Да след-то есть, а вот методики проведения таких экспертиз – нет. Сомневаюсь, что вообще такое направление сейчас в СССР прорабатывается, хоть даже на стадии задумки. Но если верить домушнику Жоре, запах в крови хранится долго, не один день и не месяц. Стало быть, у меня пока есть ценная улика, есть Мухтар, а как дальше это использовать – будем думать.
Я, конечно, не собирался становиться основоположником исследования запаховых следов человека в криминалистических целях, но галочку себе в голове поставил.
С такими новыми идеями и мыслями я вернулся на место происшествия. Там вовсю кипела работа. Леночка диктовала следаку описание повреждений на трупе, понятые стояли в сторонке, Гужевой умчался делать поквартирный обход, криминалист мазюкал дактилоскопической кисточкой шкафчик. Участковый привел каких-то хмырей, чтобы отработать их на причастность, но уже по их виду было ясно, что они ни при чем.
Все остальные ненужные рассосались. Осталась лишь оперативная группа. Это гуд, никто не мешается и не путается под ногами. Даже Петр Петрович свинтил досыпать и досматривать сон. Хотя где-то уже начинали горланить на окраине петухи, и рассвет уже пробивает черноту. Я отогнал мысли о всяких снах – чего о них думать, вот вернусь и досплю.
– Ну что тут у вас? – по-хозяйски оглядел я коллег.
Следователь было принялся отвечать, но вовремя себя осек. По рангу – он руководитель опергруппы и старший на осмотре, а тут ему, вроде как, перед кинологом отчитываться. Ну и ладно. Я на него не в обиде. Пусть пользуется своей важностью, а спросил-то я не для красного словца. Картинка в голове у меня не складывалась. На хрена было убивать этого Ларионова? Не пили вместе, не ругались, как это обычно бывает при бытовухе. Так кто же и почему?
Отвечать мне стал Загоруйко:
– Там соседи пояснили, – он кивнул на понятых, пожилую пару, что стояла, опершись о стену, – что Макар Ефимович хранил деньги в шкафу, в белье прятал. Так вот… Нет там их. И видно, что белье сдвинуто. Стало быть, убийство с целью ограбления. Все ясно.
Так, да не так… Моя криминальная чуйка подсказывала, что что-то здесь не вяжется. Сам я в прошлой жизни хаты не выставлял, не опустился до такого, но вот рассказов про методы наслушался за много лет. И не похоже это было на разбой или ограбление. Почему? Сам пока не понял. Нужно ещё подумать…
– А сколько там денег было? – обратился я к пожилой паре.
Ответил мне супруг:
– Не знаем точно, товарищ следователь, но очень много…
– Откуда вы-то знали, где потерпевший хранит сбережения?
– Так я выпивал с ним, бывало, – продолжал пенсионер, – мы частенько за добавочкой бегали, он из шкафчика рубли доставал, тряс ими, и говорил: смотри, Кузьмич, как живут в нашей стране интеллигенты, тебе, слесарю, такие не заработать. А мне-то чо? Я на пенсии. Мне его деньги до фонаря… Своих хватает. Вы не подумайте…
– Все в порядке, – успокоил я разволновавшегося соседа. – Уточните по сумме… А много – это сколько? Как это выглядело? Пятьсот, тысяча? Мильон?
Сосед задумался на пару секунд.
– Тыщи три точно было, товарищ следователь, – с уверенностью кивнул он.
Нормальненько так… – подумал я про себя, сдвинув брови и напрягая мозги. Мужик еще что-то рассказывал про погибшего, какой он был щедрой души человек и хвастун, но я слушал вполуха, а следователя этот бубнеж, видно, немного раздражал.
– Это не следователь, это кинолог, – едко уточнил прокурорский, обращаясь к пожилому слесарю и кивнув в мою сторону.
Видимо, не понравилось ему, что я опрашиваю граждан, думал, что мое дело следы нюхать. Вот вроде всё начальство я разогнал, но от некоторых не избавишься.
– И вообще, – пробурчал он. – Морозов, иди уже на улицу, не мешай…
– Федя, – спокойно проговорил я. – Я сам буду решать, что мне делать. Я тут вообще с больничного тебе помогаю.
– Не Федя, а Федор Леонидович, – насупился юрист третьего класса.
Но проговорил это без наезда, потому как не ожидал от меня такого отпора, да и свежи еще были воспоминания о покусанном полковнике МВД.
– Я не просто так спрашиваю, Федя… То есть, Федор Леонидович. Не стыкуется у меня картинка, не похоже это на кражу.
– Думаешь, его специально убили и замаскировали под ограбление? – спросил следак. – Что вдруг? Как будто мало разбоев бывает.
– Пока не знаю. Ну, вот смотри… – повернулся я к нему. – Деньги украли, а порядок не нарушен. Как воры ищут деньги? Знаешь? Похоже, нет. Кражами менты, то есть милиция занимается, а не прокуратура. А я тебе расскажу… Швыряют все вокруг, роются. Раскидывают вещи. И за собой никогда не прибирают. Ничего на место не ставят, потому что время дорого. После краж – бедлам полный. Как Мамай прошел, туда и обратно.
– А может, он сам сказал, где деньги? – вставил правильную мысль прокурорский.
– Может… Только если пришли за наживой, почему забрали лишь тугрики? А?
– А что еще брать с писателя-то? – хмыкнул Федя.
Так вот кто потерпевший. Писатель. В голове всплыли слова Вали, что он вырос на трудах Ларионова.
Я внимательно и уже другим взглядом осмотрел книжный шкаф, в котором красовались книжки, и только сейчас заметил, что золотым тиснением на некоторых корешках выдавлено: М. Е. Ларионов. Его, стало быть, книжки… Ясно теперь, что это за знаменитость. Теперь понятно, почему он пил среди рабочей недели, не заботясь о завтрашнем дне, но при этом всегда имел на руках большую сумму. Помнится, в нынешнее время в Союзе писатели неплохо зарабатывали. Две-три тысячи за книгу могли срубить. Отбывал со мной один редактор старой закалки, рассказывал.
Спившийся интеллигент – правильно я определил, получается, статус потерпевшего. Ну, а если Ларионов состоит в Союзе писателей СССР и имел неплохие тиражи, то, конечно, для области он та еще знаменитость. Вот почему столько чинов понаехало.
– Что брать, говоришь?.. – я подошел книжному шкафу и открыл его.
Пробежался глазами по содержимому. На полке на видном месте лежал невзрачный с виду альбомчик импортного производства. Взгляд за него сразу зацепился, формат небольшой, а корешок твердый, там явно не фотки внутри. Я открыл его – там оказались старинные монеты. Блеклые и сверкающие, серые и похожие на золото. Каких только нет.
– А вы знали, что ваш сосед был нумизматом? – обратился я к понятым.
– Чегось? – пожала плечами женщина, а супруг ее решил промолчать, вообще не реагировать на незнакомее слово.
– Монетки собирал.
– А, это! Да, знали… – закивали они послушно и одновременно.
– Что за монеты? – насторожился следак и оторвался от писанины, подошел ко мне.
– Глянь, Федор, – я вытащил альбом и выложил его на журнальный столик. – Я, конечно, не знаток, но готов поклясться любыми пассатижами, что тут есть, чем поживиться. Вот эти монетки так вообще на золото похожи. А?
– Эти монеты у скупщиков и барыг определенно дорого стоят, – подтвердил подошедший к нам Валя.
– А это значит – что? – задал я каверзный вопрос.
– Что? – спросил следователь.
– Что не ограбление было целью, а убийство.
– Ну, может, вор не нашел их просто, – продолжал упираться прокурорский, не хотелось ему признавать поражение своей версии.
– Уверен, что если по хате, то есть, по квартире порыскать, можно еще много чего ценного найти. Думаю, что цель была – не нажива. Деньги он прихватил, а вот остальное… Возможно, эти монетки стоят раз в десять больше, чем та сумма, которую украл злоумышленник.
– Логично, – задумчиво кивнул следак, уже соглашаясь со мной.
Все же он не был болваном, просто привык командовать. Да еще в присутствии Леночки – как не покрасоваться.
– Орудие убийства нашли? – спросил я.
– Нет. Наверное, с собой унес или скинул, – ответил прокурорский.
– С собой унес, – уверенно заявил я. – А вот скинул он кое-что другое. Мухтар там любопытную вещицу нашел с инициалами преступника. Нужно изымать…
И снова я распоряжался, но в этот раз никто не возразил, присутствующие внимательно выслушали меня.
Глава 5
После моего рассказа следак отправил участкового караулить крапиву, в которой лежал платок, пока он тут завершал с заполнением протокола осмотра места происшествия.
Я же наблюдал за понятыми. Мужичок, бывший слесарь Кузьмич по фамилии Бурундуков, вздыхал и старательно потирал ладонями колени. Поджал губы и покашливал. Смахивал со лба испарину. Я это подметил. Видимо, волнуется. Интересно, почему? То, что труп рядом, это понятно, но колени потирают, когда ладони потеют, и не от горя, а когда вранье в голове покоя не дает. Или опасается, что зря про денежки рассказывал?
Я стал к нему приглядываться. А может, это он пришил писателя? Нет… на убийцу явно не тянет, а вот на воришку – запросто. И я решил его проверить. Неспроста же он весь на иголках тут стоит.
Демонстративно вытащил белье из шкафа, где были спрятаны деньги и на который указал понятой пенсионер, и дал занюхать Мухтару. В любом случае возможный запаховый след с белья нужно отработать. Когда я повел Мухтара по следу крови, то еще не знал, что в шкафчик кто-то залазил и спер оттуда приличную сумму. А тут еще и этот седой слесарь с бегающими глазками.
– Внимание, товарищи понятые, – обратился я к супружеской паре. – Сейчас собака возьмет след, и если деньги украл кто-то из соседей, то вы должны будете зафиксировать этот факт.
При моих словах мужик явно струхнул, но, набравшись смелости, уточнил:
– Это самое… А как же пес найдет? Тут же столько народу побывало? Затоптали все.
Его жена сжала губы в нитку и наблюдала за всеми нами – мужем, мной и собакой.
– Это не проблема, – заверил я. – Обоняние собаки способно различать и запах определённого человека среди двух десятков других людей. Это точнейший ольфакторный инструмент. Вы разве фильмы не смотрите?
– Смотрим, – вздохнул слесарь, заламывая пальцы. – Так и мы… давно тут стоим, – продолжал переживать он.
Когда Мухтар всё обнюхал как нужно, я скомандовал ему: «Ищи». Громко так скомандовал, почти гаркнул. Мухтар не глухой, к нему и шёпотом можно, цель тут была в другом – посмотреть реакцию Бурундукова. И слесарь вздрогнул от моей команды. А пес уверенно потянул меня к выходу из квартиры. На лице слесаря мелькнуло облегчение: мол, пронесло. Но пес, обследовав прихожку, резко повернул в сторону понятых, обошёл даму и привел меня к мужичку. Тот сидел ни жив, ни мертв.
– Гражданин, руки покажите? – строго проговорил я.
– Зачем это?.. – тот вжался в стену, а я еле заметно дернул Мухтара за поводок и чуть шикнул, чтобы добавить психологического давления на подозреваемого с помощью четвероного напарника.
Пес меня понял и, задрав верхнюю губу, негромко зарычал, обнажая клыки.
– Надо проверить кое-что, – многозначительно хмыкнул я. – Если на белье ваш запах, то он узнает. Только будьте осторожны, может здорово цапнуть. Он не любит воришек. Ну что вы застыли? Руки, грю, протяните, гражданин…
– Не надо меня кусать, я все отдам! – поднял ладони вверх Бурундуков, будто сдавался в плен. – Ох, шило мне в бок! Я взял денежки! Бес попутал! Простите!..
Хорошо, конечно, когда все косяки можно списать на бесов, порчу и прочие магнитные бури, но тут непутёвому соседу корячилась уголовка.
– Это вы убили потерпевшего? – подскочил к нам следователь.
– Не я, товарищи! Ей-богу, не я! – заблажил тот. – Я же вас сам вызвал. Захожу, а он лежит в крови, так и было, как рассказывал. А денежки… денежки тиснул. Ну зачем ему денежки, мертвому-то? На том свете ими махать не будет и кричать, что больше Кузьмича зарабатывает. Простите дурака старого… Ой, чо теперь будет…
Супруга зло ткнула мужика в бок. Мол, проболтался, дурень.
– Накрылся понятой, – с досадой проговорил прокурорский. – Теперь он подозреваемый в краже.
Я отвел следака в сторонку и проговорил:
– Федя, давай сделаем так: он возвращает деньги, я в его квартире с Мухтарчиком все посмотрю, нож, кровь, и тому подобное поищу, чтобы точно его отмести как убийцу. А мы с тобой сделаем вид, что кражи не было.
Тот посмотрел на меня недоумённо, мол, что за робингудство, и я добавил:
– Вот смотри… Это сейчас надо ментовского следака сюда дергать – кражи не твоя стезя, нового понятого подключать, на хрена тебе этот геморрой? Есть убийство – вот и будем по нему работать. Остальное все – шелуха.
– А если это он Ларионова пришил? – жевал губу в думках прокурорский.
– Да посмотри на него, какой из него потрошитель? Я к нему пса подвел, он уже струхнул и признался в краже. Сидит белее снега и трясется, сто раз уже пожалел, что на заначку позарился. И проверю я его квартирку по полной, будь спокоен. Неофициально, конечно, без всяких санкций и обысков, но, думаю, он мне не откажет и добровольно пустит в жильё, без всяких претензий.
Фёдор вздохнул.
– Ну, давай, ага, а то мне заново протокол писать с новым понятым придется.
Это он, конечно, слукавил, бывало, понятых приглашали и в самый последний момент, чисто расписаться, хотя по закону они действительно должны участвовать в осмотре с самого начала. С другой стороны, убийство – дело серьезное, и участие понятых нужно гладко провести, чтобы комар носа не подточил, ведь при возникновении спорных моментов их потом могут в суд выдернуть и каверзные вопросики спросить (это если найдем убийцу и дело обвинительным закончим). А понятые в суде будут хлопать глазами и руками разводить, дескать, не знаем ничего, нас просто расписаться попросили. Знаем и такое, слышал от сидельцев. Обычно мужики про такое, если и рассказывали, то с победным видом. Когда понятой затупил на суде – это козырь подсудимому, он тогда вообще может ходатайствовать исключить протокол осмотра из доказательств по делу, и все вещдоки и следы получаются ничтожными – ведь изъяты, вроде как, незаконно, и доказательной силы не имеют. А там уж смотря какое дело – иное и развалиться может. Вот такая серьезная петрушка может приключиться. Это потом уже, ближе к моему времени изменения в законодательство внесут, и сделают участие понятых необязательным на осмотрах мест происшествий. А пока – вынь да положь.
На том мы с прокурорским и порешили. Деньги слесарь Бурундуков вернул, жене его мы велели тут ждать, а хату я тщательно осмотрел, запаха крови Мухтар там не нашел. Все чисто. Получается, что спас я мужика от скамьи, но беседу с ним провел строгую, профилактическую. Заверил, что если только ещё что – то тюрьма. Ведь пес мой особо умный и запах его запомнил. И если где на краже он Бурундукова учует, я приду и сам его арестую.
Слесарь поверил, верили люди милиции, и, всплеснув руками, затараторил:
– Да я ни в жизь! Да я никогда! Просто сосед сам частенько мне денежкой помогал, брал из шкафчика и говорил, вот смотри, Кузьмич, если что со мной приключится, забирай нычку, не стесняйся. Щедрый он был мужик, хотя и балабол, ну так писатель же, по профессии положено. Вот я и пригрел сумму, знал бы, что так все обернется и что у вас такие собаки, руку бы себе отсек.
Я ещё раз на него посмотрел – слесарь в отставке был так перепуган, что вряд ли уже мог врать. Может, и вправду был между соседями такой разговор, чего с подпития-то не скажешь.
– Ну это ты… не перегибай, – хмыкнул я. – Руку оставим при тебе. А пальчики твои откатаем и на учет поставим, на всякий случай. Помни, что ты у нас под присмотром теперь…
– Понял, понял, товарищ следователь, – он упорно называл меня следователем. – И это… спасибо вам… Что по-человечьи ко мне отнеслись. Мне в тюрьму никак нельзя. Бабка тосковать будет. Не выдержит, давление у нее…
– Береги жену, Кузьмич, и не воруй…
Закончив в квартире, мы провели осмотр места происшествия там, где Мухтар нашёл платок. Валя его упаковал, и вещдок забрал прокурорский, чтобы направить на судебно-медицинскую экспертизу – сравнить группу крови с таковой у убитого.
Я же всё размышлял над вышивкой: «КИТ». Морское животное… Есть еще такое созвездие. А на воровском жаргоне так называют вора-рецидивиста. Только последние не ходят с платочками. Да еще и с вышивкой. Скорее всего, это чьи-то инициалы…
А может, что-то совсем другое, о котором пока никто не догадывается.
* * *
В отдел вернулся под утро. Уставший и голодный. У ворот ГОВД стоял военный тентованный «ЗИЛ» болотного цвета, возле которого курили солдатики-срочники в форме.
Что за кипиш? Понял, что поспать и отдохнуть мне не удастся. Направился к Кулебякину, узнать обстановку. И как раз попал на планерку.
– Заходи, Морозов, – всплеснул руками шеф. – У нас ЧП!
