Мечтать не вредно.
Разумеется, содержать водопровод в столь глухом месте – недопустимое расточительство; Души слишком дотошны, чтобы позволить подобное недоразумение. Тем не менее я покрутила ветхие ржавые краны; один развалился прямо у меня в руках.
Я опустилась на колени на жутком ковре, осторожно открыла дверцу одного из шкафчиков и пугливо отшатнулась, опасаясь потревожить какого-нибудь представителя местной фауны.
Первый оказался пустым; вместо задней стенки зияла дыра. В следующем, без дверцы, лежала пыльная стопка старых газет. Я с любопытством вытащила одну, стряхнула песок на грязный пол, прочитала дату.
Еще с человеческих времен. Но для подтверждения на дату можно было не смотреть.
«Мужчина заживо сжег трехлетнюю дочь», – гласил заголовок, сопровождаемый фотографией белокурой девочки с ангельским личиком. И это еще не первая страница, где публикуют самые ужасные новости. Далее – фото мужчины, разыскиваемого за убийство жены и детей, совершенное за два года до выхода газеты; в статье говорилось, что его видели в Мексике. Пьяный водитель сбил насмерть двоих, еще трое получили травмы. Преуспевающий местный банкир найден мертвым; возбуждено дело о мошенничестве и убийстве. Растлитель малолетних пошел на сделку со следствием и выпущен на свободу. В мусорном баке нашли трупы домашних животных.
Я с отвращением сунула газету подальше в буфет.
Это исключение, а не правило, – тихо произнесла Мелани, стараясь не позволить моему ужасу просочиться в ее воспоминания о тех годах и изменить их окраску.
Видишь, не зря мы думали, что под нашим управлением здесь станет гораздо лучше, а вы не заслуживаете доставшихся вам богатств.
Если хотели очистить планету, могли бы просто ее взорвать, – едко заметила она.
У ваших фантастов чересчур живое воображение; таких технологий у нас нет.
Моя шутка не показалась ей смешной.
Кроме того,– добавила я,– уничтожить ваш мир было бы чересчур расточительно. Земля – чудесная планета. Разумеется, за исключением этой отвратительной пустыни.
Именно так мы и догадались о вашем присутствии,– проговорила Мелани, снова вспомнив тошнотворные заголовки.– Из новостей исчезли криминальные сводки, педофилы и наркоманы толпами пошли сдаваться в больницы, все вокруг превратилось в сахарный сироп. Тут-то мы вас и вычислили.
Надо же, какой ужас! – Я потянула тугую дверцу следующего шкафчика и… наткнулась на сокровище.
– Крекеры! – Рядом с выцветшей мятой коробкой обнаружилась другая, раздавленная. – Кексики!
Смотри! – воскликнула Мелани. На верхней полке стояли три пыльных бутылки хлорного отбеливателя.
Зачем тебе хлорка? Плеснуть кому-нибудь в глаза? Разбить голову бутылкой?
К моему величайшему удовольствию, крекеры, хоть и превратились в крошево, сохранились в пластике. Я разорвала одну упаковку, высыпала крошки в рот и проглотила, не жуя.
Открой бутылку и понюхай,– велела Мелани, пропустив мое замечание мимо ушей.– Отец так хранил воду в гараже. Осадок от хлорки не дает воде зацвести.
Сейчас-сейчас. Я покончила с одним пакетиком крошек и взялась за второй. Черствые и несвежие, по сравнению с привкусом в пересохшем рту они казались амброзией. Лишь справившись с третьим, я заметила, как трещины на губах и углы рта горят от соли.
Надеясь, что Мелани не ошиблась, я потянулась за отбеливателем. Ослабевшие руки не слушались; у меня еле хватило сил поднять бутылку. Это нас встревожило. Как сильно ухудшилось наше состояние? Сколько еще мы сможем пройти?
Крышка оказалась слишком тугой, будто приплавилась. Наконец мне удалось открутить ее зубами. Я осторожно втянула носом воздух, не желая надышаться хлоркой. Химический запах почти не чувствовался. Определенно, там вода. Застоявшаяся, затхлая, но все-таки вода. Я сделала маленький глоток. Не горный родник, но сойдет. Я жадно припала губами к горлышку.
Полегче, – предупредила Мелани. Пришлось согласиться: нельзя бездумно транжирить чудом доставшееся сокровище. Теперь, когда боль от соли поутихла, мне захотелось съесть что-нибудь посущественнее. Я открыла коробку с раздавленными кексами и слизала три штуки.
Последний шкаф оказался пуст.
Едва голод улегся, нетерпение Мелани передалось и мне. Не встретив возражений, я погрузила запасы в рюкзак, пустые бутылки переложила в раковину. Емкости из-под отбеливателя оказались тяжелыми, но их вес успокаивал: сегодня мне не придется засыпать, страдая от голода и жажды. Вместе с глюкозой в крови забурлила энергия. Я решительно вышла из хижины навстречу слепящему солнцу.
Глава 12
Неудача
– Не может быть! Ты все перепутала! Как же так?
Я вгляделась в даль. К горлу подкатила тошнота. Неверие постепенно сменялось ужасом.
Вчера утром я съела последний раздавленный кекс. Вчера днем обнаружила сдвоенный пик и повернула на восток. Мелани показала мне последний ориентир, и я чуть не рехнулась от радости. Вчера вечером я допила последнюю воду. Так прошли четвертые сутки.
Нынешнее утро оставило смутное воспоминание о слепящем солнце и отчаянной надежде. Времени становилось все меньше, паника нарастала. Я обшарила взглядом горизонт в поисках ориентира: длинное плато, по бокам – невысокие вершины, похожие на часовых. Горы на севере и востоке сплошь утыканы зубцами, плато там просто не поместится…
В середине утра – солнце светило с востока, прямо в глаза, – я решила передохнуть. Меня напугала собственная слабость. Каждая мышца ныла, но не только от ходьбы, изнурения и сна на голой земле. Тело стремительно теряло влагу и отчаянно сопротивлялось. Мне долго не протянуть.
Я повернулась спиной к солнцу, чтобы уберечь глаза, и увидела…
Вот же оно, далеко-далеко на западе, – длинное, безошибочно узнаваемое плато, обрамленное вершинами-часовыми, дрожащее, словно мираж, темным облаком нависающее над пустыней. Все это время мы шли не туда. Теперь расстояние до последнего ориентира больше, чем мы преодолели за весь поход.
– Не может быть, – прошептала я.
Мелани замерла и лишилась дара речи, отчаянно пытаясь осознать ужасную действительность. Я разглядывала знакомые очертания гор, пока на меня не обрушилась тяжесть ее скорби и понимания, заставив упасть на колени. Безмолвный вопль – признание поражения – эхом отразился в голове, добавив новый уровень боли. Прерывистое дыхание перешло в беззвучный, бесслезный плач. Солнце светило в спину, опаляя волосы жаром.
К тому времени, как мне удалось взять себя в руки, тень под ногами сжалась в кружок. Превозмогая боль, я поднялась с земли. В кожу впились мелкие камушки. Я не потрудилась их отряхнуть. На западе, дразня, маячило заветное плато.
Наконец, толком не понимая зачем, я двинулась дальше. Одно было несомненно: я иду сама, по своей воле. Мелани сжалась у меня в мозгу – крошечная капсула боли, свернувшаяся в тугой клубок. Помощи от нее ждать не приходилось.
«Хрум, хрум…» – хрустел песок под ногами.
– Старый псих, – пробормотала я себе под нос. Из груди вырвался хриплый кашель, за которым последовала серия скрежещущих звуков, и только когда глаза защипало от непролившихся слез, я вдруг поняла, что смеюсь. – Здесь никогда… никого… не было! – Меня затрясло в припадке истерического хохота. Я брела вперед, словно пьяная, оставляя неровную цепочку следов.
Нет.– Мелани вышла из оцепенения, дабы защитить веру, за которую до сих пор цеплялась.– Наверное, я где-то ошиблась. Это я виновата.
Я снова рассмеялась, уже над ней. Обжигающий ветер унес мой смех.
Погоди, погоди… А вдруг они пошли тем же путем?
Ее неожиданный страх застал меня врасплох. Веселье как рукой сняло. Я поперхнулась горячим воздухом, лихорадочно завертела головой в поисках свидетельств, что я не первая жертва пустыни. Вокруг раскинулись бескрайние просторы, но взгляд невольно продолжал выискивать… останки.
Конечно нет,– успокаивала себя Мелани.– Джаред умный. Он ни за что не пошел бы сюда без подготовки. Он не станет подвергать Джейми опасности.
Ну разумеется,– ответила я, отчаянно надеясь, что это правда.– Во всей вселенной не найдется других таких дураков, как мы. Джаред сюда и не сунулся. Скорее всего, вообще не догадался. Жаль, что ты такая догадливая.
Ноги продолжали нести меня вперед. До горы слишком далеко. Идти не имеет смысла. Даже если мы чудесным образом окажемся у цели, что тогда? Там ничего нет. Не от кого ждать спасения.
– Мы умрем, – проговорила я. Удивительно, но в моем сиплом голосе не было страха, просто констатация факта. Солнце жаркое. Пустыня сухая. Мы умрем.
Да. – Мелани тоже не выказала волнения. Проще принять смерть, чем смириться с тем, что все наши усилия оказались впустую.
– Тебя это не беспокоит?
Она немного подумала.
По крайней мере, я не опустила руки. И победила. Я их не выдала. Сделала все возможное, чтобы их найти. Старалась сдержать слово… Я умираю ради них.
Я смогла ответить только через девятнадцать шагов. Девятнадцать раз под ногами бесполезно хрустнул песок.
– А ради чего умираю я? – Иссушенные слезные каналы снова защипало. – Потому что проиграла? Поэтому?
Я насчитала тридцать четыре шага, прежде чем Мелани подала голос.
Нет, я так не думаю. Наверное… ты умираешь, чтобы стать человеком.– Она уловила двойной смысл фразы, и в ее мыслях мелькнула улыбка.– Посетив столько планет, сменив столько носителей, ты наконец нашла место и тело, ради которых готова умереть. Мне кажется, ты обрела свой дом, Странница.
Песок хрустнул десять раз.
У меня не осталось сил шевелить губами. Жаль, не получилось задержаться здесь подольше.
Я не вполне поняла смысл ее ответа. Вероятно, Мелани пыталась меня подбодрить, в благодарность за то, что я притащила ее сюда умирать. Она победила; осталась в своем теле до конца.
Шаги начали замедляться. Мышцы умоляли о пощаде, будто я могла чем-то помочь. Наверное, я бы остановилась, однако Мелани оказалась настойчивее.
Теперь я ощущала ее во всем теле. Шаг стал шире и ровнее. Усилием воли она тащила мой полумертвый остов к недостижимой цели.
Эта бессмысленная борьба принесла ей некоторую радость. Из-за слабости я теряла контроль над телом – нашим общим телом, – а Мелани обретала. Она упивалась свободой шевелить руками и ногами, двигаться по собственной воле, пусть и без толку. Даже мысль о медленной смерти меркла перед этим наслаждением.
Как думаешь, что будет, когда мы умрем? – спросила она, пока мы шагали навстречу неминуемой гибели.
Ничего,– твердо, уверенно ответила я.– Поэтому мы называем такую смерть окончательной.
Души не верят в загробную жизнь?
У нас и так много жизней. Ждать чего-то еще… пожалуй, слишком. Каждый раз, покидая носителя, мы умираем, а вселяясь в следующего – возрождаемся. Здесь же я умру навсегда.
Последовало долгое молчание. Ноги двигались все медленнее.
А ты?– наконец спросила я.– Ты веришь в жизнь после смерти, даже после всего, что случилось? – Я всколыхнула в ее памяти воспоминания о конце человеческого мира.
Думаю, кое-что никогда не умирает.
Мы обе понимали, о чем она. Любовь, которую мы испытывали к Джареду и Джейми, действительно казалась вечной. Пожалуй, даже у смерти не хватит сил уничтожить столь живительное и неугасимое чувство. Возможно, эта любовь продолжит жить вместе с Мелани в каком-нибудь сказочном месте с жемчужными вратами. Но не со мной.
Легче ли мне станет без этой любви? Вряд ли. Теперь она часть меня.
Мы протянули всего несколько часов. Даже Мелани, с ее несокрушимой волей, не могла поддерживать наше угасающее тело. Мы почти ничего не видели, с трудом глотали раскаленный воздух в надежде вытянуть хоть каплю кислорода. С губ срывались хриплые стоны.
В такую передрягу ты еще не попадала, – слабо поддразнила я. Мы брели к сухому дереву, возвышающемуся на несколько футов над кустарником. Хорошо бы ухватить несколько клочков тени, прежде чем мы свалимся замертво.
Да,– согласилась Мелани.– Не попадала.
Мы добрались до цели. Едва мертвое дерево распростерло над нами свою прозрачную тень, ноги подогнулись. Мы лежали на земле, мечтая больше никогда не чувствовать проклятое солнце, глотая горячий воздух, слушая свое хриплое дыхание.
Наконец мы закрыли глаза. Веки изнутри были яркими и красными. Мы больше не чувствовали слабого покрова тени; возможно, она сместилась.
Сколько еще? – спросила я.
Не знаю. Раньше мне не приходилось умирать.
Час? Больше?
Понятия не имею.
Где койот, когда он так нужен?
Может, нам повезет… не попасть к когтистым тварям… – Мысли Мелани бессвязно блуждали.
Это был наш последний разговор. Невозможно сосредоточиться, чтобы сложить слова в предложения. Боль казалась невыносимой. Каждая мышца мучительно сокращалась, сражаясь со смертью.
Мы же с Мелани не сражались, просто ждали, перебирая обрывки воспоминаний. Пока мы еще находились в сознании, то напевали колыбельную – ту самую, которой успокаивали Джейми, когда холод, голод и страх не давали уснуть. Мальчик уткнулся головой нам в плечо, мы обняли его, а потом будто сами уткнулись в чье-то плечо, и нас убаюкала другая колыбельная.
Под веками потемнело, но не от смерти. Опустилась ночь, и нам стало грустно. Без дневной жары мы протянем дольше.
Ни времени, ни пространства, лишь темнота и тишина. А потом послышался звук.
Сперва мы решили – показалось. Может, наконец явился койот. Хотелось ли нам этого? Неизвестно.
Что-то встряхнуло нас, потянуло за вялые руки. Вот бы все произошло быстро. Мы ожидали укуса. Вместо этого последовал толчок, и наше лицо оказалось обращенным к небу.
На него хлынула вода – холодная, невероятная. Она потекла по глазам, смывая песок. Веки затрепетали. Мы моргнули.
Плевать на песок в глазах. Наш рот раскрывался и закрывался в поисках влаги, как клюв только что вылупившегося птенца.
Кажется, где-то рядом послышался вздох.
Наконец вода хлынула в рот. Мы глотнули, поперхнулись. Вода пропала, наши слабые руки потянулись к ней. Кто-то похлопал нас по спине, дыхание восстановилось. Руки отчаянно хватали воздух в поисках воды.
Опять раздался вздох.
Что-то прижалось к нашим растрескавшимся губам, вода хлынула снова. Мы жадно глотали, стараясь не поперхнуться. Главное – чтобы воду не забрали.
Мы пили, пока не заболел желудок. Вода превратилась в тонкую струйку, иссякла, и мы протестующе вскрикнули. К губам снова прижался ободок. Мы продолжили пить, пока сосуд не опустел.
Еще один глоток – и желудок взорвется. Мы моргнули, кое-как сфокусировали взгляд, пытаясь найти источник воды. Темно, на небе ни звездочки. Мы моргнули еще раз и поняли, что темнота гораздо ближе, чем небо. Над нами навис зловещий черный силуэт.
Зашуршала ткань, хрустнул песок под каблуком. Послышался звук расстегиваемой молнии, оглушительный во мраке ночи.
