую.
Прошелся.
Вернулся.
Да, он явно был рожден не для балета.
– Я понимаю, что должен вас отпустить, – сказал он.
Он посмотрел на меня. Я на него.
Он тяжело вздохнул, выпрямился и снова огляделся по сторонам.
– Ладно, – сказал он.
– Правда?
– Да, но при одном условии.
– Вы не шутите?
– Я не шучу, но у меня есть одно условие.
– Конечно, я слушаю.
– Мы оба ценим справедливость превыше всего.
– Конечно, именно об этом я и говорила. Справедливость – это самое главное.
– И равное отношение ко всем.
– Насколько это возможно. Справедливость и равное отношение ко всем. Конечно, конечно…
– Поэтому, если я освобожу вас, мне придется освободить и всех последующих задержанных. Разве вы не понимаете? Справедливость и равное отношение ко всем.
– Конечно, я понимаю. Справедливость и равное отношение ко всем. То есть?! Кого вы хотите освободить?!
– Следующих арестованных и осужденных, которых я повезу в тюрьму.
Что с ним? Совсем мозги отшибло? Вроде серьезно говорит. Может, я его неправильно поняла? Мне пришлось это аккуратно уточнить.
– Совсем крыша поехала, что ли?! – воскликнула я. – Как вы себе это представляете?! Бандитов на улицу выпустить?! Преступников, извращенцев и педофилов?! Вместо того чтобы упечь их в тюрьму?! – Я схватилась за дверцу и потянула ее обеими руками. – Да идите вы к черту с таким правосудием! Головой об стену не бились?! Он будет вершить справедливость – Соломон нашелся!
– Выходите? – спросил он.
– Выхожу, выхожу, а с чего вдруг я не должна выйти? Достаточно вежливо попросить.
– Вот я и прошу.
– Вежливо?
– Да, черт возьми, вежливо!
– Пожалуйста. Я выхожу. Сложно было, что ли, сразу сказать?
Я вышла из машины.
– Не знаю, известно ли вам это, но вы жутко раздражаете, – добавила я. – Вам надо бы что-то с этим сделать, а то в старости будете просто невыносимы!
Оказавшись во внутреннем дворе, я обвела взглядом здания вокруг. Они были отгорожены от мира стеной, сеткой и мотками колючей проволоки, но казались мрачными не поэтому. Такое впечатление они производили, поскольку их развитие замерло пару десятков лет назад. Они походили на здания курортной зоны, когда-то полной людей и жизни, а сегодня угрюмой, вымершей, окаменевшей, покрытой слоями облезающей краски.
Два мира разделяла тройная тяжелая стальная решетка, открывающаяся с помощью электроники и находящаяся под надзором охранников.
Внутри все было еще хуже. Провинциальная школа-интернат. Старые, унылые, пованивающие помещения, которые к тому же не так-то просто покинуть. Они словно созданы по правилам причудливой геометрии. Пол, стены, коридор – все искривлено. И люди искривлены, даже улыбались они криво. Все здание существовало в абсурдной кривой реальности.
Боревич взял меня под руку и повел в небольшую приемную. За стеклом сидела совсем не толстая для своего возраста женщина в зеленой блузке. Она равнодушно поглядела на меня, а затем стала выставлять на стол разные предметы.
– Зубная щетка, порошок, паста, – перечисляла она, – мыло, кружка, тарелка и миска.
Я посмотрела на зеленую пластиковую посуду.
– Спасибо, но у меня нет собаки, – сказала я.
– Это для тебя, дорогая.
Она добавила страшное клетчатое одеяло. Узор не впечатлял. Прямо тюремная клетка «Бёрберри».
Мы пошли дальше.
В скромном кабинете за небольшим столом сидела миниатюрная блондинка без макияжа.
– Знаете, – обратилась я к ней, присаживаясь на шаткий деревянный стул. – Я хорошо знакома с госслужбой, так что, если у вас не хватает мест и придется ждать год или два, не беда. Я подожду.
– Не стоит беспокоиться, – ответила она.
– Трудно ожидать чудес, когда приезжаешь без предварительной брони.
– Что-нибудь для вас найдется, – продолжила она. – Огоньком балуетесь?
– Иногда, – ответила я.
– То есть интерес есть, да? – Она любезно улыбнулась.
– Я бы не стала утверждать. Однако бывают критические ситуации, из которых нет иного выхода. Но никто ни разу не пострадал. Как-то один бездомный немного обгорел, но кто виноват, что он устроился на ночлег в том мусорном баке?
