Джаред хмыкает. От этого звука мои глаза сами собой закрываются, губы растягиваются в улыбке.
– Не обязательно, – говорит он. – Ты всегда так выглядишь.
– …сказал последний мужчина на Земле последней женщине перед расставанием.
Моя улыбка тает. Сегодня неудачный день для улыбок.
Джаред вздыхает. Его дыхание греет мне щеку, озябшую от лесной прохлады.
– Джейми, пожалуй, с тобой не согласится.
– Джейми еще ребенок. Пожалуйста, береги его.
– Давай договоримся: ты бережешь себя, а я – его. Иначе я не согласен.
Джаред шутит, но мне не до шуток. Как только мы расстанемся, всякое может произойти.
– Даже если со мной что-нибудь случится, – настойчиво говорю я.
– Ничего не случится, не переживай. – Слова бессмысленные, пустые, но их значение не важно, главное – я слышу его голос.
– Ладно.
Он прижимает меня к себе. Кладу голову ему на грудь, вдыхаю его запах, ни с чем не сравнимый, как запах можжевельника или дождя в пустыне.
– Мы никогда не расстанемся, я найду тебя где угодно. – Джаред в своем репертуаре: не может говорить серьезно. – Даже если спрячешься. В игре в прятки мне нет равных.
– Чур, считать до десяти.
– И не подглядывать.
– Идет, – бормочу я, стараясь скрыть слезы.
– Не бойся, все будет в порядке. Ты сильная, быстрая и умная. – Кажется, он убеждает не меня, а себя.
Почему я его покидаю? Шансов, что Шэрон осталась человеком, ничтожно мало. Правда, когда я увидела по телевизору ее лицо, у меня не возникло никаких сомнений.
Это была обычная вылазка за продуктами. Обчищая холодильник и кладовую, мы включили телевизор – как всегда, когда чувствовали, что нас никто не потревожит. Решили узнать прогноз погоды; не смотреть же смертельно скучные прилизанные репортажи, которые паразиты называют новостями. Мое внимание привлекли волосы – ярко-рыжие, почти красные. И взгляд, мельком брошенный на камеру, словно говорящий: «Я невидимка; вы меня не видите». Она шла недостаточно медленно, слишком явно стараясь держаться как ни в чем не бывало, слиться с толпой.
Похитители тел так не ходят.
Что Шэрон делает в огромном Чикаго? Может, есть и другие? Нужно отправляться на поиски, это не обсуждается. Если где-то остались люди, мы обязаны их найти.
Придется идти одной. От любого другого Шэрон убежит – от меня тоже, но, может, сперва хотя бы выслушает. Я знаю, где она прячется.
– А ты? – сдавленным голосом спрашиваю я. Нет сил выносить затянувшееся прощание. – С тобой все будет в порядке?
– Нас никому не разлучить – ни Богу, ни черту.
Не давая возможности перевести дух или вытереть слезы, Мелани окунает меня с головой в следующее воспоминание.
Джейми свернулся клубочком у меня под рукой – уже не помещается. Ему постоянно приходится подбирать длинные неуклюжие конечности. Его руки наливаются силой, но в душе он еще ребенок, дрожащий и напуганный. Джаред загружает машину. Будь он здесь, Джейми не стал бы выказывать страх. Он хочет быть храбрым, как Джаред.
– Я боюсь, – шепчет он.
Целую его волосы цвета ночи. Даже здесь, среди колючих смолистых деревьев, они пахнут пылью и солнцем. Джейми – часть меня; разделить нас – все равно что резать по живому.
– С Джаредом ты в безопасности. – Несмотря ни на что, стараюсь держаться уверенно.
– Знаю. Я боюсь за тебя. Что ты не вернешься. Как папа.
Вздрагиваю, вспоминая ужас, боль и страх, которые испытала, когда пропал отец, – правда, через некоторое время его тело вернулось и привело к нам Ищеек. Нельзя допустить, чтобы Джейми снова пережил подобное!
– Я вернусь. Я всегда возвращаюсь.
– Мне страшно, – повторяет мальчик.
Нужно быть храброй во что бы то ни стало.
– Обещаю, все будет хорошо. Я вернусь, честное слово. Ты же знаешь, я никогда тебя не обманываю.
Его дрожь стихает. Он мне верит. Он в меня верит.
И еще одно воспоминание:
Слышу шаги этажом ниже. Через несколько минут или секунд меня обнаружат. Корябаю несколько слов на обрывке газеты. Неразборчиво, но если Джаред найдет записку, то поймет.
Не успела. Люблю тебя и Джейми. Домой не возвращайтесь.
Я не только разбила им сердце, но и лишила укрытия. Представляю наш маленький домик в ущелье заброшенным, теперь уже навсегда. А если не заброшенным, то ставшим могилой. Вижу, как мое тело приводит туда Ищеек. Улыбку на своем лице, когда мы ловим их там…
– Хватит, – сказала я вслух, корчась от невыносимой боли. – Хватит! Я все поняла! Теперь я не могу жить без них. Довольна? Выхода нет – остается только от тебя избавиться. Хочешь, чтобы в тебе поселилась Искательница? Ох! – Меня передернуло от отвращения, словно это мне предстояло впустить ее в свое тело.
Есть и другой выход, – тихо произнесла Мелани.
– Неужели? Какой же?
Открой глаза – и увидишь.
Я по-прежнему смотрела на горный пик, вздымающийся над равниной. Мелани заставила меня провести взглядом по неровному гребню с двумя зубцами.
Плавная кривая, резкий поворот на север, а затем сразу – в обратную сторону, потом снова на север, на этот раз дольше, после этого внезапный спуск на юг, постепенно переходящий в пологую кривую.
Не на север и на юг, как мне представлялось в ее разрозненных воспоминаниях, а вверх и вниз.
Очертания горного пика.
Вот они, линии, ведущие к Джареду и Джейми. Первая линия, стартовая точка.
Я могу их найти.
Мы можем их найти,– поправила Мелани.– Ты не знаешь весь путь. Как и с хижиной, я не показывала тебе всего.
– Не понимаю. Куда может привести гора? – Сердце забилось быстрее. Джаред, Джейми. Они где-то рядом.
Мелани показала мне ответ.
– Это просто линии. А дядя Джеб – старый безумец. Ненормальный, как и другие мои родственнички. – Я пытаюсь вырвать альбом из рук Джареда, но тот даже не замечает моих усилий.
– Такой же ненормальный, как мама Шэрон? – уточняет он, не сводя взгляда с карандашных линий, уродующих заднюю обложку старого фотоальбома. Это единственная вещь, уцелевшая за годы скитаний. Даже каракули чокнутого дяди Джеба, оставленные во время его последнего посещения, теперь внушают нежные чувства.
– Пожалуй, ты прав. – Если Шэрон еще жива, то оттого, что ее мать, полоумная тетя Мэгги, могла дать полоумному дяде Джебу большую фору в борьбе за звание самого чокнутого из семейки Страйдеров. Моего отца фамильное безумие практически не коснулось – по крайней мере, у него не было бункера на заднем дворе, – зато его сестра и братья – тетя Мэгги, дядя Джеб и дядя Гай – ревностно верили в теории заговора. Дядя Гай умер еще до вторжения; он погиб в дорожной аварии, настолько обыкновенной, что даже Мэгги и Джебу не удалось ни к чему придраться.
Отец любовно называл их психами.
– Пожалуй, пора навестить психов, – объявлял он, а мама стонала (поэтому подобные объявления делались крайне редко).
В один из нечастых визитов в Чикаго Шэрон затащила меня в убежище матери. Мы, конечно же, попались – тетушка повсюду наставила ловушек. Шэрон здорово влетело, и хотя я поклялась хранить молчание, думаю, тетя Мэгги построила себе новое укрытие.
Но я помню, где находится то, первое. Представляю, как Шэрон живет там, словно Анна Франк, в оккупированном городе, среди врагов. Нужно ее найти и забрать с собой.
– Чокнутые должны были выжить, – прерывает Джаред мои воспоминания. – Те, кто всюду видел Большого Брата. Те, кто подозревал всех и вся еще до того, как люди стали по-настоящему опасны. Те, кто заранее подготовил убежище. – Он ухмыляется, внимательно изучая обложку альбома. Его голос мрачнеет. – Такие, как мой отец. Если бы они с братьями спрятались, а не сражались… то были бы живы.
– Тут я с тобой согласна, – мягко говорю я, слыша боль в его голосе. – Но эти линии ничего не значат.
– Повтори, что он сказал, когда их нарисовал.
Вздыхаю.
– Дядя Джеб пытался убедить отца, что никому нельзя доверять. Папа отшучивался. Джеб схватил со стола фотоальбом и принялся… чуть ли не вырезать карандашом линии на задней обложке. Отец рассердился и сказал, что мама будет ругаться. Джеб ответил: «Значит, мать Линды позвала вас всех в гости? Вот так, ни с того ни с сего? И расстроилась, что поехала только Линда? Говорю тебе, Тревор: когда твоя жена вернется, она не будет ругаться. Может, поворчит немного для вида, но разницу ты заметишь». – Тогда его слова казались бессмыслицей, но отец сильно разозлился и выгнал дядю Джеба из дома. Дядя не уходил, все предостерегал нас не ждать, пока будет поздно. «Не давайся им, девочка, – сказал он мне. – Начни сначала и следуй за линиями. Дядя Джеб подготовил для тебя безопасное место». А потом папа вытолкал его за дверь.
Джаред рассеянно кивает, по-прежнему изучая альбом.
– Начало… линии… они должны что-то значить.
– Думаешь? С виду просто каракули. На карту не похоже. Они даже не соединяются друг с другом.
– Первый рисунок что-то напоминает. Могу поклясться, нечто подобное я уже где-то видел.
Вздыхаю.
– Может, он рассказал тете Мэгги и у нее есть карта получше.
– Возможно, – соглашается Джаред и продолжает изучать рисунки дяди Джеба.
Мелани потащила меня в прошлое, в гораздо более раннее воспоминание, которое долго от нее ускользало. Я с удивлением поняла, что она соединила эти два воспоминания – старое и новое – лишь недавно, уже после моего появления. Потому-то линии, одна из самых ценных ее тайн, и просочились сквозь глухую стену – слишком внезапно она обнаружила разгадку.
В этом смазанном первом воспоминании Мелани сидит у отца на коленях и держит в пухлых детских ручках тот же альбом, только менее потрепанный. Очень странное ощущение – видеть своего носителя ребенком.
Альбом открыт на первой странице.
– Помнишь, где это? – спрашивает папа, указывая на старую фотографию. За долгие годы бумага совсем истончилась – снимок сделал еще прапрадедушка.
– Отсюда начался род Страйдеров, – отвечаю я, как учили.
– Верно. Это наше первое ранчо. Однажды ты была там, только, наверное, ничего не помнишь. Кажется, года полтора тебе было. – Папа смеется. – Эта земля принадлежала Страйдерам с самого начала…
Затем – выцветшая черно-белая фотография. Мелани видела ее тысячу раз, толком не понимая, что именно здесь изображено. Маленький деревянный дом на краю пустыни. На переднем плане – ограда из деревянных реек. Между оградой и домом – несколько лошадей. А сзади – четкий узнаваемый силуэт…
По верхнему краю снимка карандашом нацарапано несколько слов:
«Ранчо Страйдеров, 1904 год; утро в тени…»
– Пикачо-Пик, – тихо произнесла я.
Он тоже догадается, даже если они так и не нашли Шэрон. Джаред умнее, чем я, и у него есть фотография; возможно, он понял раньше меня… Может, он совсем рядом…
При этой мысли Мелани охватил такой восторг, что глухая стена вдруг исчезла.
Теперь я увидела весь их путь с Джаредом и Джейми, занявший несколько недель, – через всю страну, по ночам, в неприметной краденой машине. Увидела, как она рассталась с ними недалеко от Чикаго, в лесопарке, таком непохожем на привычную пустыню. Холодный лес, где ждали Джаред и Джейми, в некотором роде безопаснее чахлого пустынного кустарника – за толстыми ветвями проще укрыться. С другой стороны, незнакомые звуки и запахи казались гораздо более опасными.
Затем – воспоминание о разлуке, столь болезненное, что мы обе поспешили его пропустить. Далее – заброшенное здание, в котором скрывалась Мелани, наблюдая за домом через дорогу. Там, в потайном подвале, она надеялась найти Шэрон.
Зря я тебе показала,– устало проговорила Мелани. Натиск воспоминаний, попытки убедить и сдержать меня лишили ее сил.– Ты расскажешь им, где ее искать. Ты и ее убьешь.
– Да, – задумчиво произнесла я. – Это мой долг.
Зачем?– почти сонно прошелестела она.– Какая тебе от этого радость?
Я промолчала, не желая спорить.
Гора все приближалась. Скоро мы окажемся у ее подножия. Уже показался небольшой магазинчик и закусочная, рядом с которыми располагалась асфальтированная стоянка для домов на колесах. Там стояло лишь несколько трейлеров; из-за жары, пришедшей с наступающим летом, такой отдых становился некомфортным.
