– А что мне остается? – я протянула руку и коснулась его щеки. Мимолетное прикосновение – и… Нет, не ток прошелся по телу, и голова не закружилась, охваченная умопомрачительным вихрем чувств, и не захотелось падать вечность, обняв Антона…
Я просто вдруг поняла, что все сделала правильно.
Глупое чувство, не так ли?
Но я точно знала, что сейчас я тут на своем месте и со своим человеком.
И мне это нравилось.
Я забыла обо всем и поняла, что замерзла, только тогда, когда внимательный официант выдал мне слабо пахнущий лавандой клетчатый плед, который я накинула на плечи. Кей от пледа отказался – кажется, ночная прохлада реки не доставляла ему никакого дискомфорта. Лишь успокаивала и дарила умиротворение.
– Ты никогда не мерзнешь? – спросила я его в шутку. Мои руки замерзли, и я грелась о белоснежную кофейную чашку. Он отрицательно покачал головой и в знак доказательства протянул свою руку и взял мою ладонь в свою.
Дымка знакомого чувства накрыла меня с головой. Какие у него все же странные руки – я заметила это давно, когда впервые наши пальцы соприкоснулись. Не холодные, но и не горячие. Совершенно обыкновенные, с выступающими костяшками и широким крепким запястьем. Надежным.
– А ты помнишь, когда я впервые взяла тебя за руку? – чуть лукаво спросила я, наслаждаясь и шумом никогда не спящей реки, и рассыпавшимися на черном непрозрачном пластике ночного неба звездами-стразами, и нашей странной близостью, и блеском в его глазах, которые сейчас казались темно-серыми, и даже своим чуть учащенным сердцебиением.
– Клуб, – быстро ответил он. – Когда тебя понесло в эпицентр драки.
– А вот и нет, – отвечала я, широко улыбаясь. Голос мой был почти торжественным. – Я взяла тебя за руку у нас дома. В тот день, когда ты делал вид, что чуть не попал под машину!
Кажется, Тропинин едва сдержался от смеха.
– Ах да, машина. Ты сама это решила, Катя, – вполне корректно напомнил он мягким, обволакивающим голосом.
Я была слишком наивной.
И сейчас недалеко ушла. Хватит таять от его голоса и взгляда.
Как бы я не пыталась – не получалось.
Еще часа полтора мы просто сидели и разговаривали. Обо всем. О моих мечтах и его планах. О прошлом, о будущем. О наших жизнях, которые вдруг переплелись. Просто так общаться с Антоном оказалось довольно комфортно – глупым он не был, и беседу умел поддержать на уровне, к тому же умел слушать, как тот самый мой невзрачный одногруппник-одиночка в очках и в бесформенной одежде. Изредка, правда, в нем просыпалось что-то от надменного Кея – упрямство или сарказм, и, честно говоря, это было довольно забавно.
Все шло хорошо ровно до того момента, как мы не отправились на прогулку по открытой верхней палубе. Сначала я встретила старого знакомого, что, честно говоря, не очень обрадовало Антона, но меня изрядно позабавило.
На верхнюю палубу из отдельно арендованного банкетного зала, где праздновался с размахом чей-то день рождения, вышла толпа гостей – преимущественно женщин среднего возраста в дорогих платьях, обильно украшенных и в меру нетрезвых, а потому очень радостных. Кажется, почтенные дамы решили вспомнить молодость, были веселы и много смеялись, на ходу опустошая бокалы. Одну из них, невысокую и подвижную, сопровождал симпатичный молодой человек весьма приятной внешности, которого легко можно было принять за ее сына. Однако я точно знала, что никаких родственных отношений между ними нет – это был Влад, тот самый парень с кукольной холодной внешностью, которого Нинка нанимала в специальном агентстве для моего сопровождения на день рождения дочки нашего любимого бессменного мэра. Он был не только хорош на лицо, но и оказался весьма эрудированным и приятным в общении. Этот Влад умел, кажется, подстраиваться под любого человека, потому что даже капризной Нинке умудрился понравиться. По крайней мере, она осталась вполне довольна его услугами.
Влад тоже заметил меня и поприветствовал вежливым кивком головы, не отпуская локоток своей взрослой спутницы. Выглядел он отлично и вполне вписывался в светскую тусовку: высокий, стильный, интеллигентный, умеющий себя подать. На нем был графитно-серый жилет, а пиджак покоился на плечах его замерзшей, видимо, спутницы.
Он улыбался и внимательно слушал, что говорит очередная клиентка. Только лицо его оставалось все таким же равнодушным, а глаза – холодными и безразличными.
Я довольно искренне улыбнулась Владу – несмотря на выбранную им профессию, о причинах которой во время нашего не слишком длинного знакомства я не поинтересовалась, он вызвал во мне симпатию и, кажется, на какой-то миг его кукольно-фарфоровая маска потрескалась и я увидела живого человека.
– Кто это? – одарил Влада весьма нелестным взглядом Тропинин. Честно говоря, они были одного типажа – я бессознательно выбрала человека, похожего на него.
– Знакомый, – улыбнулась я. Так мало времени прошло с тех событий в особняке мэра, а кажется, минула целая вечность.
Влад вернул мне улыбку. Его серые глаза задержались на Кее, и тот не стал отводить взгляд – это было не в привычках Тропинина. В тяжести взора он, конечно, выигрывал. Было что-то в нем угрожающее и довольно-таки собственническое, что меня не только порадовало, но и посмешило. Его ладонь, покоящаяся на моем плече, чуть сильнее сжала его. Какой он все-таки ревнивый. Не скажу, что ревность – это здорово, ведь это вопрос веры второй половинке, но в умеренных количествах она не может не вызывать умиления.
Влад, кажется, усмехнулся и первым прервал странный зрительный контакт, склонившись к уху женщины, которая что-то сказала ему.
– Я вспомнил, – не слишком приятным тоном произнес Антон. – Он был с тобой и Демоницей на той вечеринке, куда мы были приглашены. И мне он не нравится. Кто он тебе?
– Так, Нинкин знакомый, – не стала вдаваться я в подробности нашего знакомства.
– Даже ей лучше не иметь таких знакомых. Альфонс, – вынес суровый вердикт Тропинин.
– Почему ты так решил, Антош? – удивилась я. Отчасти парень прав.
– Кто еще будет крутиться вокруг богатой женщины, у которой трое детей его возраста, – отозвался он и, видя мой непонимающий взгляд, пояснил: – Она из тусовки матери. Вдова. Наследница большого и очень прибыльного бизнеса. Мать одно время хотела, чтобы я общался с ее старшей дочерью, – усмехнулся он, видимо, что-то вспомнив.
Теперь уже меня кольнула ревность – очень осторожно, тонкой серебряной иголкой.
– И что, вы общались?
Тут Тропинин весело рассмеялся.
– Обошлось. Она никогда не нравилась мне, а я – ей. Впрочем, – добавил он, – ей не нравился не только я, но и вообще все мужчины.
– Скажи, а твоя мама… – несмело начала я.
– Что – моя мама?
– Она не будет против наших отношений? – все же задала я волнующий вопрос и хмыкнула. – Я-то не наследница прибыльного бизнеса.
– Мне все равно, против она будет или за, – отрезал бескомпромиссно блондин. – Не думай о глупостях. Думай обо мне, – добавил он. – Я думаю о тебе и хочу, чтобы это было взаимно. Я, знаешь ли, эгоист.
Мы зашагали дальше.
– Смотри, как похож на солиста НК! – вдруг раздалось неподалеку. Я резко повернулась, а вот Антон, хвала ему и его выдержке, даже бровью не повел. На нас смотрели три юных создания, которые, видимо, попали на борт элитного ресторана-теплохода вместе с родителями, а после сбежали из-под их опеки на верхнюю палубу. Созданиям было не слишком много лет, и все они выглядели довольно пристойно для поклонников творчества рок-группы «На краю», популярность которой, кажется, росла в геометрической прогрессии. Впрочем, у одного создания был проколот нос, а второе имело выбритый висок. Вполне возможно, что эти детки, как и Нинка, вечерами облачаются в совершенно другую одежду и бегают по концертам и клубам, в которых тусуются любители тяжелой музыки.
– Да ну, это не он. Это мажор какой-то.
Губы Антона тронула легкая улыбочка.
– Но похож же!
– В их официальной группе писали, что парни уже в Москве, – возразили в ответ. – Готовятся к выступлению.
Кто-то, может, и готовится, а кто-то сидит в родном городе, не желая расставаться со мной.
– Я попаду на это шоу, – гордо возвестило одно из созданий. – Билеты уже при мне. В фан-зону.
И ребята удалились прочь.
Я с задорной улыбкой взглянула на Антона, которому разговор не слишком понравился.
– Значит, к выступлению готовишься? – поинтересовалась я ангельским голосом.
– Чертовы фанаты, – проворчал он. Мне стало смешно.
Антон крепко и уже, наверное, почти привычно держал меня за руку, изредка касаясь губами моей щеки, а я смотрела на него сияющими, как подозреваю, глазами, желая, чтобы это продолжалось вечно. Казалось, мы стояли на месте, застыли друг напротив друга, и нам навстречу плыл город, обряженный в шаль из тысяч огней.
Антон вдруг взял меня за руки, слегка сжимая чуть выше запястий, притянул к себе и без предупреждения поцеловал в губы. Я замерла – не от неожиданности, а от того, как стало вдруг тепло в груди. А когда ответила на поцелуй, нежно и медленно, он вдруг отстранился на мгновение, словно пытаясь успокоиться, почти отчаянно взглянул мне в глаза, перевел жадный взгляд на мои губы и не выдержал – запустил одну руку в волосы и вновь начал целовать. Сначала мягко, а затем все более и более уверенно, с напором и…
И поцелуй закончился, не успев толком начаться – нам помешал банальный телефонный звонок. Он был таким настойчивым и долгим, что мы не смогли сопротивляться ему.
– Прости, – выдохнул Антон, нехотя выпуская меня из объятий. Он достал из кармана джинсов телефон и, сердито сдвинув брови, поднес его к уху.
– Андрей, – шепнул музыкант мне перед тем, как ответить. Я только кивнула. Менеджер группы «На краю» был не тем человеком, звонком которого можно было пренебречь.
– У тебя есть ровно минута, – весьма недовольно, со своими царскими нотками произнес парень. Судя по всему, менеджер стал вещать о каких-то весьма важных вещах, потому как Антон слушал его внимательно, однако связь на реке оказалась не слишком хорошей, да и из-за шума воды и поднявшегося ветра слышно было не очень хорошо, поэтому Тропинин, шепнув, что сейчас вернется, спустился на нижнюю палубу.
Я осталась одна, наедине со своими мыслями и нерастраченной нежностью. Без Антона стало как-то холоднее и не так уютно, и я решила пройти вдоль открытой палубы, не желая возвращаться к крытой.
Теплоход плыл обратно. Я благодушно взирала на чистое небо, не разрешая себе думать о том, что случится, когда Антон уедет, и как будут в дальнейшем развиваться наши весьма странные отношения. И вдруг заметила неподалеку знакомую высокую женскую фигуру. Кулаки непроизвольно сжались. По палубе стремительно, гордо вздернув подбородок, шагала Алина. Меня она не замечала.
Короткое облегающее черное платье с изящно спущенными плечами, алые, в тон крохотной сумочке, туфли на высоком каблуке, броские украшения… Загорелая, умело накрашенная, уверенная, по-своему грациозная, она выглядела великолепно, но не менее противно, чем обычно.
Мы встречались с ней лишь несколько раз, но за это время я успела искренне возненавидеть ее за омерзительный характер, высокомерие и, самое главное, за больную, разрушающую любовь к Антону.
Моему Антону, прошу уточнить.
В сердце расцвела алым цветком тревога.
Я проводила Лескову прищуренным взглядом. Она спускалась вниз – туда, куда ушел Антон.
Она следит за ним? На что надеется? Хочет забрать то, что принадлежит мне?
Не получит. Не позволю ей этого сделать.
Я осторожно спустилась следом за ней на полутемную нижнюю палубу по широкой лестнице с шикарным красным ковром и блестящими гладкими перилами, но так и не преодолела последние три ступени – ноги на мгновение перестали слушаться, воздух покинул легкие, а в руках появилась едва заметная дрожь.
Я не верила происходящему. Не хотела верить. Не могла. Но…
Реальность была жестока.
– Тропинин, – омерзительный голос Алины резанул по ушам, и стоящий неподалеку высокий, с широким разворотом плеч, светловолосый парень в синей рубашке-поло обернулся. Не узнать лицо Антона я просто не могла даже вполуоборот. Даже в царящей густой полутьме.
– Я скучала, – продолжила Алине. – А ты?
Кажется, он улыбнулся Лесковой. А она, подойдя к нему, по-хозяйски положила одну руку ему на плечо, а вторую – на пояс. И поцеловала.
Несколько секунд он стоял неподвижно, а после все же обнял брюнетку, как-то по-особенному нежно, почти невесомо, словно не веря.
Теперь его пальцы были в ее волосах, не в моих. И губы касались ее губ, не моих. И душа его была с ней, с этой проклятой Алиной, а обо мне забыла.
Как будто бы меня и не было никогда. И чувств моих не было. И нас двоих не было.
Ничего не было.
Лишь сон.
Я не слышала музыку, не видела и не слышала лиц проходящих мимо людей, стук их каблуков, смех и слова, не чувствовала аромат только что приготовленных блюд, не ощущала, с какой болью впились ногти в ладони, не понимала, как легко вдруг стало в моей голове. Для меня существовали только эти двое – стоя в полутьме, под картиной в огромной раме, они упоенно целовались, не в силах оторваться друг от друга.
Я словно разделилась на двух человек.
Первая я равнодушно взирала на них, вмиг потеряв склеенное по осколкам счастье.
Все равно. Я так и знала. Любовь? Ее не существует.
А вторая взрывалась от переполняющих эмоций, от негодования, от гнева, от ярости… Просыпалась та самая Катя, которая однажды разрушила спальню Тропинина, та самая, бешеная, неуправляемая, не злая, но обиженная и жаждущая справедливости.
Он в очередной раз предал меня.
Ненавижу.
Убью.
Полутьма шептала мне: «Сделай это». Шум реки шелестел: «Он должен ответить». Взгляды людей словно смеялись надо мной и глумились: «Проглотишь?..»
И только мое сердце молчало.
С этими обрывками мыслей я вдруг взбежала вниз и схватила Антона за предплечье. Он резко повернулся ко мне.
– Не помешаю, любимый? – с этими словами я резко залепила ему звонкую пощечину. Злую пощечину. Сильную.
А потом еще одну и еще.
Я никогда никого не била, но мне почти понравилось это.
Сон ли это?..
Это не было сном. Это было жалкой реальностью, со всеми ее вытекающими последствиями.
Ладонь горела от ударов, глаза – от невыплаканных подступивших слез, душа – от обиды и злости. Но, кажется, след от пощечин на щеке парня горел куда ярче.
Тропинин с силой оттолкнул меня, и я едва не упала. Кажется, его вмиг переполнила ярость, не уступающая моей. Он смотрел в упор серыми надменными глазами, в которых играла неистовая буря, и молчал, крепко сжав челюсти. Мой поступок ошеломил его не меньше, чем меня и Лескову.
Надо было ему с ноги вмазать! И вены перегрызть на шее!
– Ты… Ты что делаешь?! – почти прорычал он. Голос его был каким-то чужим. Да и сам Антон казался странным… Или это обида застилает мне глаза?
– Понравилось? – хрипло произнесла я, не слыша его и даже саму себя. В эти страшные секунды я не могла себя контролировать, выпустив на волю другую Катрину, яростную и не нуждающуюся в объяснениях. – И как… Как тебе? Вспомнил прошлое?
Алина издала странный смешок, картинно положила ладонь на высокий открытый лоб – даже в слабом электрическом свете бриллианты на ее тонких цепких пальцах сияли ярко.
– Прошлое? – каким-то чужим голосом, но со старыми кеевскими интонациями бросил Тропинин. Он хотел дотронуться до щеки, но нервно одернул пальцы и сжал в кулак. На меня парень глядел с неприкрытой ненавистью и отвращением. Красивые правильные черты лица словно исказились, как в кривом зеркале. Что-то в нем было не так, но что, я не могла понять, запутавшись в собственных эмоциях и обрывках бессвязных мыслей.
