– Как скажешь, Марьюшка, – не стала спорить Вацлава, – как скажешь.
Марья осмотрела рукава, убедилась, что на ткани нет ни единого пятнышка, и довольно улыбнулась. Оставалось вплыть в трапезную лебедицей и сесть рядом с отцом.
Вацлава повела ее по терему, да с таким трепетом, словно там ее ждали не чародеи, а дружки жениха. Но ничего, нельзя винить нянюшку в этом – уж слишком сильно та желала услышать свадебные бубенцы. А может, показалось? Такой же морок, как и видения, преследовавшие Марью? Она невесело усмехнулась: так и с ума сойти можно.
Из-под дверей трапезной доносились шум и стук кружек. Уже пили и перемывали кости друг другу и соседям. Марья вздохнула: главное – не смотреть ни на кого и ступать ровно. Сердце билось бешеной птицей. Но ничего, не впервой.
Как только стража распахнула двери, Марья плавно пошла к отцу. Шум стих. Чародеи – кто с резами на лицах, кто с оберегами – уставились на нее. Оценивающе, неприветливо, с недоверием. Эх, как бы не задумали чего!
Таков уж был Совет – как зверь, готовый растерзать любого, кто не по нраву. Даром что в трапезной пахло хмелем, медом и мясом – никакая снедь не могла перебить запах тревоги. Он забирался в душу и травил ее.
– Ну вот и дочь моя, – радостно произнес отец, – княжна Марья!
Гости заулыбались, натянуто, неискренне. Марья прошла мимо, склонила голову перед отцом, улыбнулась и уселась рядом с ним. Лишь после ей удалось осмотреться внимательнее и… с трудом сдержать тяжелый вздох. Из всего Совета явились трое, чуть меньше половины.
Три главы чародейских родов, что передавали дар по крови и не признавали чужаков. Ходили слухи, что однажды – кажется, целую сотню весен назад – в княжестве объявился чародей, рожденный от какого-то пастуха. Едва попав в Гданец, он пропал без вести. В тереме о нем не говорили, хотя Вацлава сказывала, будто его нарекли вруном и обратили в пепел. Правда ли это? Да кто разберет!
Впрочем, Совет действительно не менялся. Они не принимали ни ведуний, ни травников, ни прочую чернь. Их можно было понять: где простой человек, пусть и благословленный богами, и где они, великие и могучие! Настолько, что едва снизошли до жалкой княжны. Большинство не прислали даже подручных, решив не утруждать себя.
– Здравствуйте, гости дорогие, – заговорила она. – Не стесняйтесь – ешьте да пейте!
Но возвращаться к еде никто не спешил. Чародеи переглядывались, хмыкали и перебирали обереги. Еще бы: сразу поняли, что позвали их не просто так. Что ж, значит, тянуть не следовало.
– Послушайте! – не выдержала Марья. Теперь все взгляды устремились на нее. – Я звала вас – и вы откликнулись, теперь же прошу послушать. Я хочу поговорить о том, что находится вдали, но влияет на нас. Наши враги наступают на пару с зимой. Все уже знают о Ржевице, а завтра что? – ох, как же складно плелось! Словно боги говорили через Марью. – А я знаю что! Огнебужские ломятся в Черногорье, и неспроста. Сами знаете, какая сила там спрятана. Не на этой седмице, так на следующей подступят к скалам… – она замялась. Стоит ли говорить о задуманном напрямую? – Почему бы нам не использовать эту силу? Наше войско уже не то, что прежде…
По лавкам прокатился гул. Звякнули золоченые бубенцы – то тряхнула косой Ярина Ясная. Нахмурил густые брови Мстислав Огнебурый, клацнул челюстью Руболюб. Только отец продолжил сидеть прямо; очи его словно покрылись туманом: не было в них ни ясности, ни прежнего огня.
– Безумие! – воскликнул Мстислав Огнебурый. – Твоя забота радует мое сердце, княжна, но, позволю напомнить, чародея не просто так заточили в горы. Знаешь ли ты, какое зло он разносил по всему свету?
– Нам вообще не нужно вспоминать его, – цокнула языком Ярина Ясная. – Это… не к добру.
Марья успела заметить ее заминку. Да, до недавнего времени никто не вспоминал о Лихославе. Все будто позабыли, что породило войну.
– Мы делаем все возможное, – холодно продолжил Мстислав Огнебурый. – Наши лучшие витязи и слуги сдерживают врага, и этого хватает.
– Но мы проигрываем, – мрачно продолжила Марья.
На лице Руболюба промелькнула усмешка. Да уж, потешно ему сидеть тут, в ладно скроенном кафтане, с мечом, который он носит на поясе разве что для вида! Встать бы да плеснуть ему в лицо колодезной водицы, чтобы пришел в себя, да только так поступают лишь неразумные девки.
– Едва ли, – дернул головой Мстислав Огнебурый. – Не тебе о том судить, княжна.
– Краса да ум, – оскалился Руболюб, – редко ходят вместе. Да, злые языки говорят, будто мы отсиживаемся в стороне. Нужно ли им верить? Им, которые не знают, чем нам пришлось пожертвовать ради княжества и князя.
– Служение Моровецкому роду, – вторил ему Мстислав Огнебурый, – наш долг. Мы отдаем его не одно столетие. Так можно ли сомневаться?..
– Сомнение подобно оскорблению, – недобро прищурился Руболюб. – Но ты ведь, княжна, не хотела нас оскорбить, не так ли?
У Марьи голова пошла кругом. Она моргнула, подняла взгляд – и чуть не открыла рот от удивления. Вместо чародеев на лавке сидели чудовища: свиные рожи, волчьи лапы да раздутые животы. Из приоткрытых пастей вытекала черная жижа, а лапы тянулись к еде. О, как сильно каждый из них желал опустошить миски, сгрести побольше и съесть! Жижа сочилась – а лапы все пихали да пихали печеное мясо, пироги, квас. До чего же гадко! Марья отряхнулась, поправила рукава и – о диво! – страшное видение пропало без следа. Странное дело!
– Я думаю, – заговорила Ярина Ясная, – что у княжны мягкое сердце. Получив плохие вести, она встревожилась и решила, что нужно срочно что-то сделать. Но говорит в ней не холодный ум.
– Может, ты знаешь то, что неизвестно мне? – прищурилась Марья.
– О-о-о, – протянула Ярина Ясная, – княжна, гонцы первым делом несут вести нам. С тех пор, как сожгли Ржевицу, прошло полторы седмицы. Огнебужские и впрямь пытаются взять в кольцо Черногорье, но у них ничего не выходит.
– Верно! – добавил Руболюб. – Мы держим их, а там, глядишь – и через день-другой начнем теснить. Отомстим и за Ржевицу, и за заставы!
– Княжна может не тревожиться, – улыбнулась Ярина Ясная. – Мы справляемся.
– Будь все плохо, мы бы не сидели здесь, – фыркнул Мстислав Огнебурый. – Ты же не держишь нас за трусов, княжна?
– Мы не сомневаемся в вас, – послышался хриплый голос отца. – Совет всегда помогал нашему роду.
Марья вздрогнула от удивления. Надо же – заговорил! А ведь за последние седмицы он ронял всего несколько пустых слов на пирах и редко ступал дальше спальни. То ли захворал, то ли совсем ослабел от долгой жизни – кто его знает. Любомила – и та порой разводила руками.
Марья опустила голову и кивнула, несмотря на злобу, что змеей затаилась внутри. Чародеи врали – все как один. Эти медовые улыбки, снисходительные взгляды, знакомые с детства бегающие глаза… О, не зря князь создал птичник, верный лишь их роду! Конечно, перевертышам не сравниться с Советом, но это лучше, чем ничего.
– Если все так… – Марья сделала глоток земляничного отвара. Ох и медовый! Как речи чародеев. – То мы можем выдохнуть и не думать о Черногорье.
– Да, – кивнул Мстислав Огнебурый. – Напомню еще раз: об этом проклятом месте не стоит вспоминать!
На том и порешили. Чародеи увидели в Марье глупую наивную княжну, Марья в них – мудрых советников. Славный морок получился – любая ведунья позавидовала бы.
Отец оставался в стороне. Мало пил, ел – больше слушал и кивал. Наверняка у него были свои мысли, но делиться ими при чародеях никак нельзя. Лишь когда их разморило и начались пляски скоморохов, которых позвали для «дорогих гостей», отец взял Марью за руку и прошептал:
– Не волнуйся, дочка. Я послал Сытника к скалам. Он все разведает и вернется с вестями.
На миг Марья забыла, что надо улыбаться и пировать – сердце сжалось. Сытник! Он был хорош в ратном деле, но путался, если приходилось иметь дело с чарами. Сколько раз Любомила избавляла его от чужих проклятий! Сколько оберегов на него потратила! Даром что сова!
– Только его? – Марья натянуто улыбнулась. Хоть бы никто ничего не заметил!
Князь кивнул и приподнял чашу с отваром, чтобы выпить в честь гостей. В очередной раз.
Чародеи последовали совету Марьи. Они, как те чудовища, принялись есть от души, сгребая из мисок все, что вкусно пахло, запивали и ухмылялись, нахваливая князя. Как всегда. Не заботил их ни голод, что гулял за пределами столицы, ни война. Да они вообще не хотели ничего менять! Зачем, когда и без того сытно живется?
Привыкли пользоваться славой родов, мол, заточили великую тьму, защищали княжество столетиями, и за это их ценили и боялись. Да вот беда: нынешний Совет отличался от первого и могуществом, и желанием бросаться вперед. Будь их воля, воины остановили бы врага еще у Ржевицы. Да и соседние страны подтянулись бы, ведь у той же Ярины Ясной хватало красноречия. Что ей мешало отправиться к степнякам и попросить помощи?
Не зря поговаривали, что Совет изжил себя. Даже некоторые бояре намекали на то отцу, а порой и сами выступали против Совета, да вот беда: через время от их пыла не оставалось и следа.
Марья кисло посмотрела на отца. Тот же туманный взгляд. Неужели он настолько испугался чародеев, что нырнул в думы? А может, захмелел или осторожничал. Бывали ведь дни, когда он раздавал наказы и много говорил с дружиной; жаль, что их становилось меньше. Смерть – Марья чувствовала это – ходила вокруг него, вилась у сафьяновых сапог и давала о себе знать, захлестывая его душу волнами бессилия.
– Тебе не кажутся странными их ответы? – шепнула Марья ему. – Что, если войско дойдет до Гданеца?
– Они готовы к этому, – неохотно отозвался он. – Меня… убедили, что мы справимся.
Ха! Как бы не так! Все вокруг кричало, что чародеи нарочно бездействуют, словно их… О, нет, они не могли предать! Ладно народ, города и пшеничные поля, но ведь у них в Гданеце расписные терема. А еще за эту землю проливали кровь их предки.
Нет, тут другое: эти люди не видели войны, не знали, насколько ценна жизнь, а точнее – не желали замечать ничего, кроме собственных скрынь. Гданец жил, торговал, расширялся, а все остальное их не беспокоило.
Им никак нельзя доверять. Придется все-таки самой. Надо только подготовиться. О, сколько работы! Бегать Марье целую седмицу или две, собирая обереги, разведывая, что творится в округе, выбирая одежду попроще. А еще ведь надо выяснить про Лихослава…
Марья вздохнула. Сама она дорогу не осилит, это ясно. Значит, уговорит Дербника, больше довериться некому. Он выводил ее в город, он может повести и дальше. А там уж как боги решат. И хорошо бы до Дня птиц успеть: в суматохе-то не сразу заметят. Пока обряд проведут, пока после соберутся, пока поймут, что к чему, – Марья будет далеко.
2
Разведай, вынюхай, а зачем – непонятно. Ох, хитер Пугач! Напоил хмелем, уговорил и стал терпеливо выжидать. Ни словом не обмолвился за целую седмицу – лишь косился в сторону Зденки. Как будто оно было так просто!
Не нравилось Зденке лезть в душу Дербнику, ковырять старые раны ради невесть чего. Обещала? Так ведь хмельной была! Но слово не воробей. Всю седмицу Зденка не билась ни с кем, кроме Дербника. Глядела на него, задумчивого, спрашивала, сама рассказывала – про добротные стрелы, про сговорчивого кузнеца да про травника, что вился в птичнике заместо Любомилы. Без толку – не знал Дербник ничего. А может, притворялся хорошо.
Оно-то ведь как: вроде статный, крепкий, а стоит посмотреть в сердце, так там другое вовсе. Княжна не звала Дербника к себе – лишь глядела на птичник из окошка. Наверное, раздумывала, хватит ли их для защиты столицы.
Зденка ответила бы ругательством, Сытник же… Э, да что Сытник! Уехал их хозяин полседмицы назад. Теперь всем заправлял Пугач. Он тоже не давал спуску. Особенно тяжко пришлось птенцам. Их-то при Сытнике не трогали толком – мало ли, вдруг все погибнут на посвящении?
Зденка зевнула и склонилась над корытцем, чтобы промыть глаза. С каждым днем все сложнее было вставать, выползать из-под покрывала, разминаться и завтракать вместе с остальными. Холодно, зябко, ветрено. Ступаешь по мокрым листьям – и кривишься.
Мимо Зденки прошел витязь. И чего он тут забыл? Стража-то либо по местам стояла, либо в гриднице[21 -
Помещение для витязей в княжеском тереме.]грелась. Некоторые еще за дорогими гостями ходили – следили, чтобы никто не обидел.
Стражник тем временем подошел к Дербнику, шепнул что-то на ухо и развернулся. Дербника всего пробрало – аж румянец на щеках заиграл. Зденка поморщилась и стукнула кулаком в стену от досады. Вспомнила-таки княжна!
Нет, на саму Марью грех было наговаривать, но ведь оплетала она Дербника, хватала рукой за сердце, сжимала в нужный миг, а после пропадала, растворялась, словно морок поутру. А Дербник и рад! Ой глупец!
«Пугачу расскажу, пусть порадуется», – Зденка злобно усмехнулась, но тут же поежилась. Другая мысль устрашила ее: а что, если Пугач не зря ее выбрал – понял, что ей самой будет любопытно? Да нет, не мог он узнать. Ну росла Зденка вместе с Дербником, ну дружили они – и что с того?
А Дербник, повеселевший, побежал ко входу в терем. Зденка выпрямилась, выждала немного и тихонько двинулась следом. Лестница, еще одна – и поворот. Едва слышно, озираясь по сторонам и прячась среди теней. Дербник завернул к ходу для слуг – Зденка прокралась за ним. Боги, ну почему в тереме так ярко? Неужели им не жалко заговоренных свечей? А если Любомила неправильно заговорила? Тогда ведь и пожар случится!
Как все раздражало! Зденка шагала след во след, минуя скрипучие ступеньки. Лестница вильнула – вдали показалась расписная дверь. Неужто покои княжны? Ох бесстыдница! Дербник постучался трижды, и ему отворили.
Зденка осмотрелась: лестница заканчивалась, а возле двери – вот ведь диво! – никого не было. Куда подевалась стража? Марья отозвала? Ну-ну.
– Тень мглистая, высокая, – зашептала Зденка, – стань со мной одним, укрой собой от всех.
Заговор сработал: Зденка почти слилась с тенями. Если кто и заметит, то подумает, что померещилось. Теперь можно было подойти к двери и вслушаться.
– Ты просишь о невозможном! – кричал Дербник. – Княжна, одумайся!
– Это ты подумай! – недобро шикала Марья. – Мой род начал войну и мой род должен ее закончить, иначе все перемрем!
– Сытник все разведает. Дай ему время!
– Нет у нас времени! – кажется, она топнула ногой. – Нет его, понимаешь! Либо мы это сделаем, либо наши враги!
– Ты не можешь решать за всех! – отчаянно продолжал Дербник. – Надо созвать вече, Совет хотя бы… С боярами поговорить!
– Уже созывали, – качнула головой Марья, – со мной заговорили лишь трое из девяти, да и те только за себя переживают. Не удивлюсь, если они переметнутся.
– Княжна-княжна, – вздохнул он, – неужели нельзя ничего другого придумать?
– Ни один чародей, ни одна ведунья на такое не согласится, – отозвалась Марья. – Сытник не чародей, он не знает, не слышит всего. А я слышу, потому что кровью повязана!
– Не знаю, княжна, – отчаяние сменилось сомнением. – Пусть будет твоя воля.
– Я буду ждать, – Марья, кажется, прошлась по светлице. – Выскользнем посреди праздника – и никто не заметит.
– Твоя воля, княжна, – повторил Дербник.
Они начали прощаться – и вовремя: с другого конца послышались голоса стражников. Зденка тихонько пошла вдоль стены. Заговор еще работал: она сливалась с чернотой, вилась змеей среди пляшущих теней – и ни один людской глаз не мог увидеть ее. В сенях Зденка вышла на свет и спокойно зашагала к птичнику, обдумывая услышанное.
Выходит, княжна собиралась в Черногорье невесть зачем. На скалы полюбоваться захотелось? Или на чары? Невеселое, безумное дельце! Но рассказывать ли Пугачу? Вдруг его уже давно Огнебужские перекупили? Тогда Зденка подставит княжну под удар.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию (https://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=71979145&lfrom=174836202&ffile=1) на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
notes
Примечания
1
Речь идет о женском архетипе (здесь и далее – прим. автора)
2
